Следуй за солнцем

В гуманитарном корпусе ОГУ царила непривычная оживлённость. Робер часто здесь бывал, гостя на словесной кафедре и поддерживая светские беседы со Штанцлером (как ни крути, с составителем расписания в деканате лучше не ругаться), поэтому ему было, с чем сравнивать. Вместо того, чтобы лениво ползать из кабинета в кабинет и гонять чаи, рассуждая о великой поэзии, бледные филологи носились, как молекулы. Приближалась защита квалификационных работ по специализации у старших курсов и нашумевшей «общей научной работы» — у первых, и, казалось, только Эпинэ мог позволить себе посидеть спокойно лишние пять минут.  — Твою ж дивизию! О, Робер, — окликнула Матильда, и ему потребовалась лишняя секунда, чтобы понять — дивизию не его, а кого-то в коридоре. — Если тебе заняться нечем, отсканируй вон ту стопку бумаги… Мне для отчета надо…  — А что там? — поинтересовался Робер, глядя на огромную бумажную кипу перед на столе Матильды.  — Бред какой-нибудь, — беззлобно огрызнулась деканша. — В последнее время мы только бред и пишем. Счастливчик ты, не обязан присутствовать на этих тайных вечерях, прости, Господи… Не обязан, но будет. Пообещав Матильде разобраться со всеми бумажками, какие он тут найдёт, Эпинэ занялся делом в своём темпе, лишь изредка поглядывая на часы. Да, хорошо преподавать основы безопасности — все сдали и забыли, а теперь носятся по специальности. Когда Робер разрешил студентам прогулять последнюю пару в библиотеке, чтобы закончить свои дела, они едва не принялись его качать. Если бы не воспоминания о собственном студенчестве, он бы не понял даже причины восторга, однако голова-то помнит… И они так же носились по этажам в поисках научника, и так же прятались от того же научника, и просто нервничали, обгрызая ногти, ногти соседей и штукатурку на стене. Теперь Роберу всё это казалось ужасно глупым и смешным.  — Ав! — завилял хвостом Готти. Как ни странно, хозяин за ним не явился.  — И тебе всего хорошего, — засмеялся Эпинэ, почёсывая волкодава за ухом. Готти довольно рявкнул, как успешно заведённый моторчик, и положил морду ему на колени. — Где человека потерял?  — Ав.  — Так и думал… Прошёл почти год, а Робер так и не решился завести зверушку. Ему было безумно интересно, как Марсель и Рокэ разговаривают со своими питомцами и ещё и понимают, о чём шла речь. Или они просто над ним шутят? Да нет, вряд ли…  — Я посмотрю, кто-то в прекрасном настроении, — не без зависти сказал Марсель, заявляясь через часик после своего пса и картинно падая в кресло Матильды. — Да простит меня госпожа деканша, дальше не дойду…  — Ничего, скоро всё закончится, — примирительно сказал Эпинэ. Он привык к тому, что это его все успокаивают, но в дни универской суеты всё наоборот, да и надо же как-то возвращать долги. Валме усмехнулся, но как-то невесело:  — Да-да, смотря в каком смысле…  — Что-то опять случилось?  — В этом мире каждую секунду что-то случается, — туманно ответил литератор и развёл руками: — Кто-то умер, кто-то родился, кто-то научился ходить, кто-то посадил голос… кто-то свихнулся, кто-то и так родился Алвой… мало ли…  — Ав, — поднял голову Готти.  — Нет, милый, погорелец от нас съехал. Я не потерплю в своей квартире этого жаворонка, он мешает мне спать и видеть сны.  — Всё ещё не верится, — пробормотал Робер, чувствуя, как хорошее настроение утекает сквозь пальцы. — Вы правда считаете, что Альдо мог устроить поджог? И аварию, и…  — Этого никто не говорил, — возмутился Марсель, по литературной привычке придравшись к словам. Робер знал, что сам Валме мог бесконечно устать, но язык у него не уставал никогда — вот и продолжал вещать: — Если сопоставить всё, что мы знаем от великолепной деканши, прекрасной Марианны и тебя, получается, что твой Ракан вообще жертва…  — Жертва?!  — Ну да. Собственного золотого характера, — ехидно завершил фразу литератор. — Не имею желания копаться в его светлой голове в поисках мотива преступления, этим стоило заняться тебе… Но в криминальную банду он сначала вляпался, а уже потом начал использовать их в своих целях. И то Матильда считает, что не по своей воле.  — А ты так не считаешь? — понадеялся Эпинэ. — Мне не нравится версия насчёт его здоровья.  — Я воздержусь. Он твой друг, этот Ракан, а в пожаре безнадёжно сгинул мой блокнотик. Такое не прощают, Робер! Робер сильно сомневался, что Валме не шутит, но ему было не до канцелярии.  — Если бы я был внимательнее, ничего бы не случилось, — покаялся он, продолжая чесать Готти свободной рукой. Это успокаивало. — Вернее, не совсем ничего… Но не надо было запускать его. Кстати, я недавно встречался с Эгмонтом, он вообще не в курсе…  — Не в курсе чего именно? Полагаю, что всего, — Марсель зевнул и жестом переманил Готти к себе. — Ты ж моя лапушка… Это не тебе, Ро.  — Спасибо, догадался.  — Бедолага Эгмонт уже сто лет в обед не имеет никакого отношения ни к универу, ни к твоему Ракану, ни даже к собственному сыну, — пожал плечами Валме. — Только он умудрился стать символом свободы, ну, как голубь какой-нибудь. Или голубь у нас мира? Неважно, ещё какой-нибудь нежной птички, на которую теперь ссылаются все, кому не лень. Робер не мешал ему перебирать летучую живность, немного обидевшись за Эгмонта. Он же не виноват, что по стечению обстоятельств потерял работу и был вынужден даже покинуть дом… Эпинэ знал его не очень близко, но знал, и был уверен: наверняка старшего Окделла вынудила уехать либо настоящая нужда, либо Мирабелла. Второе бездоказательно, но как реалистично! Робер так и видел, как грозная матушка Дика пеняет мужу за то, сё, пятое да десятое, и в итоге он просто уезжает. Но ведь вернулся. Да, поздно, да, к холодному очагу… А ведь человека и вправду жаль. Интересно, приехал бы Эгмонт обратно в О., не оставайся здесь его семья? Город хранит слишком много воспоминаний, и не все они приятны.  — Марсель, когда защищают диплом магистры-историки? — поднял голову Эпинэ. — На этой неделе?  — Да, вроде бы. Хочешь полюбоваться на Третью мировую? — ослепительно улыбнулся Валме. — Я тоже. Думаю, нас пропустят. Устало кивнув, Робер ненадолго прикрыл глаза руками, а потом услышал чужое хихиканье.  — Ничего-ничего… — фыркал литератор. — Сначала вы у него привычки тырите, потом — фразочки, вот так оно и происходит…

***

Выпускающихся историков было совсем мало, комиссии — и того меньше. В кабинете стояла духота, по лавкам переползали прибывающие магистры и преподаватели, шуршали бумаги, жужжали компьютеры, и среди всего этого ленивого хаоса определённо не доставало Рокэ. Если бы Марсель не был вынужден любоваться сзади на макушку Ракана и выслушивать вздохи Робера по макушке Ракана, он бы и не вспомнил, что первый проректор должен здесь присутствовать.  — Профессор Вейзель, вы что-то потеряли? — вежливо спросил Марсель. Декан остановился на пороге и хмуро взглянул на него:  — Вы знаете, что. Будьте так любезны, Валме…  — Буду любезен. Обожаю быть любезным, — Марсель набрал номер и выждал несколько напрягающих слух гудков, после чего по ту сторону провода звякнуло, брякнуло и по-женски хихикнуло. — Так, душа моя, это что за звукоряд?  — Какие-то проблемы? — невозмутимо отозвался Рокэ. Правда, хихиканье притихло. — Дай угадаю, меня ищет Курт?  — Не то слово. С собаками ищет. Чем ты так очаровательно звенишь?  — Ложкой для мороженого, если этот факт как-то изменит твою жизнь.  — Рокэ, ты… — Марселя разрывало между «невыносим» и «великолепен», и он покосился на Вейзеля в поисках поддержки. Вейзель испытывал к господину проректору отеческие чувства, и Валме всё ждал, когда декан по-отечески схватится за ремень. — Ладно, с профессором договоритесь сами, но ты там надолго, э, занят?  — А когда меня ждут?  — Десять минут назад, прелестно, не правда ли?  — Значит, я буду через час, — заявил Алва. — Или через полтора.  — Слушай, ты, Бандерас… — литератор чуть не задохнулся от возмущения, когда трубку таки повесили, даже не дослушав. Ничего необычного, но возмущает же!  — Так что? — осведомился Вейзель. Марсель почувствовал прилив дружеских чувств и решил, что должен во что бы то ни стало упасти первого проректора от клеветы.  — Да он мороженку лопает, — брякнул Валме прежде, чем поймал себя за язык. — Ой… Я фигурально! — И, пока его самого не приплели к следствию, деловито сказал: — Что ж, я думаю, вы там можете начинать… да, Робер?

***

Рокэ заявился в тот момент, когда все уже расслабились и перестали его ждать. Более того, пришествие Алвы удивительным образом совпало с выступлением Альдо Ракана. Марсель восхитился, Робер застонал, Вейзель как будто помолился, но правда ли и за кого — Валме не расслышал.  — Прошу простить, я немного задержался, — нахально сообщил проректор полтора часа спустя, как всё началось, и занял скромное местечко с краю. — Продолжайте, молодой человек… У нас, в конце концов, время есть, спешить некуда, одним словом — не горит. Марсель, чтобы не заржать в голос, ткнул локтем Эпинэ. Тот опять превратился в нерв и не среагировал. Интересно, что будет? Рокэ издевается уже с порога… Марсель посмотрел на Ракана. Ему нечасто доводилось испытывать это удовольствие, во многом потому, что блондинчик не пренебрегал прогулами и не чтил литературу. Что ж, магистр-историк-революционер-неудачник выглядел так, будто его заставили сожрать лимон, причем не один.  — Да, продолжайте. — Научника Ракана, то бишь Вейзеля, не сбить с толку даже пушечным залпом. Или сбить, но так умеет только Рокэ. В этот раз декан, видимо, подготовился к неожиданностям — и наверняка знал заранее, что его подопечному будет несладко.  — Как вы мне говорили, господин проректор, — огрызнулся Альдо, — опоздание — признак неуважения…  — Я всего лишь довожу дело до конца, теперь мы можем не уважать друг друга взаимно и на полном основании, — заверил его Алва. — Но, признаться, это было горячо. Обычно на таких мероприятиях кусаются с другой стороны кафедры…  — Вот именно, — тихо простонал Робер. — Почему они оба завелись, как в последний раз?! Про последний раз Марселю не понравилось, но от разных дурацких мыслей отвлекала драма на кафедре. У самого литератора были некоторые проблемы с исторической наукой, если конкретно — Валме знал ровно столько, сколько полагалось вокруг того или иного писателя. Остальное наводило на него тоску зелёную, только если рассказывал не Рокэ. Не то чтобы исторические баталии менялись в зависимости от рассказчика, но не слушать Рокэ было страшно, да и говорил он поинтереснее любого учебника. И всё равно этой базы Марселю не хватало, чтобы понять, какие такие тонкости освещает выпускная работа Альдо. Что-то там про католиков с протестантами… Фи. А вот фон не укрылся от любопытного взора Валме. Ещё бы, ведь с цепи сорвались все: Ракан то и дело огрызался с кафедры, но чем больше он огрызался, тем чаще он ошибался впоследствии, что только наводило на размышления о его психике. Вейзель непреклонно наставлял его на путь истинный, несмотря на то, что шансы априори на нуле — даже не разбираясь в вопросе, Марсель сам начал вылавливать огрехи и понимать, что Ракану, мягко говоря, конец. Может, что-то изменилось бы, не раздражай его Алва намеренно и специально, но не присутствовать первый проректор не мог, а раз он здесь, то все должны быть готовы защищаться… Нет, они определённо сведут друг друга в могилу, и если свихнувшийся магистрант выбрал непосильные методы и несколько раз облажался, то господин проректор мастерски выводил его из себя, не прибегая ни к какому криминалу.  — Давайте лучше перейдём к следующему вопросу, — попросила какая-то сердобольная женщина, с которой Марсель пару раз болтал на педсоветах.  — Давайте, пока не вспыхнула ссора, — охотно согласился Рокэ. Если что-то и вспыхнуло, так это физиономия Ракана. — И коса не нашла на камень. К сожалению, других пословиц про трагические аварии я не помню. Очень в духе Алвы — не говоря прямо ничего, припомнить всё. Как филолог, Валме в очередной раз восхитился, как великий и ужасный умело пользуется собственной речью. Вот это оружие, никаких пистолетов не надо! Наверняка Альдо уловил каждый намёк, судя по его глазам…  — Вот сейчас вы придираетесь просто так, — в какой-то момент выдал Ракан. К сожалению, Марсель прослушал, из-за чего сыр-бор, но среди преподавателей никто не возмущался.  — Полегче на поворотах, молодой человек, — блеснул зубами Алва, — иначе наедете на кого-нибудь… Неизвестно, в какой момент начался этот перегиб, но останавливать было нужно обоих. Или бежать, а дальше будь что будет. Рокэ всё ещё комментировал по делу, Альдо всё ещё реагировал слишком остро, выглядело это как последний бой перед… перед чем? Чего они вообще тянут? Судя по тычку в локоть, полученному от Робера, его тоже волновал этот вопрос. Марсель только пожал плечами — без понятия. Как бы так ненавязчиво намекнуть Рокэ — Ракану безнадежно, — чтобы не зарывался? Особенно с последней парты?.. Но беспокойство оказалось излишним.  — Впрочем, вы правы, — голос Рокэ изменился так же резко, как он сам недавно парировал каждое оправдание магистранта. Как будто раскалённую сталь в кузнице без предупреждения опустили в воду, и она зашипела. — Огонь маслом заливать — лишь огня прибавлять, как напоминает нам мудрая пословица, так что переходите ко второй части… Робер что-то пробормотал себе под нос, как будто обращаясь к Альдо, и тот действительно сделал чудо, а именно — максимально вежливо оскалился и продолжил говорить, обращаясь в основном к декану. Вот так и надо было с самого начала, если он хотел что-то спасти, подумал про себя Марсель. Конечно, не отвлекаться на Рокэ невозможно, но если постараться… Хотя нет, тут без шансов. Защита, которую Марсель почти полностью прохлопал, подходила к концу, и после этого явно был нужен перерыв. Ведь ещё следующих будут вызывать… Ну, на это он не подписывался. Внизу, на кафедре, что-то происходило, но Валме решил заняться более насущным делом — нервным Эпинэ.  — Ну, он бы всё равно накосячил, — попытался утешить Марсель.  — Я знаю, — отозвался Робер, глядя куда-то мимо Альдо. — Если честно… да, наверное, оно к лучшему. И мы должны отвечать за свои поступки. Но мне всё равно его жалко, Валме… понимаешь?  — Понимаю, — сам удивился, а ведь, похоже, и впрямь понимает. — Очень даже. Мы не знаем всего, но ты, кстати, ещё можешь узнать.  — Тебе не интересно?  — Не очень, — признался Валме. — Я, видимо, с этой работой становлюсь злопамятным. Ты видишь сбившегося с пути пацана, а я не могу отделаться от мысли, что этот пацан чуть не угробил моего лучшего друга. Робер какое-то время загадочно улыбался, потом и вовсе засмеялся, пока до Марселя не дошло:  — То есть, — с достоинством сказал он, поднимаясь, — его светлость господина первого проректора. И стремительно смылся в коридор. А что, всё равно потом расскажут, чем дело кончилось! Если, конечно, кто-нибудь останется в живых после вынесения итоговой оценки…