Прелюдия к вечности

Елизавета пришла в себя от того, что у нее ощутимо болела за… в общем, то, что пониже спины. Она моргнула и огляделась. Вокруг простиралась какая-то унылая равнина, чуть менее, чем полностью, затянутая клочьями тумана. Кажется – из-за тумана было трудно окончательно внести ясность – но вдобавок ко всему то здесь, то там торчали покосившиеся кресты и надгробия. И, конечно же, никого рядом не обнаружилось. «Так я и знала», – подумала бывшая императрица. – «Ну ничего. Я всю жизнь принадлежала себе – и в вечности не пропаду. Обойдусь. А потом мы еще посмотрим…» Елизавета встала и аккуратно отряхнула платье – даже смерть не повод быть замарашкой. А на Смерть в более персональном смысле ей наплевать. Окончательно. Она даже сделала несколько шагов вперед, медленно, чтобы не наткнуться случайно на какое-нибудь наследие прошлых эпох. «Лучшая реальность, как же», – мысленно негодовала Елизавета, перебираясь через черт знает чью поросшую мхом гробницу. И тут из тумана послышались витиеватые ругательства на незнакомом ей языке. Она замерла, прищурившись. И вскоре заметила плутовского вида парня в изрядно потрепанной тюремной одежде. Он шел мимо, продолжая ругаться с таким энтузиазмом, будто его кто-то мог слышать. Но остановился, как вкопанный, едва заметив Елизавету. – Вот, однако, картинка… Я-то думал, что ты уже и не здесь. Улетела, так сказать, на крыльях любви. Бывшая императрица посмотрела на него очень недоброжелательно – примерно так же, как некогда смотрела на свекровь. – Ты еще кто? – Луиджи Лукени. Террорист, анархист и относительно неплохой человек, ну то есть смотря для кого, – он шутовски поклонился. И тут Елизавета его узнала. Тем более, что ухмылялась эта бандитская небритая морда в точности так же, как и на женевских улицах. Сориентировалась она быстро, вспомнив, что бренное тело ей больше не мешает. В частности, не мешает отскочить в сторону, стащить туфлю и метко запустить в лоб мерзкому посягателю. То есть сейчас он ни на что конкретно не посягал, но это Елизавету ничуть не смущало. – И это вся благодарность?! – чуть ли не завопил ее убийца, словно обращаясь к несуществующей аудитории. – Я ей, понимаете ли, оказал услугу, свидание организовал! Даже цветочек передал по адресу – помял-порвал, конечно, но народ, чай, и мятым обходится. Заточку полировал, старался – мог бы и похуже, заметьте! И что получаю в ответ? Что, спрашивается?! Презрение и туфлю в голову! И после смерти мне не обрести покой… тьфу. То есть и после смерти угнетатели из дворцов продолжают нас угнетать! Из всего страстного монолога Елизавета привычно ухватила последнюю фразу: – Не припомню, чтобы когда-нибудь угнетала лично тебя. По крайней мере настолько, чтобы меня убивать. – Это идейные соображения! Убеждения! В общем, вам, аристократам, никогда не понять. – А между прочим, – задумчиво сказала Елизавета, – в детстве я собиралась стать циркачкой. – Оно и видно: всю жизнь такие номера откалывала… – вполголоса хмыкнул Лукени. И едва успел отскочить от второй туфли бывшей императрицы. – Я всё слышу! И откуда такой… – она снова вспомнила, что ей не пристало ругаться, чего бы там ни хотелось в детстве, – в общем, такой, как ты, знает, как прошла моя нелегкая жизнь? – Да вот пособил кое-кто… – туманно выразился анархист, хмуро разглядывая Елизавету. Кажется, он и сам уже не рад был, что ее зарезал. – Ага, – удовлетворенно произнесла она, уперев руки в боки. – Теперь мне всё ясно. – Ты чем меня слушала, вот скажи на милость? – возмутился Лукени. – Говорю же: устроил свидание, всё в духе вашей grande amore. А благодарность, спрашивается, где? – К кому? К тебе, бандиту? – Не бандиту, а анархисту! – Неважно, – отмахнулась она. – Или к этому, который сбежал, едва только получил, что хотел? Все мужчины одинаковы… – Он не мужчина. Он Смерть. – Ага, как ко мне на кровать при жизни забираться – так он мужчина. А как дело дошло до серьезных намерений – так сразу нет. Кстати, – круто, по своему обыкновению, сменила тему Елизавета, – а почему ты здесь? Непохоже, чтобы сразу же заколол себя в приступе душевных терзаний за мои загубленные жизнь и посмертие. Лукени досадливо подергал петлю на горле. – Надоело в тюрьме куковать столько лет. Не курорт, между прочим. Ну и обратился к нашему общему знакомому. Он, хоть и тоже Вашвеличество, различий не делает. Смерть, – назидательно поднял палец анархист, – уравнивает. Так говорят. – А он и тебя… тоже? – с подозрением спросила Елизавета. Лукени фыркнул: – Работа у него такая, твое бывшее величество. Впрочем, ты и при жизни не слишком-то умела отличать личное от общественного. Елизавета поджала губы. – Я всего-то лишь оставалась верна себе. Если кто-то этого не понимает… – Молчу-молчу. Но, кажется, тебя ж уже не волнует, с кем еще вздумает целоваться твой кавалер? – Как это не волнует? – Елизавету до глубины души (в самом прямом смысле, раз уж они тут были бесплотны) возмутила мысль, будто ее не должна волновать потеря собственной исключительности в отношениях с Повелителем Смерти. – Женская логика, – пробормотал Лукени. – Тсс, бандит, – цыкнула Елизавета. Не то чтобы она не хотела поспорить… то есть, пользуясь случаем, нагрузить еще кого-то своими жизненными воззрениями. Просто до ее слуха донесся знакомый мотив. Анархист даже не успел возразить, когда пейзаж перед ними несколько переменился – туман рассеялся, подобие неба озарилось мрачным сиянием, а с неожиданно появившейся в воздухе черной лестницы спустился ни кто иной, как сам Смерть. При виде бывшей австрийской императрицы уголки его губ едва заметно приподнялись. – Приветствую тебя в своих владениях. Видимо, он ожидал, что та сразу же кинется ему в объятия - так сказать, "на бис". Но ожидаемой радостной встречи не вышло. – И где ты был столько времени? Я простыла! В твоей вечности, лучшей реальности или как ее там – промозгло и холодно. Я рассчитывала на лучший прием, – Елизавета вздернула подбородок, не обращая внимания на босые ноги и не лучшее состояние белого платья. – Прости, дорогая, – с достоинством наклонил голову Смерть, пытаясь галантно поцеловать ей руку. – Улаживал формальности, можно сказать. С… высшими инстанциями. Смертная душа в Вечности – сама понимаешь, не так-то просто получить вид на жительство. – Я понимаю только то, что ты бросил меня! Причем в самом буквальном смысле. На пол, – руку Елизавета резко отдернула. – Меня вызвали неожиданно, – ответил он с тем же вечным спокойствием. – Ты должен извиниться. – Ты не находишь, дорогая, что это несколько странно – требовать извинений от Повелителя этих мест? Елизавета всё больше чувствовала себя снова в своей стихии. – Я и здесь принадлежу только себе, – заявила она, гордо выпрямившись. – Как и было всегда. В неподвижных холодных глазах Смерти зажегся слабый, но явственный огонек удовольствия, которое отныне будет скрашивать ему Вечность. Где-то вдали зазвучала мелодия «Wenn ich tanzen will». Лукени, пользуясь тем, что на него больше не обращают внимания, прикрыл ладонью лицо.