Burning for your touch

ЭВЕН

На следующий день Исак спит допоздна. Эвен не будит его, потому что по себе знает, насколько важен полноценный сон после изматывающего нервного срыва. Он проверяет, чтобы шторы были задёрнуты, а температура в комнате оставалась комфортной. Он садится на краешек кровати и какое-то время наблюдает за спящим Исаком. Он любит смотреть, как Исак спит, так было всегда. Он выглядит таким нежным, когда разум не заставляет его быть жёстким и резким. Он выглядит, как тот парень, который заботился о нём, когда Эвен снова оказался на дне. Эвен наклоняется и прижимается губами ко лбу Исака, задерживается в этом положении, когда чувствует, как Исак во сне начинает тереться о его лицо. Это мило. Эвену хотелось бы, чтобы Исак чаще разрешал себe быть милым. Эвен даёт ему поспать ещё немного. . — Так, нам нужно определиться с какими-то базовыми правилами поведения в этом доме, — говорит Юлие, когда он заходит на кухню. — Мам, — Эвен закатывает глаза. — Я безумно люблю Исака, но не могли бы мы ограничить количество нервных срывов, случающихся у моего порога посреди ночи? — У него сейчас трудное время. Услышав это, Юлие присаживается на один из стульев. — Как он? — спрашивает она. — Я не знаю, — вздыхает Эвен. — Но нехорошо. Я говорил с Эскилем и его сестрой Леа, и, кажется, этот срыв был кульминацией после череды неприятностей. Юлие задумчиво кивает. — У него есть кто-то, с кем он мог бы поговорить? — Он не тот человек, который готов говорить. По крайней мере тогда, когда это важно. — Может, ты сможешь его убедить? — с улыбкой произносит она. — Тебе необязательно быть этим человеком. Ты ведь знаешь? — Не знаю. — Ты можешь хотеть поддержать кого-то, но при этом тебе необязательно в буквальном смысле взваливать на себя всю его боль. Это трудная работа, понимаешь? Вот почему есть люди, которых специально обучают, а потом платят большие деньги, чтобы они делали это профессионально. Человеческий разум очень сложен. Иногда для того, чтобы распутать все узлы и связать их воедино, нужна помощь профессионала. Делать массаж человеку, который тебе небезразличен, очень мило, но бессмысленно, а иногда даже вредно, когда у него все мышцы напряжены. Эвену хочется закатить глаза от этой чрезмерной метафоры. — Я знаю. Просто… Просто он был рядом, когда я вёл себя как безголовый говнюк. — Эй! — Прости, он был рядом, когда я вёл себя как засранец. Юлие кидает в него орехом. Эвен смеётся. — Я серьёзно. Он никогда не отказывался от меня. Он терпел, когда я раздражался и капризничал, и он всегда меня слушал. Я считаю, что обязан сделать для него хотя бы половину того, что он делал для меня. Юлие протягивает руку и сжимает предплечье Эвена. — Милый, я не говорю, чтобы ты не был рядом с ним. Я просто говорю, что ты не обязан «исправлять его» и брать на себя его боль. Будь с ним рядом, поддерживай его, пока он будет работать над собой. Ладно? Эвен кивает. . Исак всё ещё спит, когда Юлие уходит по своим делам. Эвен думает над её словами. Он думает о взлётах и падениях вчерашнего дня, о том, с какой нежности всё начиналось и какими слезами и криками закончилось. У Эвена по-прежнему болит сердце из-за реакции Исака на его признание в любви. Он открыл ему своё сердце, а в ответ не получил ничего кроме пренебрежения. Ему по-прежнему больно, но он знает, что лишь три процента из того, что Исак говорит и делает, на самом деле правда. Он пытается не принимать это близко к сердцу. Он пытается верить. . Проснувшись, Исак заходит на кухню и направляется к нему. Он выглядит мило в одежде Эвена. Эвен хочет сказать ему об этом, но сдерживается. — Кофе? — предлагает он с некоторой нервозностью. Но Исак просто подходит и крепко обнимает его, так крепко. — Серотонин? — дразнит его Эвен. — Нет, ты. Только ты. . Исак рассказывает ему о том, что Марианна в больнице. Он рассказывает ему о том, что Эскиль злится на него, о сцене, которую он устроил в баре Ральфа и Бенни. Исак рассказывает, как больно ему было все четыре дня, когда симптомы вернулись. Он рассказывает, как Леа обманула его своим фейковым Твиттером и как она всегда знала, что это Исак присылает ей деньги. Эвен коротко смеётся, услышав последнюю часть. — Поверить не могу, что ты подсказал ей это сделать, — говорит Исак, впервые за день позволяя себе улыбнуться. Его глаза покраснели и опухли после вчерашнего срыва. Но он выглядит мило. Он выглядит так, словно все пролитые слёзы наконец помогли ему избавиться от тяжёлого груза, давящего на грудь. — Ну что тут скажешь? Я мастер отслеживания твоего сталкерства онлайн. — Разве это не делает и тебя сталкером? Эвен пожимает плечами. — А если и так, то что? — Я даже уже не говорю о том, что ты водил мою младшую сестрёнку на свидания! — Вальтерсен, которого я хотел, был недоступен. Я справлялся как мог. Лицо Исака смягчается. Сердце Эвена начинает биться быстрее. Он снова это делает. Снова открывает свои чувства, хотя должен был бы беречь своё сердце. — Иди сюда, — тихо шепчет Исак. Эвен неохотно подчиняется и придвигается к нему ближе на диване. Исак обхватывает его лицо обеими руками, нежно гладит по скулам, заставляя Эвена закрыть глаза. — Эвен. — Что? — Спасибо. Эвен открывает глаза и видит, что в глазах Исака стоят слёзы. Он снова чувствует потрясение, так как не привык, что Исак демонстрирует столько эмоций, что он может быть таким ранимым и открытым. — Обращайся в любое время. Исак целует его. И Эвен целует его в ответ, нежно и неторопливо лаская губами губы. Будто им некуда торопиться, будто весь мир сейчас принадлежит им, и они могут пить горячий шоколад и обниматься на диване, путаясь в пижамах друг друга. Он готов делать это в любое время. Я люблю тебя. Эвен снова хочет произнести эти слова, потому что это единственное, в чем он уверен. Абсолютно уверен. — Я люблю тебя, — говорит Эвен, потому что заслужил это. Он произносит эти слова и видит, как лицо Исака расслабляется, вместо того чтобы стать жёстким и непроницаемым, видит, как Исак пытается принять это признание, а не отмахиваться от него изо всех сил. — Люблю тебя. Исак притягивает Эвена ближе и ещё раз целует, прежде чем зарыться лицом в его плечо. Он ничего не говорит, но по крайней мере не отвергает его и не пускается в философские размышления. По крайней мере он крепче обнимает Эвена. И сейчас этого должно быть достаточно. Разве нет? . На следующий день Исак уезжает в Тронхейм. Они обнимаются и целуются на вокзале, как и другие пары, стоящие на платформе. Или, возможно, чуть дольше. — Я тебе позвоню, — шепчет Исак и целует его в щёку. — Я первый позвоню. — Ты что, правда собираешься со мной соревноваться? — А что если и так? Они целуются снова, на этот раз глубже, поспешнее, отчаяннее, полностью растворяясь друг в друге, как если бы были влюблены. Они влюблены. — Скоро увидимся, малыш. Исак краснеет, и Эвен тихо смеётся. — Это слово реально тебя заводит, да? — Продолжай в том же духе, Бэк Насхайм, и ты увидишь… — Хм, не могу дождаться, когда увижу, ага. — Заткнись и поцелуй меня. Эвен целует его трижды. Исак садится в поезд последним. . Эвен улыбается весь день, пока Мутта, Элиас, Юсеф и Адам внезапно не вваливаются к нему домой. — Окей, бро! — говорит Адам. — С чего начнём? — Как насчёт того, чтобы начать с «заткнись нахуй», — шипит Эвен. — Чувак! Слушай! — вмешивается Элиас. — Ты что, собирался это от нас скрывать?! — Серьёзно, Эвен. Мутта месяцами ныл о том, как скучает по Исаку, а ты всё это время между делом трахал его и ничего нам не сказал?! Бляяя, ну ты эгоист! — восклицает Адам. — Во-первых, я не ныл насчёт Исака! — возмущается Мутта. — А я не «трахал его между делом»! — говорит Эвен. — Бро, не обижайся, но то, что произошло здесь пару дней назад, явно говорит об обратном, — замечает Элиас. — Богом клянусь, я тебя убью. — Эй, эй. Давайте не будем друг друга убивать. Давайте будем вести себя цивилизованно, — наконец произносит Юсеф, до этого хранивший молчание. — Расскажи нам всё. — Ни хера я вам не расскажу. — Бро, ты так наезжал на Соню из-за того, что она выгнала нас из квартиры, когда пришёл парень, который ей нравится. А потом сделал то же самое с нами, когда появился Исак! — говорит Адам. Эвен хватает подушку с дивана и запускает её прямо в лицо Адама. — Да, кстати, иди нахуй. — Прости, что?! — Из-за твоей идиотской шутки Исак решил, что между мной и Соней что-то есть. Клянусь, мне стоило бы тебе ноги переломать. — Боже, почему ты в последнее время такой агрессивный, — фыркает Элиас. — Я где-то читал, что любовь пробуждает в людях самое плохое, — говорит Мутта. Следующая подушка отправляется в его сторону. — Чувак, мы поняли. Ты влюблён. Это очень мило, — говорит Адам. — А как секс? — Лучше, чем тот, которого у тебя нет, — отбривает его Эвен, заставляя остальных парней засмеяться. — Бля, чего ты так на меня кидаешься? Почему не наезжаешь на Юсефа и Мутту? — Потому что они по крайней мере сексом занимаются, — говорит Эвен. — Прости, что? — Адам вытаращивает глаза. — Ну да, мы пару раз занимались сексом с Юсефом после того, как стали соседями по квартире. Было круто, — говорит Мутта. — Чтоооо? — поражённо тянет Элиас. — А что? Ты не спишь со своими соседями по квартире? — с серьёзным лицом спрашивает Юсеф. — У меня нет соседей. Я по-прежнему живу дома. И вообще, что происходит?! — Так что, тебе приходится трахать самого себя? — подыгрывает Эвен своим друзьям, продолжающим ломать дурацкую комедию. — Какого хрена?! — восклицают сбитые с толку Адам и Элиас, в то время как Эвен больше не может сдерживаться и начинает хохотать вместе с Юсефом и Муттой. И пусть это глупо, и тупо, и грубо, но Эвен улыбается. Он больше не чувствует неловкости, обсуждая своё влечение к парням с друзьями. Он не чувствует себя ужасно каждый раз, когда кто-то из них шутит про геев, потому что знает, что они ничего такого не имеют в виду, что приколы об отсутствии личной жизни у Адама выходят за рамки сексуальной ориентации. К тому же они делают это, только когда Эвену комфортно, когда он готов поучаствовать в их шутках. В основном всё хорошо. . Исак звонит ему вечером того же дня. Эвен не может в это до конца поверить. — Ты проиграл. — Хм. Вообще-то, с моей точки зрения, это победа, — говорит Эвен. — Ладно, я вешаю трубку. Звонил, только чтобы тебе это сказать. — Не смей! Они целый час разговаривают о всяких глупостях. Эвен рассказывает Исаку о том, как тяжело дался этот день Адаму, а Исак рассказывает ему о неприятной женщине, которая сидела рядом с ним в поезде и постоянно болтала по телефону. — Боже, Исак. И что ты сделал? — Эвен опасается продолжения. — В смысле, что я сделал? Кто сказал, что я что-то сделал? — Малыш, я тебя знаю. — Эвен не может удержаться от использования ласкового прозвища. Он знает, что Исак сейчас краснеет. — Ну ладно, ладно! Возможно, я случайно разлил воду на её сиденье, когда она ушла в туалет. — Исак! — смеётся Эвен. — Что? Это была случайность. — Ну да, случайность, конечно. Моя задница… — Что с ней? Почему мы вдруг говорим о несуществующих вещах? — Прости, что? — фыркает Эвен. — Как ты смеешь? Моя задница существует. Благодарю. — Ну да, конечно. — Как это мы перешли от того, каким мерзким ты был с женщиной в поезде, к тому, как неуважительно ты относишься к святости моего зада? — Святость твоего зада, серьёзно? Ты действительно хочешь поговорить об этом? — Ну вообще да, я пару раз отнёсся с неуважением к святости твоего зада… Так что ты прав, — смеётся Эвен, наконец врубаясь в шутку. — Иди нахуй. Эвен продолжает хохотать. — Честно говоря, я ожидал от тебя чего-то более злобного, чем просто разлитая вода. — Да как ты смеешь! Я теперь милый. Я мог бы разлить кофе, но не хотел, чтобы людям пришлось потом вытирать сиденье. Я даже проверил, есть ли свободные места, куда она могла бы пересесть, перед тем как совершил своё деяние. — О, как это мило с твоей стороны! — дразнит его Эвен. — Заткнись. — Ты такой милый, Исси! Такой хороший мальчик. Он слышит, как Исак тихо ахает по ту сторону. — Ты в порядке, Ис? — Мне нужно идти. — Надеюсь, это меня ты будешь представлять, когда будешь делать то, что собираешься, — улыбается Эвен. — Отъебись. — Это не слишком-то мило, малыш. Исак вешает трубку и мгновенно присылает смс.

________________________________________ Малыш <333333333333333333

Я охуенно милый

Очевидно

<3

: O

________________________________________

Дни неумолимо становятся короче, но по крайней мере всё хорошо. Эвен рассказывает другим о своём желании стать учителем, и, кажется, все его поддерживают. Юлие даже проливает несколько слезинок. — Ну мам, — Эвен закатывает глаза. — Мой малыш, — воркует она, гладя его по щекам. — Я так счастлива. Ты хоть представляешь, какой счастливой делает меня эта новость? Ты такой чудесный. — Пожалуйста, перестань. — Ты не представляешь, как много маленьких девочек будут сражаться друг с другом на детских площадках, выясняя, кто из них выйдет за тебя замуж! — Боже, мама. . У Эвена хорошо получается ладить с детьми. Он пока не уверен, где хочет работать — в детском саду или начальной школе, но знает, что у него хорошо получается общаться с ними. Иногда даже лучше, чем у Юсефа, что становится для Эвена шоком, потому что он и представить себе такого не мог. Иногда у него щемит сердце, когда его спрашивают, чем он занимается в университете. Тот момент, когда на лицах людей вспыхивает жалость, прежде чем они произносят вежливое и формальное «О, замечательно!», мимолётен, но Эвен всё равно замечает, всё равно чувствует. Иногда ему интересно, не придумывает ли он всё, не может ли это быть короткой паузой, необходимой людям, чтобы обработать полученную информацию и выбрать подходящий ответ, но он знает, что это не так. Его ровесники изучают инженерное дело, бизнес и литературу, а он будет присматривать за кучкой малышей. Иногда это заставляет его испытывать недовольство собой, но Эвен никогда этого не показывает. Он продолжает широко улыбаться, зная, что по крайней мере этот вариант ему подходит, поэтому он продолжает жить дальше. . Он рассказывает об этом своему психотерапевту — о собственной уязвимости, появившейся вследствие выбора профессии, и выслушивает её бесполезные подбадривания. Он кивает, улыбается и идёт домой с тяжёлым сердцем. Он отправляет Исаку дурацкий мем и уходит в свою комнату, чтобы подремать. Вскоре Исак звонит ему. — Я скоро привыкну к твоим звонкам. Предупреждаю. — Приму к сведению. Просто звоню сказать, что это был очень слабый мем. У тебя, может, расстройство желудка? — Нет, я в порядке. — Непохоже, что ты в порядке. — Но это так, — упорствует Эвен. — Ладно. Эвен обдумывает свои следующие слова, потом задаёт вопрос. — Ты думаешь, это тупо, что я решил стать учителем? Скажи честно. — Что? Нет. Конечно, нет. — Исак, сейчас не время внезапно быть со мной милым. Я справлюсь. — Я и не пытаюсь быть милым. Я серьёзно. — Все так странно на меня смотрят, когда я рассказываю им об этом. У них у всех такое выражение лица типа «ах, загубленный потенциал», — тихо признаётся Эвен. — Да пошли они. — Исак, — Эвен закатывает глаза. — Я серьёзно. Пошли они нахуй. А чем они занимаются? Сидят в офисе с девяти до пяти на скучной работе, высасывающей из них все соки, и зарабатывают слишком много денег, которые потом вливают обратно в экономику, покупая всякую херню, которая им не нужна, потому что слишком подавлены своей скучной, дерьмовой ежедневной рутиной и образовавшейся в груди пустотой? Эвен качает головой и коротко улыбается. — А ты жестокий. — Нет. Я просто честный, — говорит Исак. — Люди часто смотрят свысока на тех, кто осмеливается выбрать путь, который они даже не рассматривали в силу своей ограниченности. Но правда в том, что они скорее всего тебе завидуют. Вообще-то я уверен, что так и есть. Потому что, пока они будут в поте лица трудиться на ненавистной работе, зарабатывая деньги, которые не могут оценить в полной мере, так как одержимы идеей получать ещё больше, ты будешь лепить новое поколение маленьких личностей, которые, возможно, денормализуют эти глупые устоявшиеся практики. Перед тобой каждый день будет чистый холст, на котором ты сможешь рисовать. Ты сможешь оставить свой след в душах этих малышей, которые в дальнейшем смогут повлиять на наш жалкий мир. Вот что ты будешь делать. Так что пошли они нахуй, Эвен. Пошли они нахуй за то, что заставляют тебя сомневаться в правильности твоего решения, что хотят помешать делать то, что ты любишь. У Эвена сжимается сердце. Он закрывает глаза. Он жалеет, что не записал этот разговор. Он думает, что ему пора начать их записывать. — Если смотреть на это трезво, ты же понимаешь, что я целыми днями буду лишь помогать им с раскрасками и наступать на лего. Так ведь? — Не стоит недооценивать пользу для здоровья, которую может принести симпатичный и неуклюжий учитель, наступающий на лего. Каждый раз, когда ты будешь спотыкаться, твоя неуклюжесть будет заставлять ребёнка рассмеяться. А смех — это очень полезно для сердца. Ты хоть представляешь, сколько инфарктов ты сможешь предотвратить? Это очень впечатляет, Эвен. Эвен закатывает глаза. — Мы можем вернуться к той части, где ты говоришь, что я симпатичный? — Что это была за часть? Я сказал, что ты неуклюжий, — смущённо поправляется Исак. — Ты покраснел? Готов поспорить, что ты покраснел. — Заткнись. — Ты очень милый, когда захочешь, — со смехом говорит Эвен. — Очень романтичный. — Я вешаю трубку! . Исак находит хорошего психотерапевта ближе к началу декабря. Дни стали короткими и холодными, но они теперь постоянно разговаривают по телефону. Иногда даже по видеосвязи. Эвен приезжает к нему в Тронхейм, чтобы пойти на странный концерт, который устраивают в университете в честь праздников. Исак там должен играть на ударных. Он даже не сказал об этом Эвену. Ему пришлось узнавать обо всём у Гейра. Исак возмущается, что у него было всего несколько дней, чтобы выучить «эти ужасные рождественские песни», и что все в группе просто отвратительны кроме Ирины, девушки Гейра, которая является там солисткой. — Зачем ты тогда согласился играть? — со смехом спрашивает Эвен. — Ты вообще видел Ирину? Она умоляла, глядя на меня этими своими огромными глазами. Я не смог отказаться, — пожимает плечами Исак. — Это не может быть единственной причиной. — Ну… Возможно, я немного соскучился по ударным. Эвен смеётся и легко пихает его в плечо. — Ты испортишь их жалкий праздничный концерт, да? Ты забацаешь какое-нибудь соло для ударных от Led Zeppelin и всё испортишь. — Как ты смеешь ставить под сомнение мою профессиональную этику? Эвен смеётся, потом наклоняется и быстро целует Исака в губы. Исак улыбается, обвивает руками его шею и углубляет поцелуй. Идеально. Всё просто идеально. Эвен настаивает на том, чтобы стоять в первом ряду, к ужасу людей позади него, откровенно высказывающих сильное недовольство «высокими придурками, которые настаивают на том, чтобы быть впереди». «Это всего лишь дерьмовый концерт. Что с ним не так?» Эвену неловко, но он не сдаётся. Он втягивает голову в плечи и сгибает колени, чтобы стать ниже, но всё равно остаётся. Он хочет видеть, как Исак играет. Он хочет улыбаться и смущать его. Он хочет видеть, как он улыбается. Он хочет быть самым большим фанатом Исака, таким же, как Исак является для него. К концу их ужасного выступления у Эвена болят колени и бёдра. Исак двадцать минут злится на парней, отвечавших за звук, заявляя, что «они специально устроили диверсию, потому что они завистливые куски дерьма». Эвен находит очаровательной новую сторону Исака, который открыто матерится, вместо того чтобы искать сложные философские цитаты, объясняющие его чувства. — Ты милый, — настаивает Эвен, улыбаясь так широко, что у него начинают болеть щёки. — Ты можешь хоть на секунду стать объективным? — закатывает глаза Исак. — Это невозможно. — Ладно. Поверить не могу, что ты стоял там и пытался стать ниже. — Я пытался быть милым. — Ты мог бы встать сзади, — говорит Исак. — Я хотел быть у сцены. Хотел видеть тебя. Исак краснеет. Эвен замечает намёк на улыбку. — Ты хуже, чем Гейр с Ириной. Клянусь, — качает головой Исак. — А это плохо? — Хуже не придумаешь. . Исак кажется более спокойным, более счастливым, более мягким. У него по-прежнему бывают моменты, когда словно тёмная туча повисает у него над головой, но по большей части он более открытый. Они идут на ужин с Ральфом и Бенни и тесно прижимаются друг к другу коленями под столом. Они обсуждают планы на Рождество и Новый год и смеются над одним из молодых постоянных посетителей бара, который, кажется, странно одержим Исаком. — Не знаю, сколько раз мне пришлось сказать этому парнишке, что Исак несвободен. Но он всё не сдаётся, — смеётся Ральф, в то время как Исак закатывает глаза, не отрицая это утверждение. Эвен думает, в нём ли дело. Несвободен ли Исак из-за него. На самом деле они не обсуждают, кем являются друг для друга. Эвен в основном концентрируется на нежности. Потом, словно по сигналу, или же прочитав его мысли, Исак находит руку Эвена под столом и сжимает её. «Это ты. Я несвободен, потому что есть ты». Эвен краснеет. . — Приезжай к нам на Рождество, — выпаливает Эвен, когда они под снегом бредут к Исаку домой. — Что? — Я знаю, что ты считаешь это дурацким праздником. Но мы с мамой будем очень рады тебя видеть. Она слишком много готовит. Ты ведь её знаешь. Так что с едой проблем не будет. Я даже обещаю, что дам тебе спокойно заниматься твоей научной работой, когда захочешь. Если захочешь. Ну то есть… Понимаешь… — Эвен запинается и замолкает, теряя мысль. Он сейчас переходит все границы. Он это понимает. — Окей, — просто говорит Исак. — Да? — Да, ладно. . Они особо не разговаривают о том, как Исак справляется с терапией. Эвен не настаивает. Он знает, как тяжело открываться чужому человеку и как трудно после этого прийти в себя. Поэтому он не настаивает. Он позволяет Исаку делиться тем, чем он готов делиться, и не спрашивает об остальном. Бывают дни, когда они не разговаривают по телефону, и Эвен понимает необходимость побыть наедине с собой после эмоционально непростого дня. Поэтому он не настаивает. . У Исака немного отросли волосы, они больше вьются на концах, как пружинки. Эвен замечает это, когда встречает его на вокзале. Это мило. Он милый. Они целых десять минут целуются у «Бургер Кинга», расположенного на первом этаже дома Эвена, пока его телефон не начинает разрываться от звонков Юлие, желающей знать, где они и скоро ли будут. — Я хотел, чтобы ты хоть немного был только моим. — Жадина. . Коллега Юлие Ларс, который совершенно очевидно от неё без ума, приходит на рождественский ужин и приносит с собой щенка, очаровательного бостон-терьера с красным бантом на ошейнике. Эвен не может сдержаться и делает сотни фотографий этого четвероногого чуда со всех возможных ракурсов. В какой-то момент он даже опускается на колени, чтобы найти идеальное освещение. Исак смеётся и закатывает глаза от его глупого поведения, но не подходит близко. Он не осмеливается. Тогда до Эвена доходит, что играть со щенками — не обычное дело для Исака Вальтерсена, что это то, чего он, вероятно, не делал годами, если вообще когда-нибудь делал. — Он тебя не укусит, Ис, — пытается подбодрить его Эвен. — Что если это я укушу его. — Нет. Этого не будет. Я точно знаю. Эта картина переполняет его сердце до краёв. Ни один рождественский подарок не сравнится с тем, как Исак, с полными ужаса глазами, держит на руках щенка, который, не переставая, лижет его лицо. Исак напуган, но всё равно улыбается и смеётся, словно не может поверить в происходящее. Словно не может поверить, что может погладить щенка, словно не может поверить, что тот может испытывать к нему симпатию. — Эвен, помоги мне! — жалобно стонет он, пока щенок продолжает вылизывать его лицо и карабкается выше по груди. Но Эвен слишком занят тем, чтобы сделать ещё тысячу снимков и задокументировать каждую секунду их знакомства. — Клянусь богом, я тебя убью. — Малыш, подвинься немного. Постарайся улыбнуться. — Эвен Бэк Насхайм! Богом клянусь! . Эвен не покупает Исаку подарок на Рождество. Он приходит к выводу, что Исак не захочет этого. По крайней мере сейчас. То, что происходит между ними, по-прежнему очень хрупко, и Эвен не хочет испытывать удачу, поэтому ограничивается поцелуями в щёку, и горячим душем, и долгими ночами непрерывного тепла, просто тепла. Утром он обнаруживает открытку на прикроватной тумбочке. Он знает, что Исаку пришлось рано встать, чтобы навестить свою мать, так что записка становится для Эвена неожиданностью. Он садится и открывает рождественскую открытку.

________________________________________

Кому: Эвену От: Исака У меня из-за тебя суправентрикулярная тахикардия Счастливого Рождества.

________________________________________

— Какого хрена? Эвен открывает Google, потом с дурацкой улыбкой пялится на экран. Ну что за идиот. . — Что это значит? — спрашивает Элиас, заметив открытку, висящую на холодильнике. — Этот парень хоть иногда использует нормальные слова? — Я не понимаю. Это что-то про задницу? — спрашивает Адам, вынуждая Эвена кинуть в него кусок хлеба. — Нет, это не про задницу! Какого хрена? — Ну не знаю, чувак. Чего ты бросаешься в меня хлебом? Я что, похож на знатока гей-секса? — Иди на хуй, — Эвен закатывает глаза, пока остальные парни смеются. — В Google написано, что это болезнь, — говорит Микаэль. — Почему Исак пишет, что у него из-за тебя болезнь? — Парни, вы совершенно безнадёжны, — наконец говорит Мутта, закатывая глаза. — Суправентрикулярная тахикардия — это заболевание, при котором сердце бьётся чаще, чем обычно. — И что? — Исак говорит, что Эвен заставляет его сердце биться чаще. — Оооооо! — Ох, чувак. — Я охуенно одинок, чувак. — Как думаешь, а Сана поймёт такую отсылку? Может, мне стоит с ней тоже это попробовать? Эвен их не слушает. Он просто улыбается своим мыслям. Это самое милое и, по странному стечению обстоятельств, самое странное, что Исак когда-либо говорил ему.

________________________________________ Малыыыш <3333333333333333

Надеюсь, ты не умрёшь от этого Меня бы это расстроило

Постараюсь

<3

________________________________________

Когда Исак возвращается вечером, он уже не такой игривый. Он выглядит опустошённым, и уставшим, и немного грустным. — Как всё прошло? Исак пожимает плечами. — Прошло как прошло. — Ты продолжишь с ней видеться? Исак качает головой. — Нет. Я ходил к ней, чтобы сказать, что этого больше не будет. Эвен кивает и терпеливо ждёт. — Там была Леа. Я сказал, что она в любое время может приехать ко мне и что я буду приезжать, чтобы увидеть её. Но не думаю, что хочу, чтобы мама присутствовала в моей жизни. И я знаю, что это, должно быть, кажется тебе ужасным, потому что она моя мама и она дала мне жизнь. Но она причинила мне слишком сильную боль, чтобы я поддерживал с ней связь. Ранила слишком сильно. Я до сих пор пытаюсь справиться с последствиями того, через что она заставила меня пройти, как ты, полагаю, заметил. И, возможно, однажды я смогу простить её и забыть обо всём. Но не сейчас. Пока я не могу этого сделать, — Исак замолкает, чтобы с силой втянуть в себя воздух. — Это делает меня ужасным? Эвен качает головой. — Нет. Конечно, нет. — Я эгоист. Я знаю, что это так. — Ты не эгоист. Ты просто заботишься о себе. В этом нет ничего стыдного. Ясно? Эвен хочет добавить: «Нет ничего стыдного в том, чтобы дать себе время на исцеление», но не делает этого. Исак кивает, хотя и неохотно. — Можешь завтра сходить со мной в одно место? — Хм. Куда? — К Эскилю, — тихо говорит Исак. — Я хочу с ним поговорить. Я хочу извиниться. Я так и не извинился. Эвен мгновенно смягчается. — Конечно. . Исак нервничает всю дорогу до Коллективета. Он дёргается и хмурит брови. — Всё будет хорошо, — говорит Эвен. — Эскиль не таит обиду. По крайней мере долго. — Эвен, ты сейчас не помогаешь. . Эскиль встречает их в красном шёлковом халате. Он звонко целует Эвена в обе щеки, потом подходит к Исаку, который прячется за его спиной и крепко прижимает к себе. — Вот маленький засранец. А ты не торопился. Эвен улыбается, у него немного отлегает от сердца. Эскиль наливает им по чашке кофе и чая соответственно и садится напротив Исака за кухонный стол. Исак явно нервничает, потирает пальцы, уставившись на пятно от кофе на поверхности стола. Эвен стоит у холодильника, рассматривая фотографии, прикреплённые магнитами, не желая сидеть вместе с ними и вмешиваться, но в то же время оставаясь рядом, если вдруг понадобится Исаку. — Ну расскажи мне, Исак. Как у тебя дела? — Хорошо. Лучше, — отвечает Исак с явным напряжением в голосе. — Я хожу… Хм… Хожу к психотерапевту. Эвен чувствует себя неловко и решает, что ему нужно уйти. — Нет, — останавливает его Исак, не оборачиваясь, словно почувствовал движение Эвена. — Останься. «Я хочу, чтобы ты тоже послушал». Эвен кивает и прислоняется к стене. Эскиль, кажется, лишился дара речи, и не знает, с чего начать, какие вопросы задавать. — Это здорово, Исак. Я рад это слышать, — говорит он, и его голос слегка дрожит. — Спасибо, — серьёзно говорит Исак, по-прежнему опустив глаза и сжимая пальцами край стола. — Я хотел сказать тебе. Я хотел прийти сюда и сказать тебе об этом, а ещё извиниться. За, хм… за всё. Ты был прав. Мне нужна была помощь. Я отвратительно вёл себя с тобой, и мне жаль. Эвен чувствует, что готов прослезиться. Слова Исака так просты, но он знает, как сложно их произнести. Он знает, какой путь проделал Исак. Он знает это, и ему больно стоять здесь и видеть, какой он смелый и какой замечательный. Ему бы хотелось сейчас его обнять. — Хм, вау… Ох… — бормочет Эскиль, явно поражённый и растроганный, его глаза полны слёз. — Спасибо, Исак. Спасибо, что рассказал мне. И за извинения. Для меня это действительно много значит. Спасибо. Он тянется к руке Исака и сжимает её. Эвен отводит глаза. — Хм… я хотел ещё кое-что сказать, — говорит Исак тихим, но твёрдым голосом, словно ведёт безмолвную войну, о которой никто из них не знает. Он поворачивает руку и сжимает пальцы Эскиля. — Если ты хочешь. Если можно. Я… хотел сказать тебе первому. — Конечно, Исси. Всё что угодно, — отвечает Эскиль, всем своим видом излучая доброту. — Ты можешь сказать мне всё. Эвен стоит, затаив дыхание. — Хм. Ну… Я… я… я гей. Холодильник продолжает тихо шуметь. С улицы доносятся звуки автомобильных гудков. Кто-то спускается по лестнице. Сердце Эвена гулко бьётся о рёбра в его груди. Но сердце Исака громче. Гораздо громче. Исак с шумом выдыхает воздух из лёгких, будто он наконец вынырнул на поверхность, проведя вечность под водой. Эвен никогда не забудет этот звук. — И, возможно, я ещё не горжусь этим. Но по крайней мере больше не сгораю от стыда. Слёзы начинают катиться по щекам Исака и Эвена одновременно. — Чёрт, — нервно хихикает Исак, свободной рукой вытирая глаза. — В общем, да. Я гей. Сюрприз. Полагаю. Он улыбается. Как и Эвен. Эскиль, не скрываясь, захлёбывается слезами. — Боже мой. Иди сюда! — Эскиль вскакивает из-за стола. — Твою мать. Обними меня. — Эскиль! — стонет Исак, когда тот крепко обнимает его, а потом начинает покрывать поцелуями его лицо. — Ох, я так тебя люблю, маленький вонючий засранец. Ты же знаешь об этом? Знаешь? — Отпусти меня! — протестует Исак, продолжая смеяться, смеяться, смеяться. . Эвен скучает по Исаку, когда тот уезжает после Нового года. Он скучает по нему так сильно, что начинает всерьёз задумываться о том, чтобы переехать в Тронхейм. Но обнаруживает, что не хочет этого. Его друзья, его семья, его психотерапевт, его жизнь — всё это в Осло. Бросить всё, чтобы быть ближе к Исаку, кажется безрассудным. Безрассудным и страшным, потому что они с Исаком всё ещё не на одной странице в их отношениях. Исак всё ещё немного позади. Эвен обещал, что будет ждать. Но иногда ему становится трудно. Исак не сообщил ему предполагаемого времени «прибытия». Эвен не знает, как долго он должен ждать? Вечность? Исак время от времени оставляет Эвену слащавые зашифрованные сообщения: на его день рождения, на день святого Валентина. «У меня из-за тебя преждевременное сокращение желудочков» — что на языке Исака означает: «Ты заставляешь моё сердце замирать». «Твой вид вызывает у меня одышку» — что значит: «Когда я смотрю на тебя, у меня перехватывает дыхание». Но он никогда не заходит дальше. Он никогда до конца не сдаётся. Исак так и не говорит Эвену, что любит его, так и не произносит эти слова в ответ, когда Эвена слишком переполняют чувства, и он чувствует необходимость напомнить о них Исаку. И чаще всего всё нормально. Эвен знает, что Исаку нужно ещё поработать над некоторыми вещами. . Они присутствуют на мероприятиях друг друга. Эвен садится на поезд в Тронхейм, чтобы пойти на офисную вечеринку с Исаком, и проводит позорно долгое время, укладывая свои волосы. — Ты и так охуенно горячий. Давай, пойдём уже, — ноет Исак, потом краснеет от собственных слов. — Ты думаешь, что я охуенно горячий, — дразнит его Эвен. — Да пофиг. — Не надо мне вот этих «да пофиг», Вальтерсен. Ты сказал, что я горячий. Они приходят на вечеринку с опозданием, так как слишком увлеклись губами, кожей, языками и руками друг друга. Эвен оставляет пятно на брюках Исака, а Исак в отместку лохматит его волосы. — Несправедливо! Исак напивается в сопли и на глазах у всех держит Эвена за руку, нежно целует его в щёку, когда Ирина и Гейр наконец отходят от них, чтобы поговорить с другими людьми. — Я раньше так им завидовал, — признаётся Исак, теснее прижимаясь к руке Эвена, лежащей у него на бедре. — Правда? Ты? Исак кивает. — Но больше нет. Эвен целует его, и Исак хихикает ему в губы. Когда девушка, которую Эвен не встречал раньше, подходит к ним, Исак сжимает его руку и представляет как своего «партнёра». Не «партнёра по науке», а просто «партнёра». Это глупое слово заставляет Эвена парить в облаках и улыбаться много дней подряд. И ему этого достаточно. Должно быть достаточно. . Исак сейчас угрожает одному из парней, который вместе с Эвеном ходит на занятия по живописи в университете. Они пришли на выставку студенческих работ — мероприятие, организованное преподавателем, который отобрал несколько работ и развесил их в небольшой галерее для общего ознакомления. Эвен очень удивился, когда узнал, что его работу выбрали. Он помнит, что трижды переспросил преподавателя, не ошибка ли это, прежде чем рассказать Исаку и друзьям. Айрик, один из студентов, явно разделял мысли Эвена о качестве его работы, рассказывая всем подряд, что рисунок Эвена выбрали только из-за его «биполярного расстройства», так как преподавателям было сказано добавить вариативности в портфолио и не забывать о «репрезентативности». Эти слухи были очевидной глупостью, но всё равно глубоко задели Эвена. Он даже не знал, что люди в курсе его психического заболевания. Что ещё более важно, он не понимал, почему Айрик так прицепился к нему, если его собственную работу тоже выбрали для показа. Ведь дело было не в том, что Эвен занял его место. Это мучило его. В результате он обо всём рассказал Исаку и по телефону, и тот был в ярости. Это заставило Эвена улыбнуться. — Я положу конец его грёбаной карьере, — бормочет Исак, стоя рядом с Эвеном и сверля Айрика взглядом. — Исак, перестань, — смеётся Эвен. — Я его уничтожу. Вот увидишь. — Ис… Но Исак уже отходит от него и направляется к Айрику, который в данный момент любуется собственной работой. Эвен идёт за ним следом, останавливается немного поодаль, на случай, если придётся вмешаться и увести Исака. — Что скажешь об этой работе? — задумчиво тянет Исак, подойдя к Айрику, который с любопытством переводит на него взгляд. — Хм. Я думаю, она отличная. А ты что скажешь? — Не знаю. Не моя любимая. Айрик поворачивается и оглядывает Исака с головы до ног. Эвен сжимает кулаки. — Почему она тебе не нравится? — спрашивает Айрик. — Не знаю. Из принципа? Мне кажется, ей здесь не место. — Почему? — Я слышал, что парень, который это нарисовал — надменный говнюк, который так расстроился, что его работу не выбрали, что начал наезжать на всех, кто оказался талантливее его, а в результате обратился за помощью к мамочке, чтобы она попросила кого надо и его работу тоже взяли. Эвен закрывает лицо ладонью и качает головой. — Прости, что? — Ага. Ну не знаю. Работа не ужасная. Не самый отстой, который я видел в жизни. Но довольно посредственная. Тебе не кажется? — спокойно продолжает Исак. — Я всегда предпочту плохое посредственному. — Да кто ты вообще такой? — хмурится Айрик, и Эвен воспринимает это как знак, чтобы вмешаться. Он подходит к ним сзади и встаёт между Исаком и Айриком. — Думаю, тебе нужно успокоиться, — говорит Эвен, сверля однокурсника взглядом. Исак смеётся у него за спиной. — А теперь прошу прощения, но мы пойдём насладимся настоящим искусством, — говорит он, хватая Эвена за руку и утаскивая прочь. — Слушай, серьёзно, тебя никуда нельзя брать с собой, — качает головой Эвен, когда они выходят из зала. — Боже, ты такой горячий, когда бросаешься на мою защиту. Ты в курсе? Эвен улыбается и наклоняется, чтобы его поцеловать. — Ты сегодня дважды назвал меня горячим. — Почему бы не сделать это трижды? Оно не исчезает сразу — мстительное желание Исака добиться справедливости. Эвену приходится отвлечь его от хитроумных планов, затащив в общественный туалет, и несколько раз заставить там стать мягким и податливым. — Почему ты не даёшь мне восстановить справедливость в этом холодном тёмном мире? — хнычет Исак, тяжело дыша у стены. — Малыш. — Что? — Заткнись. Эвен в порядке. Ему этого достаточно. По крайней мере сейчас. . — Ему нужно перестать быть таким эгоистом, — качает головой Соня. — Да, чувак, поверить не могу, что он не говорит, что любит тебя. — Мне следовало держать свой грёбаный язык за зубами, — стонет Эвен, жалея обо всём выпитом накануне алкоголе. — Но серьёзно! В чём его проблема? Ты же просто идеальный бойфренд, — добавляет Микаэль. И эти слова вызывают у Эвена желание броситься на защиту Исака, но в то же время ему хочется согласиться с друзьями. — У него нет проблем. Он просто занят. Ему нужно закончить научную работу в рекордные сроки. Он грёбаный гений! — Как связан тот факт, что он пишет какую-то научную фигню, с тем, что он не купает тебя в любви и обожании, которые ты заслуживаешь? . Это немного мучает Эвена. Тот факт, что, возможно, его друзья правы, что он слишком часто уступает, что он отдаёт слишком много и довольствуется малым. Он знает, что Исаку некомфортно демонстрировать свою привязанность, если только они не выпили или если по его венам не бежит адреналин. Но Эвену тоже не слишком комфортно читать научные публикации, посвящённые изучению боли, однако он всё равно читает каждое слово, написанное Исаком, разве нет? . — Можно мне почитать? — спрашивает он Исака по Скайпу, когда тот заявляет, что его работа закончена. — Тебе придётся подождать, пока её напечатают, — говорит Исак, весело качая головой. Он такой красивый в этой выглаженной рубашке и брюках. Эвену хотелось бы сейчас оказаться рядом и сорвать их с него. — Я уже и так прочитал большую часть, — жалуется он. — Ты не читал третью страницу. — Что ещё за третья страница? — Страница с посвящением. — И я есть на этой странице? — Может быть, — Исак играет бровями. — Ну слушай! — жалобно тянет Эвен. — То есть ты хочешь сказать, что мне нужно ждать ещё столько времени? — Терпение — это добродетель, Бэк Насхайм. Будь терпелив. Терпение. Ожидание. Эвен уже так долго ждёт. Сколько ещё? — Дай угадаю. Это будет что-то о «преждевременном сокращении желудочков»? Да? — Нет, в этот раз я использовал «неуважение к святости твоего зада», — смеётся Исак. — Блин. . «Что если он меня не любит?» — задаётся вопросом Эвен, чувствуя себя подавленным после того, как Исак снова проигнорировал его во время тяжёлого дня. Он немного пьян. Мысль пускает корни в его голове. Что если он меня не любит. Что если он встретит кого-то нового и интересного завтра? Что если так будет всегда? . На следующей неделе Эвен и Юлие попадают в небольшую аварию. Ничего серьёзного, просто какой-то мужчина въехал в них сзади, и Эвену приходится сдать анализы и пройти несколько исследований, так как он ударился головой о стекло, пытаясь закрыть свою маму. Он не рассказывает Исаку, потому что это глупо. Никто не пострадал, и мужчина признал вину и обещал оплатить все расходы. Так что ничего страшного не произошло, просто небольшая неприятность. Его оставляют в больнице ещё на одну ночь, потому что выясняется, что он ударился головой достаточно сильно. Он считает это ненужным и глупым, но обезболивающие заставляют его парить. Это очень приятно. Он просыпается и обнаруживает рядом с собой копну вьющихся волос. Какого чёрта. — Исак? Эвену интересно, кто из его тупых друзей в ответе за это. — Исак, что ты тут делаешь? — Эвен. Боже мой! Привет. Ты проснулся, — Исак трёт глаза, его лицо покрыто нежным румянцем после сна. — Пожалуйста, не говори мне, что ты проделал весь путь из Тронхейма ради этого? — Хм, а что если и так? — Исак! — потрясённо стонет Эвен. — Что? Это ерунда. — Исак, ты защищаешь свою работу на этой неделе. Конечно, это не ерунда! — Заткнись. — Не затыкай меня сейчас, Исак. Ты так напряжённо над этим работал. Эта работа — твой грёбаный ребёнок, твой малыш! — Ты такой идиот, — Исак закатывает глаза, обхватывает его лицо обеими руками и прижимается губами к губам. — Ты мой грёбаный малыш, Эвен. Ты. Эвен чувствует, как трепещет сердце в его груди. Исак такой милый. — А не какой-то лист бумаги. Ясно? — настаивает Исак. — Ты. А теперь поцелуй меня. Эвен целует его трижды. — Это реально меня возбудило. Не буду врать, — смеётся Эвен, когда Исак теснее прижимается к нему, ныряя рукой под больничную пижаму и лаская кожу. — Эв, ты постоянно возбуждён, — дразнит его Исак, целуя в ямку за ухом, прихватывая губами кожу, лаская кончиком языка. — Исак, пожалуйста, не заставляй меня трахать тебя в больнице. — Это вызов? Я чувствую, что это вызов. . Все странно на него смотрят. Юлие обнимает его слишком долго. Сана улыбается ему, словно знает что-то, чего не знает он. Юнас треплет его по спине. У Эскиля глаза полны слёз, когда он обнимает его. Ральф целует его в губы. Бенни стирает этот поцелуй большими пальцами. Леа ему подмигивает. Мутта, Элиас, Юсеф и Адам краснеют, когда встречаются с ним взглядом. А Микаэль просто широко улыбается. Все ведут себя странно, и Эвен слишком нервничает, чтобы спросить, в чём причина. — Ты читал? — спрашивает Юнас. На нём тёмно-зелёный костюм, непокорные волосы зачёсаны набок. Он отлично выглядит. — Его научную работу? Да. Все они сидят в аудитории, где Исак вот-вот будет защищать свою научную работу. Все приехали сюда из Осло, даже Леа. Они все одеты безукоризненно. — Целиком? Эвен начинает нервничать сильнее. — Я не понял большую часть, но думаю, что да. Целиком. — Ты прочитал третью страницу? — Дай посмотрю. Стоит ему открыть напечатанную копию научной работу, Эвен кожей ощущает присутствие Исака в помещении, словно тот требует его внимания. Эвен поднимает голову, и их взгляды встречаются. Несмотря на всю нервозность и серьёзность момента Исак улыбается. Он чувствует взгляд Эвена и возвращает его, удерживает его, не отпускает его. Кажется, будто в помещении они только вдвоём. — У тебя всё получится, — шепчет ему Эвен. — Я знаю, — шепчет Исак в ответ. — Я люблю тебя. Исак опускает глаза. Сколько ещё мне ждать? Что будет, когда ты вернёшься в Осло? Ты будешь со мной? Пожалуйста, будь со мной. У Эвена болит сердце, но он продолжает улыбаться. Он хочет спуститься вниз и поцеловать его. Он хочет поцеловать его на глазах всех их друзей. Он хочет сказать Исаку, что гордится им и что любит его. Что он любит его с того дня, когда они впервые столкнулись в Бакке, что он полюбил его с первого взгляда, с первого слова, с первого прикосновения, с первого объятия, с первого поцелуя, с первого косяка, с первого секса. Он хочет сказать ему. Исак улыбается ему издали, словно он знает. Он знает. — Ты чувствуешь это? — Да. — Это какое-то дерьмо в духе соулмейтов. — Дерьмо в духе Исака и Эвена. И, возможно, Эвен всё придумал, но Исак улыбается. Проектор не работает, потому что кто-то, как обычно, хочет ему насолить, но Исак всё равно улыбается. Улыбается ему, для него. И это заставляет Эвена улыбаться в ответ. Он открывает научную работу Исака.

________________________________________

Эвену, Моему партнёру по науке, который является причиной моих вентрикулярных заболеваний и ежедневных нарушений респираторной функции разной степени тяжести, и без которого всё это не стало бы возможным. Я в «химических веществах» с тобой. PS: проверь страницу 3

________________________________________

— Но здесь нет третьей страницы, — растерянно говорит Эвен. — Она пустая. Юнас улыбается ему, а потом протягивает смятую страницу. — Его научный руководитель заставил его её убрать. Сказал, что там слишком много чувств, недостаточно науки, и всё это не имеет никакого отношения к теме самой работы. Эвен непонимающе смотрит на него. — Вот, — говорит Юнас. — Это тебе. Исак очень смущён, но он дал нам всем её прочитать. — Что? Но почему? — Потому что он хотел, чтобы все знали, как сильно он тебя любит. . Философия любви Исака Вальтерсена Эвен, Я уже какое-то время пытался понять, интерпретировать, анализировать и рационализировать, что же такое «любовь». Я консультировался с лучшими философами, лучшими психологами, лучшими нейроучёными. Но я думаю, все они ошибаются. Они все ошибаются, потому что не знают любви. Они не знают её так, как я. Я познал любовь. Я познал её уже достаточно давно. Любовь — это когда я чувствую твои руки на своих запястьях. Любовь — это то, как ты целуешь меня в лоб, когда я притворяюсь спящим. Любовь — это то, как ты гладишь меня большим пальцем по колену, когда я нервничаю, как сжимаешь моё бедро в тёмном баре и держишь за руку на шумных вечеринках. Любовь — это то, как ты всегда знаешь, что сказать, чтобы я не замыкался в себе, как ты всегда оказываешься рядом, когда я зацикливаюсь, как ты всегда глубоко и неторопливо целуешь меня в ночных автобусах. Любовь живёт в твоей улыбке, в уголках твоих глаз — там, где я больше всего люблю тебя целовать, в твоём абонементе на поезд, который я у тебя беру. Любовь — это то, что я чувствую к тебе, когда тебе сложно улыбаться, трудно подниматься с кровати, трудно принимать душ. Это то, что я чувствую к тебе, когда вижу твою засохшую [удалено] на своих брюках или один из твоих носков на матрасе. Это то, что я чувствую, когда ношу один из твоих свитеров. То, что я чувствую, когда ты сгибаешь колени, пытаясь стать ниже на концертах, где все не попадают в ноты и выступают просто ужасно. Любовь — это то, как ты ждал, чтобы я почувствовал себя достойным любви. Любовь — это то, как ты ждал, чтобы я смог научиться любить. Любовь — это то, как ты смеёшься, то, как ты целуешься, то, как ты любишь, то, как ты [удалено]. Любовь — это то, как ты заставляешь меня жаждать твоего прикосновения, жаждать твоего [удалено]. Я люблю тебя Ты можешь больше не ждать Я уже спрыгиваю с поезда Я уже бегу к тебе Исак