Драбблы по Муми-троллям

Муми-папа шел все ниже и ниже по реке. Серой, словно смешанной с пеплом, водой спешили бурные волны, с пеной у рта скакали по воде их гребни-барашки, преследовали его. Но Муми-папа, обычно внимательный к подобным вещам, шел все ниже и ниже по реке, погруженный в свои мысли. Он сцепил лапы за спиной, удерживая под мышкой пышный букет белых лилий, и шел медленно, опустив голову. Бурый ковер шелестел под лапами, темные шары каштана откатывались под листвой, а по шкурке пробегали мурашки от крепкого морозца поздней осени. Он шел все ниже по реке, и скоро над головой сомкнулась арка сухих веток. Они переплелись друг с другом так, что с земли виделся причудливый узор с волшебными существами на сером фоне неба. Серебром переливались рога и копыта оленей, огненные белки стремились к дуплам, но у всех в глазах сверкало равнодушие и презрение. Муми-папа остановился, глядя в глаза одного крохотного ежонка, затаившегося за последним жухлым листом. Тот казался маленьким и милым, но острая мордочка точно вынюхивала что-то, цепкие глазки словно высматривали в каждом предателя или врага. Сердце кольнуло, и Муми-папа поспешил дальше. Он заметил Муми-маму — за деревьями мелькнул красно-белый фартук, а потом она вышла на тропинку. Счастливая и улыбчивая, она побежала к нему, раскинув в стороны лапы. Она смеялась, кружилась и подпрыгивала, словно пытаясь дотянуться до крючковатых веток арки, а потом снова заливалась звонким смехом. Муми-папа поднял голову, заслышав тонкий звон маленького колокольчика. Он побежал навстречу, выронил на бегу букет, и ветер сорвал цилиндр с его головы. Но Муми-папа не остановился, чтобы поднять ни его, ни цветы. Всего минута — и он бы сделал последний шаг, поймал Муми-маму за лапу, ободряюще сжал в своей её запястье, погладил нежный бархат шкурки, но... Она пронеслась мимо, даже не задев его. Она казалась такой живой и настоящей, но опять была призраком, жалкой и пустой тенью. Муми-папа тихо вздохнул и вернулся за цилиндром. Натянув его поглубже на голову, он собрал лилии. Белые лепестки слегка перепачкались, и Муми-папа ласково стряхнул с некоторых грязь и холодные росинки. В прикосновениях этих чудилось что-то родное, любимое, а к глазам от них подступали горькие слезы. Дальше, вниз по реке, через мокрую ледяную листву и кусты, царапающие лапы. Он вышел на опушку леса. Под высокими и грозными деревьями — белый мрамор с серыми разводами, свежеперекопанная земля. Её любимые цветы — белые лилии на забытой могиле Муми-мамы. Он не мог её вернуть, как ни хотел и ни пытался.