Еще один (Последний?) вечер

      Вторник. Ещё один вечер… Ещё одного вторника.       Перед глазами уже давно погасший экран монитора, а за окном — темнота, почти ночь. Недавно кончился небольшой, но холодный дождь: воздух на улице сейчас, должно быть, свежий и приятный, несмотря на то, что квартира находится в самом центре мегаполиса — смог и прочие вредные газы не доходили до сто девятнадцатого этажа.       Я еле встаю со своего чёрного кресла — после долгого неподвижного сидения разогнуться бывает достаточно проблематично, — и подхожу к окну. Вернее, к полностью застеклённой стене, дающей панорамный вид на город с высоты птичьего полета. Работать сегодня уже вряд ли смогу, поэтому приоткрываю створку прозрачной двери и вдыхаю уличный воздух полной грудью.       Если бы не шум вечно бодрствующего города — можно было бы закрыть глаза и представить, что ты где-то совсем не здесь…       Чуть размыкаю губы, будто пробуя воздух на вкус.       И правда достаточно свежий…       На самом деле я до сих пор не сделал и половины того, что должен был приготовить ещё к прошлому четвергу, но… Мысли путаются. Будто разум заволокло густым туманом, который временами то становится реже и прозрачнее, то наоборот загустевает, превращаясь практически в чёрную мглу. Почему-то сегодня мне снова не по себе. Уже достаточно поздно. Хотя за эти годы я привык. Так было каждый день, каждый вечер и каждую ночь. Почти без «выходных». Почти привык…       Я пошарил в правом кармане брюк и через некоторое время достал дорогую серебряную зажигалку. Не понимаю, почему хожу в рубашке и брюках, когда работаю практически только дома. Впрочем, зачем мне эта зажигалка я тоже не знаю, ведь так ни разу и не закурил. Даже сигарет в доме нет. Хотя, слышал, сейчас натуральные сигареты уже стали достаточно дорогой редкостью, поэтому мне и так достать их было бы непросто.       Я подношу зажигалку к правой щеке, пару раз щелкаю пальцем по колёсику — сноп искр пробуждается, но не сразу. Ей уже немало лет, пускай на внешний вид смотрится абсолютно новой. Какое-то время смотрю на красно-жёлтый огонь и чувствую, будто он немного разгоняет тёмный туман в моей голове. Или я просто хочу в это верить?..       …вынырнув из раздумий, по одной лишь боли в нетренированных ногах понимаю, что простоял так уже целых сорок минут.       Я смотрю на разноцветные огни ночной столицы и моргаю. Только собираюсь снова сесть за компьютер, как слышу тихо открывающуюся входную дверь. И столь знакомый любимый цокот высоких каблуков по паркету… Первым эмоциональным порывом было отвернуться от окна и бегом нестись в прихожую. Но я сдерживаюсь и лишь слегка вздрагиваю, подёрнув плечами да встав к стеклу боком. Ту ошибку я мог допускать лишь в самом начале, и больше никому из нас не хотелось бы, чтобы подобное повторялось.       Я стараюсь глубоко и размеренно дышать. Уличный воздух уже не такой холодный и бодрящий. Не такой притягательный. Но лишь через пять минут я отворачиваюсь от городского пейзажа и медленными шагами направляюсь к прихожей. Обуви там, конечно же, нет, как и обладательницы оной. Сразу же улавливаю чутким слухом, ничуть не потерявшим детской остроты, шум льющейся воды в ванной. Через щель её приоткрытой двери пробивается свет. Я оборачиваюсь и смотрю на него, оставшись неподвижно стоять в какой-то нерешительности. Затем встряхиваю плечами и делаю три шага вперёд, чтобы незаметно заглянуть внутрь комнаты.       Да, это она. Да и некому ещё быть, кроме неё. Моё одиночество скрашивает лишь её присутствие. Но мне этого было более чем достаточно. Я и не желал бы никого другого.       Мой взгляд плавно поднимается вдоль чёрных кожаных сапог длиною выше колен, закрывающей даже полбедра, минует такие же тёмные чулки, короткую юбку платья, и застывает на белых рукавах. Ну, по крайней мере, они должны были представать белыми. Но сегодня… Как и каждый раз. Как и каждый предыдущий вечер вторника они кроваво-красного цвета.       Всегда от этого зрелища моё сердце чуть сжимается. Пусть всё меньше и непродолжительней — я заставляю себя не задерживать на этом внимание, — но сжимается. Мой взгляд скользит чуть вправо, чтобы увидеть, как девушка смывает кровь со своих изящных длинных белых пальцев. На них алых следов почти не осталось, поэтому она принимается застирывать рукава платья. Хотя это наверняка бесполезно — у неё семь таких одинаковых нарядов, чтобы по очереди отдавать их на молекулярную очистку. Так что, скорее всего, это просто ритуал. Личный устоявшийся ритуал. Может, это её успокаивает…       Лишь когда я, устав неподвижно стоять, переминаюсь с одной ноги на другую, она прерывает своё занятие и поворачивает ко мне лицо, обрамлённое каре коротких белоснежных волос. Её губы складываются в печальную виноватую улыбку вместо приветствия. А большие голубые глаза бросают на меня короткий, грустный, но любящий взор. Отвечаю сдержанным кивком и, отсчитав буквально пять ударов сердца, распознав всё без слов, разворачиваюсь, чтобы уйти на кухню.       Я сажусь на стул у длинного прямоугольного стола и, не зажигая свет, провожу по нему рукой. Он, как и вся обеденная группа, сделан из натурального тёмного дерева и недёшево мне обошёлся. В темноте слух ещё сильнее обостряется, поэтому удаётся услышать, как через несколько минут вода в ванной замолкает, а затем разносятся по комнатам звонкие звуки ударов каблуками по паркету и плитке. Не проходит пятнадцати минут, как они раздаются уже за моей спиной. Через мгновение включается и свет.       Она проходит справа от меня, ступая так плавно и легко, будто бы ничего не весит, хотя мы оба знаем, что это не так. Стройный стан, облачённый в уже новое, но точно такое же идеально чистое платье, быстро перемещается по кухне, выполняя с ювелирной точностью и размеренностью давно заученные механические движения. Проходит ещё пять минут — и ужин, источая аппетитный аромат, лежит в тарелках передо мной. Теперь возможности прогресса позволяли практически не тратить время на приготовление еды, почти не ухудшая её вкуса. Да и само приготовление отныне не требовало навыков, поэтому поесть я мог бы и сам.       Но достаточно важным фактором в получении удовольствия от трапезы для меня являлось то, что именно она каждый раз накрывала на стол. Конечно, это совсем не выглядело как в древности, когда женщина сама полностью готовила блюда для своего мужчины из самых разных ингредиентов, тратя на это порой по несколько часов. Но для меня уже прикосновения её рук делали любую пищу вкуснее в разы.       Хочется думать, что и ей это доставляет хоть какое-то удовольствие…       Не успел глубоко задуматься, как молчаливая особа села на точно такой же стул напротив, аккуратно сложив руки на столешнице. Как всегда, ужинать буду лишь я один. Ем очень медленно, то и дело бросая взгляд на чужие руки: на сцепленные между собой пальцы, словно длинные белые нити, на плечи, которые кажутся несоразмерно большими для хрупкой фигуры из-за фасона платья, и на предплечья, закрытые ослепительно белыми рукавами. Этот вечер почти полностью копирует сотни, если уже не тысячи таких же предыдущих вечеров, однако…       Почему я всё ещё не привык, почему каждый раз происходящее возбуждает мысли в моей голове? Неужели я никогда не обрету спокойствия?! Или это называется… смирение?       Всё то время, пока я ем, она пристально смотрит на меня. Чужой взгляд внимательно прослеживает, как я разрезаю ножом мясо, как левая рука вилкой отправляет в рот кусочки, как челюсти медленно пережевывают каждый, прежде чем взяться за следующий. Почему-то ей никогда это не надоедает. Неподвижно, всегда с идеально ровной спиной, так вот сидеть и наблюдать за мной.       Возможно, она находит в этом какое-то удовольствие, умиление? Или это всё лишь моя красивая выдумка, потому что так считать было бы куда приятнее?       Доев, я отодвигаю стул и встаю. Она, словно вырванная этим из своих глубоких тяжелых мыслей, поспешно вскакивает и замирает напротив, идеально ровно сомкнув свои ступни.       — Спасибо, всё было очень вкусно, — вежливо благодарю за еду, добавляя следом шёпотом, почти не двигая губами, беззвучно: — Как всегда…       Наверное, эти последние слова всё равно оказались услышаны. Однако, по крайней мере, виду мне не подают и отвечают одной лишь чуть более широкой, чем при встрече в ванной, улыбкой, слегка кланяются. Затем я зачем-то делаю короткий кивок. И, спохватившись, быстро вскидываю правую руку, чтобы слегка почесать затылок — как-то компенсировать предыдущий жест.       Я ведь ей не хозяин…       Да, хоть формально я и являлся её собственником, я никогда, с самого начала, не соглашался считать её просто вещью.. Поэтому и она была моей лишь потому, что сама этого хотела.       Чуть помедлив, направляюсь в спальню. Единственное, чем сегодняшний вечер отличался от остальных — в этот раз она пришла ещё позже, чем обычно. Поэтому уже давно пора было отходить ко сну. По крайней мере, мне точно. Я никогда не видел, как она спит. Сев возле окна на краешек широкой двуспальной кровати, заправленной молочно-белой простынью, я разделся, оставшись в одном лишь белье. Бросил последний (на сегодня) взгляд на город, который никогда не спал, и закрыл шторы. Когда не спал город — он мешал и всем остальным. Даже если ты находишься на сотне метров выше круглосуточно оживлённых улиц.       Я лёг, укрывшись по шею ещё прохладным одеялом. Она не заставила себя долго ждать: мягко опустилась чуть правее, заставляя эту половину матраса податливо прогнуться. В отличие от меня, она предпочитала находиться постоянно в своём платье, даже ночью в постели, и никогда не раздевалась, если её не попросить. Но просьбы ни разу не звучали. Мне не нужно было… Это.       Уж точно не от неё.       Мы пролежали в абсолютной тишине какое-то время, прежде чем я промолвил, нарушив молчание: — Ты споёшь мне? — Конечно, — ответила, мило улыбнувшись и чуть ближе придвинувшись. Так, что я кожей почувствовал прохладное плечо.       Голос её был так нежен и невообразимо женственен — я никогда не слышал ничего приятней. А его интонации и тембр были столь ласковы, что всегда помогали мне засыпать. Это уже стало нашей маленькой еженощной традицией…       Впрочем, разве могло быть как-то иначе?

Lae'ah nousheri Fphishva lehadi Yel'etkai iichnesa Vphafa saharui Tithaleth clahluu Shalenlek klahou Omefthlahah yufpival Ha'mii dueakhsi shnaharla-aaa…

      Голос волшебной медовой радугой звуков ласкал слух, проникая в самое сердце. Но прежде чем я уснул, наши взгляды встретились на какое-то мгновение. И…       Мне показалось, или на один миг я увидел блеск красного цвета в её глазах?..