.
6 мая 2018 г. в 23:32
Той зимой я хотела галькой осесть на дно. Обещала всем: решено. Решено, решено, ре-ше-но. У меня есть уютный дом. Есть огневолосый Ру. Мы спим у окна. Варим суп. Носим хлам в нашу тихую конуру. Той зимой у обочины карты сожрал костёр. Впервые без нас остывал в тишине простор. Ру говорил:
— Начинается новый мир.
Ру говорил:
— Отболит и забудется, милая, потерпи. Ты излечишься, ты отвыкнешь ехать, бежать, менять, ты полюбишь ромашковый чай, икеевскую кровать, ветер больше не будет петь, и дорогу покроет пыль, и декабрь, как белый плед, до весны усыпит ковыль.
Я кивала, и верил Ру. Или попросту делал вид. Выходила во двор, пока Ру мой так беззаботно спит. И смотрела туда, где тьма образует линейный край. И за краем горел Амстердам, Петербург, Назарет, Синай.
Той зимой лишь одно не узнал мой верный красавец Ру.
Ветер всё ещё шёл за мной через Альпы, Непал, Перу. Ветер в окна стучался ночью и плакал:
— Беги,
беги,
от транквинте,
его улыбки,
его золотой серьги.
Ветер выл, путал волосы, бился, стонал и манил с собой:
— Мы не видели Брюгге,
Карпаты,
Венецию
и Ханой.
Не бойся меня,
родная,
я холода не хотел —
но у нас ещё много,
так много,
так много,
так много
дел.
Под утро я возвращаюсь. Ложусь. Обнимаю дочь. И кажется, что приснилась мне та неземная ночь — где серые небоскрёбы царапают облака, где фрески писала в прошлом давинчевская рука, где вьётся через долину забытой реки змея.
Куда ты уходишь, ветер, когда я ещё твоя?