Всегда и навеки

      Вечером этого же дня Цицерон отпросился у Раши подежурить в таверне «Чейдинхольский мост». Кто знает, может именно сегодня прибудут вести из Бравила от Слышащей и можно, наконец, вздохнуть полной грудью. Самуил Терентиус мёртв — именно такой справедливости добились жители графства, но что-то не давало покоя. В этой затянутой истории точка ещё не поставлена, а значит был повод ожидать чего угодно в сложившихся обстоятельствах.       В таверне, среди простых людей и их пустых житейских разговоров, молодого имперца разморило в сон. Перед глазами то и дело меркло, а голоса то исчезали, то вторгались в сознание громче обычного. Беспокойные будни давали о себе знать вкупе с обнадёживающими новостями от Амузая. И как бы не хотелось сопротивляться наплывшему чувству в ожидании подвоха, Цицерон сдался, не в силах дать отпор. Он и сам не понял, как это произошло, просто в один миг всё замерло и исчезло. Остались лишь пустота и небытие. Никаких снов, мыслей, видений, только беспроглядная чёрная бездна беспамятства.       Его разбудил женский голос, и кто-то совсем рядом, навязчиво тормошащий по плечу. В голове промелькнула мысль, что это хозяин таверны с супругой. Они вдвоём жили в этом же заведении, выкупив его у прежних владельцев, погрязших в долгах.       — Что? Мелур, уже есть какие-то вести? — спросонья забормотал себе под нос Цицерон, неуклюже поднимая голову.       — Цицерон, да очнись же ты, это я! — громкий оклик над самым ухом тут же привёл в чувства. Это была Эмелин и, судя по виду, она была сильно чем-то встревожена.       — Я же говорил… Сегодня никаких новостей… — послышалось недовольное бурчание Мелура у трактирной стойки, где его супруга разливала пиво по кружкам. Видимо, в таверне они были не одни. Хотя, скорее всего, уже перевалило за полночь, но Цицерон был в этом не уверен.       — Да?.. — ещё полностью не осознавая происходящего, удивился молодой имперец, но тут чужие пальцы вонзились в плечо и тот растерянно обернулся. Лесная эльфийка, стоящая рядом, не сводила с него тяжёлого взгляда. — Эмелин, что-то случилось? — только и смог он выдавить из себя. Такой он видел сестру впервые.       — Идём, здесь не место для обсуждений, — сквозь зубы сказала она, и поспешила покинуть таверну. Цицерону ничего не оставалось, кроме как отправиться за ней следом без лишних вопросов.       Глубокая ночь опустилась на город, а рука об руку с ней шла тишина. Теперь больше некому было кутить в подворотнях и горланить в пьяном угаре. Лишь редкие прохожие встречались по дороге в Убежище, украдкой поглядывающие по сторонам. Чёрное холодное небо полное звёзд и дым от пламени светильников, убегающий в никуда. Всё словно замерло в ожидании… Чего? Ответов? Неизвестно… Единственное, что знал Цицерон наверняка, так это то, что он сам, будучи ребёнком, любовался пустотой небес. Иногда она отступала, ради светопреставления, полного буйных красок заката, рассвета, а иногда и северного сияния. Но всё обращалось в прежнее русло, и чёрная бездна была неизменна, как бы до этого свет не играл палитрой цветов.       — Гарнаг вернулся… — неожиданно сказала Эмелин, остановившись прямо перед ним. Цицерон едва успел остановиться, дабы не столкнуться с сестрой. Часовня Аркея скупо освещала кладбище светом из больших окон перед главным входом. Над старым разрушенным домом лениво летали светлячки. Может ему всё это просто послышалось?       — Гарнаг? — переспросил Цицерон. — Они вернулись из Бравила? Это правда? — ответ, как он хотел услышать ответ. Ведь ему не послышалось? Ведь нет?       — Он прибыл один, — ответила сестра. — Молчи… — увидев изумлённое лицо напротив и чёрные глаза, в которых разверзлась туча вопросов. — Идём, нас ждут в Убежище, — тихим голосом добавила она, бредя вглубь кустарника к колодцу. И Цицерон вновь ощутил себя немым зрителем. Его опять просят молчать, хотя… Возможно, когда он всё узнает, то и не захочет ничего говорить. Посему он мысленно стал готовиться к худшему — ведь, как ни странно, никто его ещё не удивил в обратном.       Спускаясь по лестнице, он ощутил на пальцах что-то склизкое. А оказавшись на полу, обнаружил под ногами лужу крови. Отпечатки подошв сапог вели в коридор, и судя по размеру — это был Гарнаг.       — Проклятая сволочь! Он всё это время следил за нами! Он был с ними за одно! — голос грохотал по Убежищу, и не выдержав, Цицерон сорвался с места к его источнику.       Гарнаг сидел на полу, прислонившись к стене у покоев Уведомителя. Рядом был Понтий, что смывал сырым полотенцем кровь с лица и тела орка. Возле двери громоздилась куча непонятного хлама, ведро с водой и тяжёлый клеймор. Лишь подбежав ближе, молодой имперец понял, что это вовсе не куча хлама. Это всё, что осталось от брони Гарнага.       — А где все остальные? — тут же вклинился Цицерон, упав на колени рядом с тёмными братьями. — Что случилось? Разве жители Бравила не должны были успокоиться после смерти своего графа? Неужели опять что-то пошло не так? А где Раша и Амузай? — замотал головой по сторонам молодой имперец. Но на его вопросы никто не торопился отвечать. Гарнаг лишь обернулся к нему и только сейчас Цицерон заметил, что правая часть его лица залита кровавым месивом. Глаз был слегка прикрыт, и кроме чёрной жижи там ничего не было видно.       — Они отправились за гробом Матери Ночи, я спрятал его в лесу. Это кощунство, я знаю, но в город мне с ним было не попасть… Меня чудом пропустили стражники на воротах, ведь от моего пропуска остались лишь клочки бурой бумаги… И несмотря на мой внешний вид…       — Гроб Матери Ночи здесь?! В Чейдинхоле?! — вырвалось из груди Цицерона. Его настолько ошеломила эта новость, что он не дал договорить Гарнагу. — Что там произошло?!       — Я тебе как бы рассказываю! А ты перебиваешь! — озлобленно гаркнул орк.       — Успокойтесь оба! — не выдержал Понтий, из-за резких телодвижений раненого брата, ему было неудобно смывать корку запёкшейся крови с его шеи. — Сейчас мы в Убежище, в безопасности… Весь тот кошмар позади. Гроб Матери Ночи спасён, а дети Отца Ужаса выполнили свой долг…       — Выполнили свой долг… — ещё толком не осознавая услышанных слов, повторил Цицерон чужие слова.       Щелчок раздался внизу коридора, глубоким эхом прокатившись по стенам. Фиолетовое свечение внезапно залило всё вокруг на мгновение и так же внезапно потухло. Послышались голоса Раши и Амузая.       — Это был последний свиток Раши, нужно будет достать где-то ещё такой.       — Легко сказать, это довольно редкая вещица и очень дорогая… Да и подобной магии школы колдовства абы кого не обучают. Только особые организации, занимающиеся разведкой, владеют таким уровнем заклинаний, — прошипел ящер, поднимаясь вместе с Рашей из нижнего помещения. — Сейчас главное, что с останками Матери Ночи всё в порядке. Они невредимы, телепортация прошла успешно.       — Что мы будем делать дальше?.. — спросил каджит, ни к кому не обращаясь. Перед его глазами предстали остатки Тёмного Братства: Гарнаг, Понтий, Эмелин и Цицерон. Вместе с двумя Уведомителями — шестеро… Чем они рассердили Отца Ужаса? За что им даны такие испытания? Это проверка на преданность бездне?       — Все остальные погибли? — поднимаясь с колен, глухо спросил Цицерон. Его глаза устремились на Уведомителей. Раша лишь кивнул в ответ, отведя взгляд.       — Сейчас не время поддаваться эмоциям, хоть это и очень сложно. Мы должны рационально взвесить всё, что произошло и сделать выводы. В каком положении сейчас находится Тёмное Братство и как нам быть дальше? — Амузай старался держать себя в подобающем виде, чтобы показать пример остальным и не разводить панику понапрасну. Цицерон благодарно улыбнулся ему в ответ.       — Как нам быть дальше?! Как нам быть дальше?! — завопил Гарнаг, пытаясь высвободиться из рук Понтия. — У Тёмного Братства больше нет Слышащей! Склеп Матери Ночи разорён! Несколько ассасинов отдали свои жизни! А один из нас оказался предателем! Сука проклятая!       — Гарнаг, хватит… Уже ничего не изменишь. Пожалуйста, сиди смирно, — спокойным тоном попросил Понтий в попытке утихомирить друга. — Ты ведь даже толком ничего не рассказал, только в общих чертах. Нам нужно знать, что произошло в деталях, и от этого мы уже будем отталкиваться…       Гарнаг замолк, собираясь с мыслями. Он тяжело дышал, волосатая грудь вздымалась при каждом вздохе, а при выдохе изо рта выходил хрип и свист.       — Дж’бари… Он… Всё это время он служил лишь группировке Утера Нера! Он не был сыном Ситиса! Он не был нам братом! Это под их руководством разгорелась скумовая лихорадка… Это Дж’бари подсадил Риндира на эту дрянь! И всё это время молчал! Молчал, тварь!       — Тсс… — старался унять его Понтий. — Мы все тебя слушаем очень внимательно, только успокойся…       — Кто этот Утер Нере? — скрестив лапы на груди, холодно спросил Раша.       — Он оказался отцом Ализанны Дюпре… Я мало что понял, но это его люди подстрекали горожан к бунту, а когда легионеры во время переговоров сообщили о смерти Самуила Терентиуса, его шайка была первой, кто утверждал об обмане. Якобы Валгус Маро проник в замок и инсценировал смерть графа, чтобы дать тому удрать… Поэтому жители города при появлении легионеров в Бравиле и устроили новый погром, — Гарнаг провёл ладонью по лбу, по всей видимости, у него был жар. — Ну… А пока одни имперцы били других имперцев в восточной части города… Утер Нере и его люди разгулялись на западной его стороне, напав на склеп Матери Ночи. Я… Я слышал ругань, Слышащая и этот Утер Нере кричали друг на друга, но мне было не до этого. Я самый сильный в Тёмном Братстве, поэтому было решено заранее, что именно я любой ценой должен вытащить гроб из склепа и с ним покинуть город. А все остальные должны были отвлекать внимание. Мы… Мы рассчитывали на Дж’бари, но когда он… Я видел! Я видел, как он и его дружки… — он запнулся, сглотнул слюну и жалобно посмотрел на Понтия, что сидел рядом. — Но я ничего не мог сделать… Я…       Практически весь день они просидели в коридоре на полу, слушая Гарнага. В то, что всё услышанное правда, никто не хотел верить. Может это всё просто сон? Массовое помешательство? Но гроб Матери Ночи в нижнем помещении в конце коридора говорил об обратном. В Убежище воцарилась подавленная атмосфера, а всё за его пределами окутало туманом — словно и не было ничего там, не существовало. Оглушенные, они молчали, каждый думая о своём. Были лишь боль, тоска и отрицание…       Вечером, ещё полностью не придя в себя, Цицерон, будучи в жилых помещениях, написал в дневнике следующее:       «Столько всего произошло с момента моей последней записи. После того как Гарнаг и Андроника отбыли в Бравил, мы перестали получать известия из города. Мы опасались худшего. Этим утром наши страхи оправдались, когда Гарнаг вернулся один и привез с собой бесценный груз — огромный каменный гроб самой Матери Ночи. От рассказа Гарнага кровь застыла бы в жилах даже у самых закаленных служителей Ситиса. Склеп Матери Ночи разорен. Дорогая сестра Андроника порублена на куски. И сама Слышащая, досточтимая Ализанна Дюпре, заживо сожжена в урагане магического огня. Гарнаг, сам серьезно раненный (скорей всего, он лишится правого глаза), сумел отогнать нападающих и благополучно вывезти гроб Матери Ночи из города. С той самой трагической ночи он ни разу не остановился на пути, пока не добрался сюда»