Вы же не против, мальчики?

Бета — Элеми Годовой отчет не сходился. Годжун устало потер переносицу и выкинул в корзину для мусора еще одно сломавшееся перо. Пятое по счету, кажется… Мужчина после трех бессонных суток за этим самым отчетом, цифры и факты коего упорно, несмотря на все старания главнокомандующего, даже не попытались сойтись в какую-нибудь приличную картину для подачи на рассмотрение императору, их считать перестал. Что-то точно было не так. Или с ним, или… снова с ним. Ибо всю отчетность, кою маршал с генералом писали о своих операциях, марш-бросках, учениях, все накладные, табельные и сводные они сверяли непосредственно при нем. И в два голоса уверяли после каждого просмотренного документа, что все факты верны и логично увязаны меж собою. Начиная от количества потраченных Западной портянок до поведения ёкаев во время марш-бросков по зачистке территорий Нижнего Мира. Уверяли с таким видом, что не поверить «ответственно подходящим к делам» подчиненным не было никакого основания. За что главнокомандующий сейчас и расплачивался. Сном, нервами, канцелярскими принадлежностями, ненужную растрату которых требуется тоже указать в итоговой документации. Но сколько еще будет бездарно потрачено бумаги, перьев, чернил, Годжун понятия не имел. Призвать подчиненных к ответу не выйдет, главнокомандующий в этом сам виноват. Похвалив их за хорошо проделанную работу, он лично выписал Тенпо и Кенрену увольнительные на несколько дней. Прослыть самодуром, лишающим подчиненных заслуженного отдыха из-за неточностей в каком-то из отчетов, не хотелось. Еще меньше хотелось прослыть глупцом, не видящим истины в документах, если после вызова у маршала с генералом этот самый отчет у них сойдется в два счета. Вот и мучился Годжун так, раздираемый противоречивыми порывами. Старшинство и занимаемое положение требовали призвать нерадивых сослуживцев к ответу, хотя бы к отчету, собственная гордость протестовала, не желая признавать поражение в борьбе с документом. Пока что гордость перевешивала, но Годжун чувствовал, что еще парочка перьев и, пожалуй, парочка часов, и, если отчет не сойдется, этих двоих он достанет, даже если те дезертируют в Нижний Мир. Таким образом успокоив себя, а заодно настроив на рабочий лад, главнокомандующий достал из коробки с перьями новую пишущую принадлежность, аккуратно, в номерном порядке, разложил по стопкам все отчеты, ведомости и накладные, извлек новый, чистый пергамент из ящика стола, обмакнул кончик пера в чернила и… В его кабинет, громко хлопнув дверью, влетела, иначе и не скажешь, Богиня Любви и Милосердия! Обычно Годжун мало пересекался с гражданскими. По именам знал, но кому именно принадлежит то или иное имя — не особо. Исключением, пожалуй, абсолютно из всех правил была Милосердная. Взбалмошная, падкая на шутки над окружающими, славящаяся нестандартными идеями, абсолютно не аристократичная, эта по факту абсолютно гражданская Богиня умудрялась быть всюду. На приемах, на плацу, на ветке в компании генерала, видели ее неоднократно выходящей из покоев маршала. Вот теперь она в его кабинете. Взбудораженная, в ярко-красной, против обыкновения, тунике, расшитой белыми то ли снежинками, то ли какими-то ночными птицами с огромными глазами — главнокомандующий не рассмотрел особо, ибо больше всего его сейчас занимал не наряд Богини, а ее глаза, горевшие каким-то пугающим энтузиазмом. — Ой, главнокомандующий, как хорошо, что я застала вас на месте, — расплывшись в несколько пугающей улыбке, произнесла Богиня, — а то у нас как раз не хватает Снегурочки. — Чего? — чувствуя себя несколько глупо, произнес Годжун. — Какой еще гурочки?! При чем здесь я, и, извольте, но что вы делаете в моем кабинете? Вернее, потрудитесь объяснить причину, отчего вы столь бесцеремонно вломились в мой кабинет, даже не соизволив постучать перед этим! — Ой, и правда, чего это я, — испуганно вскинулась Богиня. — Простите, пожалуйста, сейчас все будет. И…смахнув все бумаги на пол, Канзеон уселась на его письменный стол. — Да что вы себе позволяете, гражданская?! — взревел царь-дракон. — Успокойтесь, главнокомандующий, иначе ничего не узнаете, — протянула Милосердная, а затем, резко вскинув руку, схватила мужчину за шарф и притянула к своему лицу. — И не ведите себя, словно женщина не я, а вы. Отчеты — вещь гадкая, знаю, но истеричность, — Канзеон провела острым, наманикюренным ногтем Годжуну по подбородку, — настоящему воину не к лицу. Поэтому не падайте в моих глазах, царь-дракон. В вашем кабинете стулья не предусмотрены, а я не солдат, дабы стоять пред вами во фрунт. Отчеты же спокойно полежат на полу, из-за этого они не отрастят себе крылья или ноги и не покинут вас. Главнокомандующий дернулся раз, другой и с удивлением отметил, что у Богини, несмотря на комплекцию, удивительно сильная хватка. — Вы ведете себя неподобающе, — прошипел мужчина. — Будь вы под моим командованием, вы были бы сосланы под трибунал немедля! — Возможно, — ухмыльнулась Босацу, — но я, увы, не состою под вашим командованием, посему совершить подобное у вас не получится. К тому же, сейчас вокруг нет никого, и о нашей с вами маленькой вольности не узнает никто. — Вы… вы… вы… — у Годжуна не находилось слов. Ругаться на Богиню бесполезно, известно из генеральских жалоб на собраниях, при желании эта особа могла выражаться не хуже матерого солдата. Угрожать нелепо, ибо Милосердная принадлежала к старшему Пантеону, император пожурит на словах, не более. Орать на гражданских он не очень-то и любил, особенно, если это женщина (даже если ее… кхм… достоинство не меньше чем у него). — Будьте добры, отпустите меня и внятно изложите цель своего визита, желательно, спустившись с моего стола. — Вот так вот намного лучше, — улыбнулась Босацу, выпуская шарф из пальцев, но, впрочем, не стремясь слезть со стола. — А то я уже было начала подозревать, что галатность у высшего офицерского состава Западной не в чести, и маршал — исключение из правил. Годжун сел на свое место и вздохнул. И вот что ему делать с этой невоспитанной, недисциплинированной особой? Ее приструнить нереально, пристыдить, скорее всего, тоже. Канзеон меж тем потянулась и начала говорить: — Дело в том, что сейчас в Нижнем Мире очень популярен праздник под названием «Новый Год». Под этим смертные, как ни странно, подразумевают не чествование нашего с вами любимого императора и дни его правления, а пиршество с занятной атрибутикой, — Богиня в доказательство дернула за подол своей туники, из-за чего тот довольно сильно задрался, выставляя на обозрение… кхм… то самое. Годжун поднял глаза к потолку. Убеждать ее, что это аморально — нелепо, что аморального в задранной одежде, если все ее известные главнокомандующему наряды по прозрачности не уступают паутине? — И интересными традициями, — продолжала Богиня, не обращая внимание на свой наряд и реакцию на это мужчины. — Одной из них является костюмированное представление, согласно которому ёкай зимы, известный нам как Стужень, растеряв отчего-то всю свою злость и плотоядность, одевается в теплые одежды людей, берет с собой мешок, в котором находятся различные приятные презенты, и жертвенную девушку, в данном представлении выступающую не его едой, а его помощницей, представьте себе. Затем он складывает это все добро в сани, запряженные парочкой оленей или лошадей, в какой земной культуре как, и разъезжает по домам, даря всем безделушки из своего мешка. Но есть условие: его помощница должна перед дарением презента ёкаем услышать от того, кто будет одарен, какой-нибудь веселый и радостный стишок. И чем больше он понравится помощнице и самому ёкаю, тем ценнее презент достанется произнесшему. — Культура Нижнего Мира в чем-то интересна, о ней занятно слушать, но я так и не понял цели вашего визита ко мне, — качнул Годжун головой. — Если вы хотели ознакомить меня с данными традициями смертных, могли бы просто прислать письмо. — Император, заинтересовавшись столь нестандартным подходом к этой древней традиции задабривания злобной зимней твари, повелел провести и у нас на небесах данную постановку, само собою, назначив ответственной за это мероприятие мою скромную персону, — в доказательство Канзеон поправила свой внушительный бюст. — Я уже почти всех нашла. И на роль ёкая, и на роль людей, даже массовку, навроде животных и деревьев, подобрала. Но у меня нет одной из ключевых фигур: жертвенной длинноволосой девушки, помощницы в данной постановке. Ее называют Снегурочкой. — Но я тут при чем? — вздохнул Годжун, впрочем, смутно уже начиная догадываться. — Как это при чем? — ненатурально удивилась Богиня. — Вы ладный, статный, с длинной шикарной косой, даже парик не нужен. Из вас, главнокомандующий, выходит великолепная Сне… — Я против своего участия в данном мероприятии в столь сомнительной роли, — перебил ее Годжун. — Я мужчина, как несколькими минутами ранее вы верно подметили, а не посмешище, дабы переодеваться в женские одежды. Я — воин, коему не пристало кривляться на публике, развлекая скучающих гражданских, уж простите. Мое дело — служить во благо Небес, а не строить из себя невесть что и кого! Обратитесь с этим к другим богам, уверен, они не откажутся принять участие в мероприятии. Взять хотя бы вашего племянника. Слыхал, у него тоже волосы длинные. Чем он не прекрасная кандидатура? — Конзен — зануда, каких еще поискать. Снегурочка из него выйдет такая унылая, что постановка провалится, — отмахнулась женщина. — Что ж, значит, вы участвовать не хотите? — Верно, Милосердная, — кивнул главнокомандующий, — а теперь, когда все прояснилось, не могли бы вы… — А так? — ухмыльнулась Богиня и извлекла из ложбинки меж своими грудьми… нефритовый свиток. На таких вот соединенных меж собою тонких пластинках из нефрита обычно выбивалось личное распоряжение Императора. Высочайшая его милость… в руках особы, падкой на каверзы всем Небесам. Босацу отщелкнула застежку на свитке, и тот развернулся, давая возможность прочитать свое содержимое. Годжун едва заметно вздрогнул, дочитав до конца. — Это… — У вас нет выбора, главнокомандующий, — Канзеон слезла со стола и ухмыльнулась вновь. — Роли уже утверждены и расписаны лично самим Императором. Завтра утром примерка. Не опаздывайте. — Значит, мне не отвертеться? — скрипнул зубами Годжун. — Нет, к вашему сожалению, — качнула Богиня головой. — Но не беспокойтесь, слов у вас немного, костюмчик шикарный, сама подбирала, — у Годжуна на этих словах чуть дернулся глаз, — постановка всего часов шесть идти будет, даже устать не успеете. И, развернувшись, Босацу направилась к дверям. — Постойте, — окликнул главнокомандующий Богиню. — Да? У вас будут пожелания? Или же еще бесполезные возражения? — Канзеон остановилась. — Я буду… принимать участие в данном балагане… Но полноценным это участие будет только при одном условии, — со вздохом произнес дракон. *** — Вы ведь не откажетесь, верно, мальчики? — с хищной ухмылкой посмотрела Босацу на стоящих перед нею парней. — Эм… Кенрен и Тенпо переглянулись. В их планах не было участвовать в этой сомнительной постановке. Особенно… в таком виде. Огромные рога каких-то животных, короткие бесстыдные шорты коричневого цвета и здоровенные красные носы из ваты. Показаться в этом на публике? Нет уж, увольте!!! Вот только, как это объясни… — Нам как раз не хватает оленей в упряжку, — хихикнула Босацу, доставая для надежности свиток Императора. А к Годжуну она будет заходить почаще. Оказывается, у него есть чувство юмора.