A fool. A coward

      Сборная встречает его приятной тяжестью ответственности и плеядой незнакомых лиц. Тот миг, когда Дуайт слышит в списке своё имя сравним с прыжком со скалы прямиком в чёрную морскую гладь. Волнительно. Почти страшно. Зато потом — непередаваемое счастье, как реактивный взлёт вертикально вверх. Для Джонса место в Dream Team не то чтобы неожиданность —он давно в курсе о собственных способностях, он знает, как должны работать разум и тело профессионального игрока. Да и в "Houston couguars" никто особо не удивлялся решению вышек. На исходе своего девятнадцатилетия он, наверное, знал о себе вполне достаточно, чтобы зваться окрепшей личностью, а не просто двухметровой "машиной убийств", застрявшей между уходящим детством и ещё не вошедшей в свои права молодостью.       И всё же рацинональные сомнения время от времени давали о себе знать, держали пускай и на длинном, но всё-таки ощутимом поводке. Потому вплоть до последнего его сковывало, заставляло незаметно для остальных подрагивать, пока его имя не отчеканили в зале на глазах у товарищей и тех, кому не суждено было поехать в Мюнхен. Самоуверенность была просто чужда для его натуры — спокойной, как широкая равнинная река, лишь изредка дающая опасные крены в сторону. Вот только с приходом в сборную ему все начинало казаться, что черта эта сыграла с ним злую шутку.       Он всё ещё славно выкладывался на тренировках, даже одним из первых заслужил сдержаную похвалу от старика Айбы (несомненно после едкой горсти замечаний). Но вот общение в новом составе для Джонса точно не было командным спортом. Весельчак Бэнтом казался слишком назойливым. Брюер — хамоватым. Однофамилец Бобби поначалу располагал к себе, но позже и он начал казаться несколько легкомысленным. Среда не критическая, да и времени прошло не так много, Дуайт за свою недолгую жизнь пережил достаточно, чтобы не запинаться о такие мелочи. И всё же. Всё же...       Билл Уолтон дал о себе знать совершенно случайно. Рыжик поругался с тренером под конец тренировки, побуянил немного в раздевалке на глазах у флегматичного Дуайта и чуть напуганного Бобби. Джонс — тот что большой и произносящий по два слова в час, тогда уж без обиняков выразил своё искреннее "валенок обоссанный" в адрес Хэнка. И, совсем неожиданно для себя самого, позвал парня заесть обиду в ближайшее кафе, угостить со стипендии.       Билл подкупал своей честностью. Дуайт даже при желании не смог бы противиться столь простому, естесственному обоянию. При этом сам, что в игре, что в обычной жизни, предпочитал не задумываться, что же такого предлагал в ответ: связь между энергичным парнем и его антиподом в виде хрестоматийного увальня-форварда прослеживалась с трудом. Но, если Дуайт Джонс и принимал кого-то за своего, то это было всерьёз и надолго. Кажется, оба одновременно дошли и до утренних пробежек у корпуса, шутливых драк, совместных пинков балагуру Майку под гогот ребят и ворчание Джонни, замещавшего Хэнка...        — Забей на него, — Билл хлопает Джонса по массивной спине. Рыжая прядь липнет к вспотевшему лицу. Джонсу хочется осторжно убрать мягкие волосы со лба, проявить ответ, невербальный, понятный только им двоим... но Уолтон опережает его намерения, когтистой пятернёй расчёсывает шевелюру и крепит неизменную повязку поверх лба, — он злится, что его сели греть жопу на скамейке запасных. А не играть с крутыми парнями.       Как просто, Билл. И так правильно. Где-то глубоко внутри него успокаивается целая шумная река, и он вновь в своём русле.       Дуайт хотел бы себе, наверное, невидимый костыль для хромающего существования. Хотел бы отстреляться по фронту отношений в команде, чтобы с чистой головой творить чудеса на паркете; а получил руку помощи, живого человека, не филлер и не галочку в списке дел. Наверное, сейчас он мог порадоваться, правда? Шуткам, понятным только им обоим. Весело-дразнящему взгляду на тренировке и уверенному, сосредоточенному — на игре.       Теплу у своего плеча.       Запаху косматой шевелюры.        Подушечки пальцев, загрубевшие от сотни игр, щекотят на удивление нежно. Дуайт, не поднимая взгляда, в последний раз чуть сцепляет пальцы с его собственными.       День ото дня видит Билла рядом, слышит полюбившееся ворчание, наблюдает со свойственным ему флегматизмом за тем, как тот меняет перевязки на колено.       Он же рядом, весь такой правильный...       Он не верит своим ушам, когда слышит слова Билла в раздевалке. Было уже поздно, команда рассосалась по домам, а от чуткого взора Джонса не укрылась перемена в веснушчатом лице друга.        — Я ухожу, Дуайт.       Джонс не произносит ни слова. Билл выжидает немного для верности.        — Из сборной ухожу. Совсем.       Дуайт моргает пару раз, смотрит в глаза пристально, но не враждебно. В полумраке тёмные глаза кажутся вовсе чёрными омутами. Течение в таких еле живо, кое-как цапается за границу жизни. Или же его нет вовсе.       — Это всё Хэнк... Ты знаешь, да, он таким мудаком бывает... Я не могу просто, пойми.       "Тренер-негативщик", да. Дуайт хорошо понимал. Он сам умел сердиться, еще как умел, но обладал при этом и феноменальным терпением, которому завидовали и новички, и бывалые игроки. Билл же просто был другим, это было понятно. И осуждать его — не только большая глупость, но и эгоизм, в общем-то. Но уйти сейчас...       — Зачем тебе уходить если можешь соскочить с отборочных?— Джонс бормочет, таращаясь на носки кроссовок, — поедешь в Мюнхен после соревнований со всеми.       — Айба упёрся, — Уолтон чуть не выплюнул имя тренера, — сказал, что если хочу на Олимпиаду, то должен пройти все этапы с командой. "Незаменимых у нас нет".       Ему кажется, что под ним начинает осыпаться зыбкий берег.       — Наверняка, в Комитете можно договориться, — Дуайт начинает неуверенно, не зная, куда деть взор.       — Комитет САМ выступил за кандидатуру Айбы, забыл? — Билл лишь невесело улыбается, — сейчас единственный, с кем можно было бы "договориться", сидит в тренерской и кладёт огромный хер на права своих игроков.       Чувствовать вкус горечи со слов Билла, пожалуй, даже хуже, чем понимать сам смысл. Паршиво. Джонс запечатлит их двоих в памяти, чтобы отделять рутинное "плохо" от нового, под дых "паршиво".       — Когда? — речь вновь сужается до привычной краткости. Болезненно, так что для привыкшего уха Билла выходит не кратко, скорее куцо.       — В четверг играем с "Кошками", в субботу дружеский матч в Хьюстоне. Потом я всё.       "Потом я всё". В три слова вывести машину убийств из строя, Билл. Это твоя хвалёная меткость?       Дуайт не знает, достаточно ли было сказано между ними, или же у них обоих есть ещё что-то, что рвётся со дна наружу. Он не знает, потрепать ли по рыжей "гриве" Уолтона, обнять ли, по-дружески, приободряя и делясь частичкой своих сил; или просто бросить мелкое "ну, бывай", вновь не находя места взгляду. Хочет и не хочет. Ещё рядом с Биллом, но уже не заодно.       Уолтон хлопает по плечу, говорит что-то, кажется, про Бэнтома, и как Дуайт не должен давать спуску мелкому в его отсутствие. Кажется, даже улыбается. Дуайт не знает улыбается ли он в ответ.       Не сомнения. Он просто не знает. *       Дни вновь тянутся до неприличия размеренно и предсказуемо. Утром пробежка по знакомым улочкам до остановки, потом машинальные упражнения на укрепление навыков; затем опционально шла возня с Бэнтомом либо общество трудоголика Брюера. Дуайту вообще ни жарко ни холодно от обоих, хоть никто не отменял регулярные разборки между "тупыми" и "еще тупее" команды. Ближе к полудню в Хэнке просыпалась заёбистость золотого олимпийца, и под раздачу уже попадали все. Дуайт со счёта сбился, примечая в уме замечания... Да насчет всего.       — Ты от природы слишком добрый, — говорил тренер полушутя, когда Джонс отлучался перевести дух и глотнуть холодной воды.       Дуайт приложился к горлышку бутылки, поглядывая на Айбу через плечо. Интуиция подсказывала, что притворяться дурачком сейчас не было рабочей стратегией.       — Баскетбол идёт рука об руку с гимнастикой и боксом по количеству травм, — будто сам себе заключил он, — я не хочу становится ещё одной причиной перелома.       — Что ж, это был самый нелепый способ сказать, что не хочешь играть жёстко, — беззлобно подытожил Айба.       Только этого не хватало, ещё одна лекция от железного хрена защиты. Джонс еле видимо дёрнул плечом.       — Мой тренер любит оригинальность.       —Дерзишь мне?       — Я баскетболист.       — Это я ещё не слышал...       — Хотите зрелищ, позовите рестлера, тренер. Я просто делаю свою работу.       — Не надо ставить мне условия, — Хэнк медленно закипал, — я хочу видеть баскетбол, а не то как ты нежишься с Джонсом под кольцом. Так что уж будь добр, Дуайт, тащи свою задницу на паркет и играй так, как подобает.       — Я игра...       — Не испытывай моё терпение, Дуайт, — Айба тяжело привстал с насиженного складного стула, приблизился к игроку. Говорил он негромко и четко. Дуайту некстати пришло в голову, что таким тоном сообщают об исключении из команды, — как лучше для команды здесь пока решаю я. Ты понял?       Дуайт вздыхает, по-детски обескураживающе, смотрит куда-то под пятки Айбы. Иногда сдаваться без боя было не так уж позорно. Стратегически говоря.       — Ладно, — Хэнк почти театрально смягчается, неопределённо машет рукой, сверяется с циферблатом наручных часов, — почти десять, пора найти тебе занятие. Идёшь к Коллинзу, поработайте в паре, потом — к нему в команду против Брюера.       Так. Это ещё что за хрен?       — Знакомься с новым другом, Айба кивает куда-то за спину Дуайту. Справа от тренера практически бесшумно вырастает морда с парой любопытных глаз и ленивой полуулыбкой, — приехал во вторник, когда ты прохлаждался в травмпункте. Раз ты у нас тут голос совести, Дуайт, будем соблюдать баланс добра и зла. А лучше, чем Даг, варианта не придумать. Занимайтесь, а через час играем, джентльмены, — тут он уже обратился к Дагу, — посмотрим, что ты помнишь.       Хэнк скрывается в тренерской, вместе с ним в кабинет утекает тихий Джонни.       Билл.       Билл, бля. За что.       Дуайт удостаивает новичка усталым взглядом. У Дага лицо истинного американского идиота, но когда тот открывает рот, Джонс понимает, что всё несколько сложнее.       — За Хьюстон играл? Видел тебя по телеку. Не хотел бы так навернуться под конец матча.       Все сложнее, потому что у Дага ещё и голос отпетого говнюка.       Которому поебать просто на всё.       — Ты бы и не навернулся, —Джонс отказывается от зрительного контакта и завершает знакомство, ещё толком не начавшееся, — малышей туда играть не берут.       — Да-да, это я слышал, — слева, шага на два от него Даг уже размеренно ведёт мяч, видимо терпеливо дожидаясь расположения нового партнёра, — куда мне, любителю, до светил вроде Хэндерсона или Уолтона.       Или нет.       Дуайта передёргивает, как от маленького удара током.       — До Уолтона тебе, как до мексиканской границы пешком.       — Это точные данные? — Даг беспечно ловит взгляд собеседника, ухмыляется.       — Умники, вроде тебя, долго в сборной не держатся, — Джонс цедит слова сквозь зубы, внешне сохраняя каменное спокойствие, — прими это к сведению, если хочешь заняться точными измерениями.       — Даже если умника ставят на место одного из лучших игроков НБА?..       Билл.       Кулаки сжимаются сами собой. До хруста.       — А ты неболтливый, — Даг широко зевает, демонстрируя ровный ряд белых зубов, — идём, кугуар, пасы сами себя не подадут.       Билл, нахуя... *       Небольшой коридор перед входом в зал. Внутри ещё стоит относительная тишина — пока не слышно привычного свиста, подначиваний и ворчания американских студентов. Рослый парень в толстовке то ли неспешно, то ли нерешительно толкает дверь и направляет стопы внутрь. Как только дверь с тихим хлопком закрывается за спиной, роняет спортивную сумку на пол. Пара любопытных взглядов тут же обращаются в его сторону. Секунды непонятного промедления. А затем Майк с Бобби почти синхронно подскакивают к Дагу, и три балбеса, охая, едва не заваливаются кучей на паркет. Коллинз ворчит по-доброму, низко, как большой и ласковый пёс, даёт обнять, хлопнуть по плечу, даже потрепать макушку. Улыбается во все тридцать два. *       — Даг Коллинз, грациозно вышел из тени, чтобы нас осчастливить. Прошу любить и не жаловаться, джентльмены. С этого дня у нас новый защитник.