Годовщина

С некоторых пор любой бар неприятно напоминал Афине о Мокси; Мокси, в свою очередь, напоминала о своем предательстве и Глазе Гелиоса; а все это в месте возвращало в те непростые времена, когда она металась по Элпису в поисках загадочного Хранилища, а странная женщина по имени Тунгстина Зарпедон умоляла их не уничтожать Вселенную необдуманными поступками. Все опять упиралось в работу — и Джека. Некогда простого программиста из Гипериона, сумевшего взобраться на самую вершину власти, она сначала назвала героем. Он им и был — он спас их команду от гибели в самом начале пути, он заботился о сохранности жителей Элписа и самой луны… Но то, что произошло потом, изменило его. Изменила Зарпедон. Изменила Фелисити. Изменили Мокси, Роланд и Лилит, предавшие его, заставившие творить ужасные вещи. Может, шоу-вумен была права — за его улыбкой скрывалась настоящая жестокость, маниакальность, но гладиатору было наплевать, было ли это в нем с самого начала. Она начинала работать на хорошего человека, который вскоре превратился в монстра. Она отпила немного из своего щербатого стакана и сердито скривилась: какой бы гадиной Мокси ни была, ее коктейли были лучшими, что Афине доводилось пробовать за всю свою жизнь. Но, увы, показываться в Убежище, где обосновалась ее заклятая знакомая, было не только чревато большими неприятностями, но и далеко и долго, поэтому приходилось пробавляться, чем есть — в полутемном баре, обклеенном плакатами с объявлением розыска новых Искателей. Афина взглянула на них с легкой завистью: на слуху теперь четыре новых имени, а про ее бывших товарищей почти все позабыли. После выполнения работы, связанной с Эйч-кодом и Железякой, она порвала не только с самим Джеком, но и с другими… Оставшимися в живых. Их маленький спутник, забавный робот, был застрелен — а Ниша и Вильгельм смотрели с улыбкой на эту казнь. Гладиатор могла бы их понять — ее тоже раздражали собратья механического Искателя, но терять того, кто столько раз прикрывал тебе спину… Нет, это стало последней каплей. Даже не дурацкая музыка, хранившаяся в файлах робота, не хот-дог-расист и даже не своеобразная «темная сторона» Железяки. Говорят, новые Искатели убили Вильгельма. Говорят, они убили и Нишу, правившую городом Линчвудом, подаренным ей директором Гипериона. Почему-то Афине… не очень-то и жаль. Как ей не жаль и Красавчика Джека, сгинувшего в Ущелье Героя, рядом со своим вожделенным Воином. Тот Джек, которого она знала, умер во время взрыва глаза Разрушителя. С ним завершилась эпоха, Гиперион скоро, как раньше Атлас и Даль, отойдет в тень, а его место займет кто-то новый. Кто бы это мог быть? Маливан? Джейкобс? Тедиор? Гладиатору, если честно, наплевать: она успела убедиться, что каждая корпорация стоит другой — и вместе с тем не стоит ничего. Пойло оказалось куда забористее, чем можно было ожидать: Афина вдруг обнаружила, что с трудом может вспомнить, по какому поводу решила зря спустить то небольшое количество денег, которого жалко для выпивки такого качества. Покопавшись немного в мыслях, она все же нашла ускользающее воспоминание: годовщина. Годовщина взрыва на Гелиосе. Годовщина гибели хорошего человека. И чего-то еще… Но чего? Нет, эта брага слишком сильно мутит мозги, больше она сюда не ногой, решает Афина и, тут же наплевав на только что принятое решение, машет бармену, чтобы тот налил еще. Пускай она и не помнит, зачем пьет, зато помнит, что повод того требует, а это в данной ситуации куда важнее, чем-то, что она свободно сможет перенести на завтра. Обещание больше здесь не пить, то есть. Или не пить вообще? — Что, с дружком рассталась? — неожиданно сочувственно подмигнул бармен. Гладиатор воззрилась на него мутным взглядом, пытаясь сфокусироваться на размытом пятне и вникнуть в смысл сказанных им слов. Происходящее сильно напоминало сознание Железяки: абсурдное, странное и совершенно не поддающееся всем известным ей законам логики. — Нет у меня дружка, — наконец буркнула она и потрясла головой. Каким-то чудом хмель вдруг выветрился из мозгов, чем окончательно убедил ее в своей неблагонадежности. Все на этой Пандоре так… Даже хуже, чем на Элписе. — А найти не хочешь? — вальяжно предложил мужик и, видимо, горделиво передернул плечами, намекая на себя. — Не хочу, — отрезала гладиатор. — Почему это? — упорствовал бармен. — Я что, недостаточно хорош для тебя? На плечо Афины легла шершавая теплая рука, от которой веяло нежностью — для нее одной. Похожим, наверное, было прикосновение сестры, только вот незадача — гладиатор не могла его вспомнить. От сестры осталась только алая кровь, скатывающаяся по клинку и пузырящаяся на губах. — Вот поэтому, — Спрингс демонстративно чмокнула девушку в щеку. — Да вы просто грязные…! — взорвался было мужик, но кулак Афины метко отправил его в нокаут. — Теперь травиться здесь станет нечем, — с легким огорчением заметила Джейни, усаживаясь на соседний крутящийся (на самом деле уже нет) стул, который протестующе заскрипел под ее весом. — Чего это ты здесь одна пьешь, а? — Отмечаю годовщину гибели глаза Гелиоса, — проворчала Афина. — Всех остальных участников, не считая другой стороны, уже нет в живых, так что пить в этот день мне больше не с кем. — А как же я? — возмутилась механик. — Ты что, забыла, что сразу после этого я впервые пригласила тебя на мокстейль?! — На один из последних, оставшихся в Конкордии после этого, — рассеянно указала гладиатор. — Да какая разница? — рассмеялась Спрингс, поглаживая лежащую на стойке руку Афины. — Неужели не лучше отмечать мой повод, чем твои глупые поминки? Бывшая Искательница задумчиво посмотрела на ту, кому удалось вытащить ее из бездны одиночества и самобичевания, заразить своим оптимизмом и жаждой полной, яркой жизни. — Ты права, — с неожиданной легкостью согласилась она и перегнулась через стойку. — Эй, там! Налей нам еще!