«Сеансы Джэхе» Запись № 6 30 августа 2018 года
Ну что ж, я полагаю, что формально это может считаться отдельным сеансом. Сейчас уже за полночь, и, получается, наступил четверг. Какой замечательный это был день, не так ли? Нет, не замечательный? Ничего особенного? Ну что ж, ребята, поскольку у меня хорошее настроение, я отвечу на вопросы, поступившие в мой почтовый ящик. Жаль, что у меня нет настоящего почтового ящика, поскольку я уверен, что у вас накопилось ко мне очень много вопросов. Вы попытаетесь найти ответы на бо́льшую их часть в этих записях, для чего будете читать между строк и анализировать мой подбор слов, интонации моего голоса и все такое прочее, но для вас будет лучше, если я напрямую отвечу хотя бы на некоторые из часто задаваемых вопросов. Поэтому время от времени я буду просто пытаться догадаться, какими могут быть эти вопросы, и буду отвечать на них. Итак, этот сеанс посвящается почтовому ящику Джэхе. Включите музыкальную заставку, пожалуйста. Что-что? Говорите, что нет никакой музыкальной заставки? Извините, мне придется над этим поработать. Вопрос: как вы выбираете жертву? Самый простой ответ, который я могу дать, состоит в том, что я полагаюсь на свое вдохновение. В тот или иной момент меня могут вдохновлять разные вещи, поэтому и жертвы мои самые разные. Вы же не стали бы ожидать от Бетховена, что он сочинит одну и ту же симфонию дважды, не так ли? И не стали бы ожидать от Толстого, что он напишет точно такой же роман во второй раз, да? Иногда я выискиваю их, а иногда они сами появляются. Иногда мне приходится довольно долго заниматься поисками, а иногда это просто возникает, как запах экзотических духов, улавливаемый моим носом. Я — если определить меня одним словом — гурман. Иногда мне по вкусу хорошенький кусочек мяса ягненка с вином, изготовленным из винограда сорта «шираз». Иногда — лобстер с охлажденным шабли. Иногда — итальянский бутерброд с жареной говядиной, перцем и картофельные чипсы с солью и уксусом. Я никогда заранее не знаю, чего мне захочется в следующий раз. Но я не сомневаюсь в том, что мой желудок рано или поздно начнет урчать и я почувствую голод. Вопрос: какой ваш любимый цвет? Готов поспорить, что вы думаете, что мой любимый цвет — красный, да? Нет, не угадали. Мой любимый цвет — пурпурный. Пурпурный ведь такой неоднозначный, сложный цвет: он несет в себе страсть красного, грусть синего, безнравственность черного. Пурпурный не является ни веселым, ни грустным цветом. Он символизирует боль и отчаяние, но при этом еще и страсть — яростное желание избитого и покрытого синяками, но рвущегося вперед и твердо намеренного преодолеть все трудности и ни перед чем не отступить. Более того, он хорошо сочетается с моими волосами. У нас есть время еще на один вопрос: почему я поджигаю своих жертв? Хм, давайте разберемся. Хенгу, я тебя поджигал? [Слышатся стоны какого-то человека.] Нет, не поджигал. Я сделал с тобой много чего, Хенгу, но я тебя не поджигал. Ну ладно, не ломай себе над этим голову, Хенгу. Я сожгу тебя, когда все это закончится. Однако только для того, чтобы о наших с тобой забавах никто никогда не узнал. Прошу у всех прощения — это была всего лишь шутка, понятная только Хенгу и мне. Я имею в виду мою фразу «не ломай себе голову». И если это может послужить тебе хоть каким-то утешением, Хенгу, сообщаю, что у тебя самые симпатичные мозги из всех, которые я когда-либо видел. Это для тебя утешение? Тебе стало легче? Тебе, наверное, стало бы намного легче, если бы я убрал зеркало, не так ли?***
Лейтенант Ким Дживон не очень-то был рад видеть Кибома и его «команду». Но осуждать его за это Ки не мог. Неделю назад тот уже вроде бы закрыл это дело навсегда, а тут приехали они и испортили ему уик-энд перед Днем труда. Его тщательно накрахмаленная униформа казалась чрезмерно плотной и жаркой в августовский зной, в котором Ки оказался, вынырнув из джипа, выделенного им в автопарке сеульского отделения ФБР. Кибом сразу отметил, что вообще-то эта униформа Дживону к лицу. Он был симпатичный, хорошо сложен, с красиво очерченным подбородком. Он держался как человек, который прослужил некоторое время в армии. Если бы не ручейки пота, стекавшие от его идеально причесанных волос к тщательно выглаженному воротнику, Кибом ни за что бы не поверил, что тому жарко. — Вы — лейтенант Ким Дживон, да? — спросил Ки, стараясь говорить непринужденно, спокойно и уверенно. Он пробурчал что-то подтверждающее то, что Ки не ошибся, но не протянул ему руку для рукопожатия. Джинки, который выглядел усталым, а на самом деле просто не мог терпеть жару, выбрался из автомобиля и подошел к Кибому, Тэмину и Юне, стоящим на тротуаре. Ки быстренько познакомил лейтенанта со своими спутниками. Дживон поспешил пожать руку Тэмину, решив, что он среди них старший (по званию). Вообще-то так оно и было, но лейтенанту этого никто не сообщал. «Типичная дискриминация по внешнему признаку, увидел а-ля самца и все, типа он главный? — мысленно возмущался Ки. — Тише, Бомми, проявлять свои недовольства сейчас не время». Лейтенант посмотрел на Джинки с таким видом, как будто хотел сказать: «Вы что, надо мной подшучиваете?» Джинки ведь выглядел как наполовину растаявшее мороженое, но Ки начал подозревать, что в выражении его полуприкрытых глаз гораздо больше осмысленности, чем тот хотел показать. А вот Юна, похоже, произвела на Дживона очень сильное впечатление — какое она произвела бы на любого энергичного мужчину гетеросексуальной ориентации. — Агент Ким, — начал Дживон, — как я уже сказал по телефону, этот пожар возник явно не в результате поджога. Я не понимаю, зачем вам потребовалось осмотреть место происшествия. Если бы вы сказали мне, что вы ищете, мы наверняка смогли бы доставить вам это, и даже в упаковке. — Вы и так уже нам очень помогли, лейтенант, — ответил Ки. — Нам просто нужно взглянуть на место происшествия — только и всего. Он таращился на Кибома в течении нескольких секунд, а затем резко развернулся и пошел в сторону дома. У Ки мелькнула мысль, что Дживону отнюдь не понравилось, что ему поручили возиться с этими фэбээровцами — подумать только! — всю вторую половину дня. Ки стоял несколько секунд на месте и рассматривал издалека первый и последний собственный дом Пак Чеен. Он представлял собой скромное двухэтажное, отдельно стоящее здание с кирпичным фасадом и круглыми колоннами в верхней части бетонной лестницы, ведущей к главному входу. Дом был новый. Все строения вокруг тоже были довольно новые, с тоненькими, подававшими надежды деревцами и малюсенькими лужайками, покрытыми свежим дерном. Некоторые из окон этого дома были закрыты фанерой, а электричество, по-видимому, отключено. Больше не было заметно никаких следов пожара, произошедшего неделю назад. Никаких, кроме запаха. Запахи горелой смолы, расплавившейся пластмассы и чего-то еще непонятного, но явно химического, смешались с сильным и приятным запахом сырой горелой древесины, похожим на запах костров осенью. — Огонь, как вы сами видите, повредил в основном заднюю часть дома, — начал рассказывать Дживон. — Он полностью охватил дальнюю спальню, а также главную ванную и коридор. Остальная часть дома пострадала только от дыма — там все в копоти. Все здесь еще влажное от воды, которая использовалась при тушении пожара, хотя это произошло неделю назад. Ки остановился, чтобы окинуть взглядом строение. Хотя он и собрал, роясь в интернете, множество сведений о пожарах, это первый пострадавший от пожара дом, который Кибом видел собственными глазами после того, как сгорело жилье Сорим. Этот дом, конечно же, совсем не такой, как у Сорим, но все равно он возвращал Ки в то горестное прошлое. Его сестра жила в типичном доме юго-востока. А вот этот дом имел более стандартную компоновку, характерную больше для Америки: гостиная, сидячая ванна, кухня на первом этаже, две спальни и обычная ванна на втором этаже. Чтобы собраться с силами, Ки снова остановился, уже внутри дома, у основания лестницы, ведущей на второй этаж. Стены почернели начиная с середины лестницы, и почернение это имело острые углы и четкие очертания, показывающие, как распространялись языки пламени до того, как огонь погасили. «Очертания обугливания» — этот термин Кибом услышал, когда осматривал дом Сорим после пожара. Ким дошел до лестничной площадки и в очередной раз остановился. Закрыв глаза, он снова видит мечущиеся по потолку языки пламени из своих снов — «пальцы ангела», как называли их пожарные. Клубящийся дым покрывался рябью, словно поверхность моря, непосредственно перед тем, как второй этаж обрушивался, разбрасывая множество искр, при этом сразу вспыхивало все легковоспламеняющееся, и уютный дом превращался в конвекционную печь. А Дживон продолжал, не заметив, слава богу, его треволнений. — Источник возгорания находился в главной спальне, — сказал он. — Но будьте осторожны, потому что здесь все полыхало, и хотя огонь не осилил подпирающие балки, мне не хотелось бы, чтобы конструкции повредились вследствие того, что сотрудник ФБР провалится сквозь пол. Он смеялся — быстрое «ха-ха-ха» — чтобы подчеркнуть, что он шутит. Впрочем, Ки не был уверен, что это и в самом деле всего лишь шутка. Они зашли в спальню. «Это спальня Чеен, а не Сорим», — мысленно напомнил себе Ки и сделал глубокий вдох. Кровать — а точнее, то, что от нее осталось — находилась прямо напротив двери. Это было не так уж необычно, но чтобы многие люди располагали кровать в своей спальне именно так — этого тоже не скажешь… Чеен и Сорим как будто прочли один и тот же журнал, посвященный интерьеру жилых помещений, и выбрали в нем одну и ту же компоновку спальни. Однако когда Ки в последний раз приезжал к Сорим, ее спальня была обставлена совсем не так. Она переставила мебель незадолго до того, как погибла. По крайней мере, Ки так раньше думал. Он увидел в этой спальне огромный матрас и прикроватный столик, точнее говоря, то, что от них осталось. У окна — мягкое кресло для чтения, несомненно, набитое чем-то легковоспламеняющимся, как и удобные декоративные подушки и пледы. Также его взгляд привлекли неровные кучки влажного пепла, которые, наверное, были стопками книг. В потолке зияла дыра, которую пожарные проделали для того, чтобы не произошел взрыв из-за скопления дыма внутри дома. «Жаль, что не было дождя, — подумал Ки. — При пожаре в доме Сорим шел дождь, причем даже в Согу и даже в январе». Они, все четверо, начали осмотр места происшествия. Тело Чеен, конечно же, уже давно забрали, но они знали, что ее останки были обнаружены на левой части сгоревшей кровати. На фотографиях Ки видел, что ее тело скрючилось в характерной позе жертвы пожара — ноги загнуты назад, запястья — вовнутрь, руки согнуты. Все это было вызвано, как ему известно, высыханием из-за жара мышц и сухожилий, которые тянули кости, как обычно тянут ниточки, привязанные к конечностям кукол-марионеток. Очертания обугливания — там, где они просматривались — имели форму узких букв V как раз рядом с окном. Заканчивались они возле пола среди почерневших остатков стола, на который Дживон указал им как на источник воспламенения. Ковер расплавился и почти полностью сгорел, хотя в некоторых местах, в его дальних уголках сохранился первоначальный цвет. После двух часов обследования буквально каждого сантиметра этой комнаты они все стали пахнуть, как кремационные печи. Они не нашли ни малейших признаков ни какого-либо катализатора, ни умышленного поджога, послужившего причиной пожара и гибели Пак Чеен. Лейтенант Дживон и полицейское управление Вонджу имели все основания прийти к тому выводу, к которому они пришли. Но теперь Ки еще больше был уверен в том, что это дело рук их субъекта.