И уцелел один

      

«Знаешь, храбрость не значит вовсе не бояться. Это значит бояться, но все равно делать то, что должен»*.

      Выбравшись из переулка и из поля зрения преследователей, Джон сменил направление, оббежал первое здание на своем пути, чтобы уйти с улиц, пробежал по другому переулку и нырнул за припаркованную машину.       Пытаясь отдышаться, он обдумал положение. Теперь он приблизительно понимал, где находится, но не имел представления, куда идти. Вернуться в магазин он не мог – там его будут искать в первую очередь. В темноте да пешком до дома добираться слишком далеко – или его поймают по дороге, или он заблудится в лесу и замерзнет. Температура опустилась, должно быть, уже ниже двадцати градусов, начинал усиливаться ветер. Сначала нужно было найти укромное и теплое место. Чем дольше он оставался на холоде, тем выше был риск гипотермии.       Если суметь добраться до больницы, можно провести ночь там, – вдруг осознал он. До нее было меньше двух километров, и в это время там никого нет. По меньше мере, он выкроит побольше времени, чтобы соорудить какой-нибудь план.       Обернув шарфом рот и нос и натянув шапку так низко, как это было возможно, чтобы избежать обморожения, Джон вышел из переулка и осторожно, напряженно двинулся по улицам Йеллоу Форк. Он старался держаться в тени, часто останавливался, чтобы осмотреться и прислушаться к возможной погоне полиции. Дважды гул приближающегося мотора дал ему возможность быстро исчезнуть из виду. Очень медленно он продвигался на северо-запад, все больше приближаясь к цели, и наконец перед глазами возникло здание больницы.       На прямом пути ко входу, через лужайку и парковку, не было почти никаких укрытий, и Джон обошел их кругом, прячась за редкими деревьями, росшими по периметру, чтобы скрыть свои передвижения. Боясь обнаружения, он прождал несколько минут, внимательно приглядываясь, чтобы убедиться, что больница пуста, и лишь тогда вышел из укрытия.       Он открыл заднюю дверь своим ключом. Закрывая и запирая ее за собой, он трясся всем телом: выброс адреналина, позволявший сосредоточиться и гнавший его вперед, сходил на нет, оставляя после себя лишь ощущение опустошенности и усталости. Боясь включить свет и выдать себя, он наощупь пробрался по темным комнатам и наконец обнаружил шкаф, где держали запасное постельное белье и фонарь. Со своей ношей он, спотыкаясь, спустился по лестнице в подвал и соорудил постель в небольшом помещении, в котором размещалась топка, и которое в основном использовали как запасной склад для сломанной или неиспользуемой мебели. Мощность газового термостата на ночь снижали, и потому это было самое теплое место в больнице. Вдобавок, даже проспав, он никому не попался бы на глаза.       Укладывая свою самодельную кровать, Джон с беспокойством возвращался мыслями к Элизабет. Он не мог знать, что с ней случилось после его исчезновения. Ее наверняка арестовали за пособничество к побегу. Что еще хуже, возможно, он оставил ее наедине с убийцей. Именно такого стечения обстоятельств он так отчаянно пытался избежать. Оставалось надеяться, что присутствия констебля Перри будет достаточно, чтобы обеспечить ее безопасность.       Он снова вспомнил двух мужчин, боровшихся в переулке. Он не мог стряхнуть с себя ощущение, что увидел там нечто важное, нечто, что могло все объяснить – если суметь понять, что именно это было. Положение казалось безумным – все это казалось каким-то бредом и не имело ни малейшего смысла. Как Хью Фонтейн мог оказаться убийцей? Джон не слишком хорошо его знал, но этот парень всегда был довольно-таки дружелюбным. Даже если в нем и крылась некая темная сторона, как он умудрился убить шестерых человек и не попасться никому на глаза? Но если он не был убийцей, почему солгал о случившемся?              – Миссис Форман, я понимаю ваше нежелание сотрудничать, но ваш муж явно очень болен. Он причинил вред людям, и на этом не остановится. – Сержант Браннок умоляюще протянул руки через стол.       – Вы ошибаетесь. – Элизабет покачала головой, и каштановые кудри, выскользнув из-под шпилек, упали ей на глаза. Она не обратила на них внимания. – Вы все не так поняли. Джон и мухи бы не обидел. Этой ночью он был в том переулке только потому, что мы услышали звуки борьбы и подумали, что кто-то в беде. Он хотел помочь.       – Констебль Фонтейн утверждает, что видел, как он убил Тома Келли.       – Значит, констебль Фонтейн врет, – сорвалась она, в зеленых глазах сверкнули опасные искорки. – Не знаю, почему, но врет. Джон сказал, что мистер Келли, похоже, пытался убить констебля, но так как Келли мертв, значит, могло быть и наоборот. На вашем месте я бы спросила, где он, а не мой муж, находился прошедшие две недели.       – А что именно вы с доктором Форманом делали там ночью?       – Я же сказала, мы ехали домой. – Ее лежавшие на коленях ладони сжались в кулаки.       – Откуда?       – С юга города.       – Понятно. – Он чиркнул спичкой и лениво раскурил сигарету. – А что вы там делали так поздно?       – Ничего.       – Ничего? – Он вздернул брови.       – Мы просто катались, – отрезала она.       – Посреди ночи?       – Да, посреди ночи. Это не запрещено законом.       – Не запрещено. Но, думаю, вы понимаете, что ваша история звучит довольно подозрительно, – ответил он, взмахнув зажженной сигаретой. – Убийца бродит на свободе, а вы решили покататься по городу, пока все остальные сидят по домам, лежат в кроватях и сторонятся проблем.       – Ну, ведь в том-то и дело, – сказала она, встретившись с ним взглядом. – Все прячутся, словно это что-то изменит, словно это убережет их от беды – а ведь это ничего не решает. Люди продолжают умирать. Каждую третью ночь кто-нибудь умирает.       Браннок почесал подбородок большим пальцем.       – И вы с мужем решили поступить иначе?       – Я подумала, сегодня ночью на улице мы можем что-нибудь увидеть, может, предотвратить чью-нибудь смерть. – Она тыльной стороной ладони стерла непрошенную слезу. – Очевидно, все вышло иначе.              Грохот захлопнувшейся двери и гул голосов вырвал Джона из глубокого сна, порожденного усталостью и холодом. Все еще одетый, чтобы сохранить как можно больше тепла, он сидел под тремя одеялами так близко к решетке печи, как только возможно, чтобы его не заметили, если кто-нибудь случайно откроет дверь. Сердце бешено колотилось в груди.       Голоса приближались, Джон, словно в дубинку, вцепился в лежавший на коленях тяжелый фонарь, будто тот мог его защитить. Он задержал дыхание и навострил слух. Мог ли кто-нибудь видеть, как он входил в здание?       К счастью, голоса на мгновение остановились у его двери и удалились в соседнюю комнату. Он слышал кряхтение и знакомый стук, словно за стеной опустили нечто тяжелое.       Он с запозданием осознал, что происходило. Они не искали его: они просто доставили тело Келли в морг. На Джона нахлынуло облегчение, он поднялся и прижался ухом к стене, чтобы получше расслышать разговор.       – …Я смогу сказать больше, когда проведу полный осмотр, – пророкотал через гипсовую перегородку низкий голос доктора Маршалла, – но да, похоже, причина смерти та же, что и у остальных.       Другой голос – Джон узнал констебля Перри – ответил вопросом, но он не расслышал.       – До утра подождет, Альберт, ему торопиться уже некуда. Тело еще даже не остыло, а я не спал всю ночь. – Руперт казался раздраженным.       – …нет… будет трудно… только потому что доктор Форман ваш друг… – от гнева голос Перри стал почти слышным.       Металлический ящик резко задвинули, стену тряхнуло.       – Если он сделал то, что вы сказали, я вам мешать не буду, я даже согласен свидетельствовать против него, когда придет время. Но вы не знаете Джона Формана так, как я.       Приглушенный ответ. Звук открывшейся двери.       – Отчет будет завтра утром, констебль.       Тяжелые шаги в коридоре. Джон услышал, как с щелчком закрылась дверь, затем раздался более резкий стук верховых сапог – конник следом за старым хирургом покинул здание.       Когда дверь наверху хлопнула, Джон мысленно сосчитал до ста, и лишь после этого позволил себе нормально вздохнуть. Он посмотрел на часы. 2:42 утра. Значит, ему оставалось около четырех часов отдыха, а затем нужно придумать, как остановить убийства и очистить свое имя.       Если это вообще было возможно.              – Мне плевать, в чем вы ее обвиняете, она не представляет опасности ни для кого в городе. Все, что вы имеете ей сказать, можно сказать в нормальное, цивилизованное время дня и, если необходимо, в присутствии адвоката. Если моя дочь не выйдет отсюда через пять минут, то, клянусь богом, еще до вечера я спущу на вас всю конную полицию.       Редкие счастливчики видели Гарольда Фрейзера в настоящем гневе, и капрал Бриггс был удостоен великой чести присоединиться к этому уникальному обществу. Иначе как «внушающей благоговение» эту картину назвать было нельзя. Тщедушный полицейский с трудом сглотнул комок и нервно поправил съехавшие очки – он почти не сомневался, что старый книготорговец способен исполнить свою угрозу.       – Я поговорю с сержантом, сэр, – сказал он и практически выбежал из-за стола, торопясь отыскать начальника.       Мистер Фрейзер с холодной иронией наблюдал за его уходом. Он в ожидании стоял посреди приемной полицейского участка с прямой, как палка, спиной, аккуратно сложив руки на набалдашнике трости.              Даже будучи утомленным почти до горячечного бреда, Джон был слишком погружен в свои мысли, чтобы заснуть. Вместо этого он бродил из угла в угол по своей импровизированной тюремной камере и пытался понять, что он упускал во всей этой ситуации. Через полчаса раздумий он вдруг осознал, что ему было с чем работать, помимо собственных весьма разрозненных воспоминаний.       У него было тело.       Чувствуя себя немного глупо и суеверно, он приоткрыл дверь морга и заглянул внутрь, осветив комнату фонариком. Его встретила привычная безликая белая плитка, которую он видел, когда заходил сюда неделю назад. Джон поморщился. Пахло хлоркой и другими, гораздо менее приятными, материалами. В дальней стене располагался широкий металлический шкаф с четырьмя отдельными ящиками. Джон проверил каждый по очереди, пока не обнаружил накрытую простыней фигуру.       Вытянув ящик, он откинул ткань, открыв лицо и плечи мужчины. Это точно был он, Томас Келли – так, кажется, они его называли. Здесь, в этом месте, в этом положении, с бледной блестящей кожей, он выглядел куда менее живым, чем в переулке. Джон подавил дрожь и присмотрелся к телу.       Слабые отметины на шее Келли напоминали следы, которые он видел у Ходжеса. Но, когда Джон прервал драку, это Томас держал Фонтейна за горло. Он проверил запястья. И точно, на коже, там, где констебль сжимал его руки, пытаясь оторвать их от себя, виднелись синяки – значит, драка не была плодом воображения Джона. Но если нападал Келли, почему Фонтейну потребовалось лгать об этом? Он мог просто заявить, что защищался.       Если только…       Посветив фонарем в рот мужчины, Джон обнаружил, как и у предыдущих жертв, большой отек и воспаленную слизистую. Чтобы убедиться наверняка, он осмотрел тело до конца. Помимо нескольких царапин и ушибов на руках, никаких травм не было. Ничего, что говорило бы о том, что Фонтейн просто одолел противника. Джон отступил и уставился на тело, мысли его метались.       Келли притянул Фонтейна к себе. Прижался ртом к его рту. Джон потерял сознание. А потом – Келли был мертв. Новая смерть каждые три дня. Никакой видимой связи между семью жертвами, кроме идентичных внутренних повреждений и мигреней Джона. Пустые лица и глаза следят за каждым его шагом, друзья и семьи безжизненно лежат у их ног. Невероятная головная боль. «Не так просто, как с другими, а?» – с вызовом крикнул он во тьму.       Сны пытались его предупредить. Он видел подобное раньше.              – Ну так, пусть забирает ее домой, – сказал Браннок. – От нее все равно уже никакого толку – нам нужен ее муж. Следите за ней. Если она куда-нибудь пойдет, я хочу об этом знать, – велел он Перри, только что вернувшемуся из больницы. – Фонтейн, отправляйтесь в суд. Добудьте ордер на прослушку телефонов, мы должны знать, если он с ней свяжется.       – Сэр.       – Есть, сэр.              Зажав фонарь под мышкой, чтобы освободить руки, Джон копался в ящиках с лекарствами в больничной аптеке.       Он, конечно же, не имел представления, с чем столкнулся, но точно знал, что должен разобраться с этой тварью сам, прежде чем она убьет снова. Вряд ли кто-нибудь поверил бы, что тело констебля Фонтейна захватило существо из другого мира. Даже для Джона это звучало безумно – а ведь это была его теория. Был также шанс, что он ошибся, и именно поэтому подходить к решению проблемы нужно было со всей осторожностью.       Перед Джоном стояло несколько важных проблем. Во-первых, при встрече с этим существом ему нужно было оставаться в сознании и нормально функционировать. Доза диамокса, подумал он, помогла – потому что он продержался достаточно, чтобы увидеть большинство событий, – но этого было недостаточно. В этот раз нужно было принять побольше и заранее – а заодно и что-нибудь, что помогло бы преодолеть сопутствующую сонливость.       Он пересмотрел стимуляторы. Вариантов было немного, и ни один из них не представлялось безопасным смешивать с лекарством. Джон сжал зубы и выбрал таблетки амфетамина, поставил бутылку рядом с лекарством от мигреней и вернул остальные в ящик. Подумав, добавил в набор коробку ролейдса**, от всей души надеясь, что выдуманный им наркотический коктейль действительно спасет его, а не просто остановит сердце***.       Далее, ему нужно было каким-то образом быстро нейтрализовать Фонтейна, если существо в его теле откажется сотрудничать. Он оставил винтовку Элизабет – впрочем, пару часов назад угрозы огнестрельным оружием ему все равно ничего не дали. К тому же, шансы избежать петли в случае, если он застрелит конника, тоже не радовали – и неважно, какие у него были на то причины. Накачать полицейского наркотиками было ничем не лучше, но, по крайней мере, тише стрельбы – к тому же, оставался шанс на не смертельный исход.       Быстрое действие и легкое введение могло означать только одно – барбитураты****. Джон нашел нужный флакон и приготовил два шприца с приличной дозой тиопентала натрия*****. Половины одного из них должно было хватить, чтобы за тридцать секунд свалить с ног человека размеров Фонтейна – достаточно лишь попасть иглой в вену.       Если до такого дойдет, ради безопасности Элизабет и всех остальных жителей Йеллоу Форк он был готов убить Фонтейна и ответить за последствия. Эта тварь уже лишила констебля жизни, напомнил себе Джон, очень скоро его тело тоже признает этот факт.       Вооружившись, Джон прибрался в аптеке и отступил в свое подземное убежище, чтобы поразмыслить. Оставалось лишь одно: придумать способ выманить Фонтейна в какое-нибудь уединенное место.              – Снег пошел, – сказала Элизабет, выглядывая на улицу из окна отцовской квартиры. Плотные белые хлопья сыпались стеной. – Как думаешь, с ним все будет в порядке?       Гарольд Фрейзер уселся в свое любимое кресло у камина и кивнул.       – Джон не дурак, Элизабет. Он нашел безопасное место для ночлега.       – Знаю. Но я не могу не волноваться за него, папа. – Она шмыгнула носом, отошла от окна и с беспокойством присела на диван. Честертон подбежал и положил голову ей на колени, всей тяжестью своего тела прислонившись к ногам. Она благодарно почесала его за ухом.       Отец поднял кружку в дрожащих руках и сделал несколько глотков прежде, чем снова заговорить.       – Волнение никому никогда не помогало, – мягко сказал он. – Но, может, пора уже рассказать своему старику, во что вы двое впутались?       Элизабет прикусила губу.              Снег валил всю ночь. Даже когда рассвет раскрасил затянутое облаками небо в жутковатый серый цвет, снегопад не прекратился.              До прихода персонала оставалось еще какое-то время, но Джон все же старался двигаться как можно тише. Для его плана был остро необходим телефон.       Элизабет ответила после первого же гудка. Должно, быть, она ждала звонка.       – Алло?       – Бет.       – Джон! Ох, слава богу! Ты в порядке? Где ты? Тебя все еще ищет полиция. – В ее голосе звучал страх.       – Я безопасности. Прости, не могу сейчас ничего объяснить, но, думаю, я понял, что убило всех этих людей. Если я прав, я, кажется, могу его остановить.       – Что происходит?       – Только пообещай, что останешься на месте. Закрой магазин на день. Не выходи из квартиры.       – Почему?       – Если сегодня вечером я не вернусь, или если вернусь и покажусь тебе другим, возьми Чеса и отца, и, не оглядываясь, уезжайте из Йеллоу Форк как можно дальше. – Голос прозвучал низко, требовательно.       – Что значит «если вернешься»? Я никуда без тебя не поеду, – прошипела она в трубку.       – Если до такого дойдет – поедешь. Потому что я буду уже мертв, – обыденно, словно констатируя факт, проговорил он.       – Джон, ты меня пугаешь.       – Констебль Фонтейн скомпрометирован, полиции теперь доверять нельзя. Слушай внимательно, ты должна это запомнить: оно может стать кем угодно. Если я вернусь домой и не смогу сразу ответить на любой вопрос о нашей совместной жизни, или если просто покажусь не похожим на себя, значит, оно меня забрало, и меня уже не вернуть. В этом случае, просто спасайся, без колебаний.       – Скомпрометирован? Что значит «может стать кем угодно»? Ты уже не похож на себя! Ты несешь ерунду, Джон. Что ты собрался делать?       – Я сказал, я остановлю убийства. Не могу вдаваться в подробности. – Он бросил взгляд на настенные часы – пора было заканчивать. – Я люблю тебя, Бет. Что бы сегодня ни случилось, я люблю тебя, и мне очень жаль.       Он повесил трубку прежде, чем она успела открыть рот.       Следующий звонок – в полицейский участок.       – Добрый день, я бы хотел поговорить с констеблем Фонтейном. Он на месте? Боюсь, это срочно. – Джон старательно изображал канадский акцент, чтобы замаскировать свой голос.       – Минуту. – Повисла пауза – полицейский передавал трубку. Джон облегченно выдохнул: он не знал, что стал бы делать, если бы противника не оказалось на месте.       На линии зазвучал голос Фонтейна.       – Это Фонтейн. С кем я говорю? – В первое мгновение голос показался Джону странным, затем он вдруг осознал, чего не хватало: привычного квебекского акцента. Он вдруг вспомнил, что вчера ночью тоже его не слышал.       – Это доктор Форман, – сказал он, отбросив притворство. – Прежде чем вы что-нибудь скажете, я знаю ваш секрет. Я знаю, что вы такое на самом деле. Нужно поговорить лично. Возможно, я смогу вам помочь.              – Папа, я, пожалуй, поеду загляну в хижину, пока погода окончательно не испортилась, – крикнула Элизабет с нижнего этажа, уже завязывая шнурки.       – Он попросил тебя встретиться с ним, да? – спросил ее отец.       – Как ни странно, нет. Он велел остаться здесь и задраить иллюминаторы. – Она остановилась в дверном проходе, застегивая пальто.       Мистер Фрейзер одобрительно покряхтел, обдумывая предложение зятя.       – А ты собираешься проигнорировать этот вполне разумный совет.       – Мало что из того, что он мне только что сказал, можно назвать разумным. Думаю, он собирается совершить какую-нибудь невероятную глупость. – Она обернула голову и шею ярким шерстяным шарфом. – А я собираюсь остановить его, пока он не угробился.       – Элизабет, – предупредительно буркнул он.       – Обещаю, я буду осторожна. Я не хочу рисковать без необходимости. – Она наклонилась и поцеловала отца в щеку. – Когда доберусь до хижины, позвоню.              Сделав свои два телефонных звонка, Джон выскользнул из здания через заднюю дверь и подождал прибытия сотрудников за деревьями. Из-за ночного снегопада они сильно задерживались. Единственный снегоочиститель в городе прилежно прокатил вниз по улице.       Эта задержка дала ему дополнительное время, чтобы еще раз усомниться в плане, и чтобы мочевой пузырь в очередной раз напомнил, почему вредно смешивать диуретики со стимуляторами. За деревьями Джон нашел удачно расположившийся куст. По крайней мере, благодаря снегу, на улице немного потеплело.       Пока он облегчался, на небольшой больничной парковке прибавилось две машины: доктор Юджин и сестра Оберль наконец заступили на пост. Учитывая раздражение доктора Маршалла этим утром, Джон не думал, что он заявится так рано. Он подождал еще пять минут, затем выскочил из своего укрытия и нырнул в машину доктора Юджина.       Удача оказалась на его стороне: Алан, как обычно, оставил ключи в бардачке. Чувствуя укол вины, Джон завел машину и выехал с парковки прежде, чем его заметят или попытаются остановить. Если выживет, он обязательно позже извинится перед Аланом за то, что одолжил его машину.       Он ехал максимально осторожно, стараясь добраться до места встречи без каких-либо приключений и аварий. Он специально выбрал место, которое хорошо знал, и куда мог добраться неузнанным и незамеченным. Это была поляна для пикников на восточном берегу озера Рэдферн. Летом она была очень популярна: покрытая тонким слоем снега, она представляла собой захватывающий дух вид, даже в прохладную погоду. Он много раз приезжал сюда с Элизабет и Чесом.       Когда он прибыл, озеро оказалось серым, как и небо над ним. Джон заглушил двигатель и прислушался к металлическому треску остывающего металла. Это был единственный громкий звук, помимо биения его собственного сердца, отдававшегося в ушах. Он дождался, пока при каждом вздохе перестанут трястись руки, и вышел размять ноги.       Он назначил Фонтейну встречу в девять часов – оставалось немного времени, чтобы заново изучить окружающее пространство. Запоминать было особо нечего. Под высокими, статными соснами в двух шагах от покатого пляжа стоял деревянный стол для пикника. Со своего обзорного пункта на пляже Джон увидит любую подъезжающую машину, но стена деревьев с трех сторон делала поляну невидимой с дороги. С крошечной парковочной зоны был сделан дополнительный выезд, который в основном использовали только егерские службы, и Джон специально расположил машину поближе к нему, чтобы быть готовым к быстрому отступлению.       Констебль Фонтейн прибыл более-менее вовремя, в коричневом седане с логотипом конной полиции на двери. Он несколько мгновений помедлил за рулем, с беспокойством оглядывая стоявшего в ожидании посреди поляны Джона. Наконец, вышел и медленно приблизился, остановившись в нескольких метрах.       – Чего вы хотите? – спросил констебль.       – Помочь, если смогу, – честно ответил Джон. – Вы ведь не из этого мира, не так ли?       Конник склонил голову набок, но не ответил. Хлопья снега упали с широких полей его шляпы.       – Вы же знаете, что не сможете делать это вечно. В конце концов, кому-нибудь удастся вас остановить – или просто не останется тел, в которые вы могли бы перепрыгнуть.       – Что вы можете об этом знать? – спросило существо скорее с любопытством.       – Я знаю, что уже встречал ваш вид – на другой планете, в другой жизни, – ответил Джон. – Я могу помочь вам добраться до родного мира, если вы согласитесь немедленно уйти и не возвращаться.       – Как? Я видел ваши технологии в умах тех, того забирал. Этот мир лишь недавно научился расщеплять атом. Вы обычный человек.       – Правда? – Джон намеревался сделать паузу, убедить существо довериться ему, но осознал, что задает себе тот же вопрос.       Существо нахмурилось. Казалось, оно начало серьезнее обдумывать его предложение.       – Если вы столько знаете, зачем вам помогать? Почему просто не убить меня?       – Потому что я видел слишком много кровопролития. И, пока есть другой выход, не хочу больше крови на своих руках. Но это мой дом, и при необходимости я буду его защищать. Вы не можете здесь оставаться – по крайней мере, пока ценой тому будут людские жизни. – Мускулы в руках напряглись, но он подавил желание сунуть ладони в карманы. Один из шприцов он спрятал в рукаве, и тот неприятно давил на запястье.       Прежде, чем кто-либо из них успел открыть рот, в стороне раздался шум мотора. Джон поднял взгляд и увидел въезжающий на парковку знакомый желтый форд. Сердце ушло в пятки. Не сейчас! Проклятье, он же не просто так велел ей оставаться в городе.       Реакция существа оправдала его худшие опасения: оно оскалилось и всем телом развернулось к приближающейся опасности, рука его скользнула к кобуре констебля.       – Он вооружен! – крикнул Джон жене.       Она вышла из машины, держа конника на прицеле винтовки.       – Не стоит этого делать, – предупредила она, медленно приближаясь к ним.       – Бет, не подходи. Он опасен.       – Что здесь происходит, Джон? Я много лет знаю Хью Фонтейна – он не мог убить этих людей. Ты точно не ошибся? – напряженно спросила она. Но ближе не подходила.       – Это не констебль Фонтейн. Хью Фонтейн никого не убивал. Это сделало существо, сидящее в его теле, – ответил он.       Она потрясла головой.       – Что это значит? То, что ты говоришь, невозможно.       – Миссис Форман, помогите мне, – заговорило вдруг существо, уловив свой шанс. – Прошу, опустите винтовку. Я просто хочу, чтобы ваш муж вернулся со мной в город. Пострадало уже достаточно людей.       – Не слушай его. Ты же знаешь, я никого не трогал.       Элизабет перевела взгляд с него на констебля Фонтейна и помедлила. Она не распланировала это спасение, и теперь оказалась парализована нерешительностью.       – Прошу, Элизабет, доверься мне. Я все объясню позже. Просто уходи отсюда, – взмолился он.       Она не пошевелилась.       – Почему вы сказали, что Джон убил того человека в переулке? – спросила она, не отводя дула винтовки от констебля.       Существо бросило взгляд на Джона.       – Скажите своей жене опустить оружие, и мы все обсудим в участке, в тепле и уюте.       – Я думаю, вам стоит сначала ответить на ее вопрос, – отозвался Джон, подпустив в голос толику удовлетворенности. Он побеждал.       Существо, раздумывая, глянуло сначала на него, потом на Элизабет. Джон увидел принятое решение в его глазах.       – Потому что я счел это целесообразным, – спокойно ответило оно.       Элизабет моргнула. Она не ожидала подобного ответа, и это заставило ее на долю секунды ослабить защиту.       Этого хватило.       Прежде чем любой из них успел отреагировать, существо одним прыжком преодолело разделяющее его и Элизабет расстояние и выбило винтовку у нее из рук. То отлетело в сугроб позади нее. Раздался глухой хлопок выстрела, эхом отозвавшийся в горах.       Время словно замедлило ход. Существо схватило Элизабет за запястья и дернуло вниз.       – Не дай ему тебя коснуться! – заорал Джон, бросаясь на помощь.       Она выбросила ногу, пяткой заехав констеблю по челюсти, и отскочила в сторону.       Джон набросился на конника, повалив его на землю. Существо отбивалось, каталось, пытаясь перевернуть его на спину. Сцепившись с ним в тугой клубок. Джон чувствовал нарастающую головную боль.       – Назад! – крикнул он Элизабет, пытаясь высвободить шприц из рукава. Противник быстро сообразил, что он вооружен, хватил кулаком ему в солнечное сплетение, выбив из легких остатки воздуха, вывернул руку в противоположном направлении. Шприц выскользнул из пальцев и откатился в снег.       Пользуясь превосходством в силе и весе, полицейский вцепился обеими руками в горло Джона и, оттолкнувшись, оказался сверху. От обжигающей боли зрение погасло, оставив очень узкий радиус видимого окружения. Он видел лишь быстро приближающееся лицо Фонтейна. Темнота сгущалась, он задыхался, тонул.       И вдруг пальцы, выжимавшие из него жизнь, ослабли, он вновь почувствовал, что может дышать. Давящий вес на груди исчез. Джон перевернулся на бок и закашлялся, чувствуя во рту привкус крови. Затем вернулось зрение. И он увидел, чему был обязан своим спасением.       Тело Фонтейна неподвижно лежало в снегу. Над ним стояла Элизабет. Все еще сжимая шприц в трясущейся руке. Она сдвинула поршень до упора.       – Ты в порядке? – спросила она, когда Джон перестал кашлять.       – В порядке, – прохрипел он и поднялся. Осторожно забрав у нее шприц, он уронил его в снег рядом с телом констебля и притянул ее к груди, наощупь убеждаясь, что она цела и невредима. А затем поцеловал изо всех сил, которые только остались. Когда они наконец отстранились, чтобы передохнуть, у обоих на щеках блестели слезы облегчения. Они нервно рассмеялись, икая и цепляясь друг за друга.       – Я думала, он тебя убьет, – сказала Элизабет, гладя его по щеке одной рукой, другой крепко держась за лацкан его пальто. Ее осенила неожиданная, ужасающая мысль. – Ты ведь все еще ты?       – Да, я, – заверил он ее. – Спроси что хочешь – я отвечу.       Она виновато взглянула на констебля.       – Он?..       Джон подошел к телу, опустил на колени, чтобы пощупать пульс. И не нашел его.       – Мертв, – подтвердил он.       – Боже, – прошептала она. – Я не хотела…       Джон перехватил ее предплечья, не давая отшатнуться.       – Нет, ты защищала меня. Человек, которого ты знала, все равно был уже мертв.       – Тогда… кто, или что это было?       – Нечто инопланетное, – ответил он.       Элизабет приняла этот ответ с тупой отрешенностью.       – Что нам теперь делать?       Джон огляделся. Снег шел все это время, с каждой минутой становясь все тяжелее, и теперь густая снежная стена ограничивала обзор до нескольких метров.       – Домой. Мы поедем домой, – решил он. – Нас здесь не было. С остальным разберемся завтра.       Он нагнулся, подобрал пустой шприц и повел жену к машине.              В конце концов, они решили забрать обе машины – на случай если кто-нибудь наткнется на тело Фонтейна прежде, чем они решат, что с ним делать. Джон понимал, что, скорее всего, ему придется утром самостоятельно сдаться полиции, но перед этим ему все еще нужно было решить пару вопросов.       Для начала, Элизабет было обещано объяснение. После того, как она выследила его и спасла ему жизнь, он определенно был ей обязан.       Открыв нижний ящик стола, Джон вынул небольшую коробочку, в которой были сложены три предмета: маленькая тетрадь в кожаном переплете, сверкающие золотые карманные часы и обыкновенный серебристый ключ на шнурке. Поставив коробку на стол, он с беспокойством взглянул Элизабет в глаза.       До этого дня он никогда не делился с ней этой частью своего прошлого. Она знала о кошмарах – скрыть нечто подобное от жены было бы невозможно, – но, не желая волновать ее по пустякам, он никогда не вдавался в детали. Наступила пора рассказать все. Не показав журнал, он не смог бы объяснить, что сделал и почему.       – Сразу после окончания войны я был совершенно разбит, – начал Джон. – Меня выпустили из госпиталя, потому что больше они ничего не могли для меня сделать и потому что своей очереди ждали десятки солдат, нуждавшихся в помощи куда больше, чем я. Но в памяти оставались огромные пробелы, а то, что мне удавалось вспомнить, не имело никакого смысла. Я плохо спал по ночам, закрывал глаза – и снова возвращался в самое пекло.       Он опустил взгляд на свои руки, сделал глубокий вдох.       – Это серьезно подействовало на нервную систему. Некоторые звуки заставляли сердце колотиться; я оказывался в большом скоплении людей – и вдруг немели руки. Поэтому я оказался здесь – в Лондоне слишком много людей. Я надеялся, что со временем станет лучше, я восстановлю хоть часть того, что потерял при ранении. – Правая рука его взметнулась к голове, пальцы пробежались по рваному шраму, скрытому под светлыми волосами. – И некоторая часть и правда вернулась. Ты это знаешь, но…       Он умолк, чтобы оценить ее реакцию на уже сказанное. Элизабет подбадривающе кивнула и поплотнее запахнулась в тяжелый клетчатый плед.       – Я, конечно, не первый, кто вернулся с войны немного не в себе. – Его самоуничижительная полуулыбка была подернута грустью. Элизабет инстинктивно коснулась его руки, чтобы выразить свою поддержку.       – Я думал, мои странные сны были просто средством для поврежденного разума усваивать увиденное, – продолжил он. – Может, легче представлять себе чудовищ, чем реальные события. Я начал вести журнал, записывать все, что удалось запомнить из своих снов, думал, это как-то поможет. Со временем я и правда оправился, по крайней мере, сны стали реже.       Он открыл журнал, пролистал до нужной страницы и протянул ей тетрадь. Элизабет приняла ее, но не сводила глаз с его лица, потому что он не закончил свою речь.       – Когда начались убийства, кошмары вернулись – еще сильнее, чем прежде. Я уже говорил, что и мигрени участились. Я узнал, что после каждого приступа теряю фрагменты воспоминаний, и испугался, что окончательно свихнулся, потому что они точно совпадали с таинственными смертями. Из-за своей глупости я не заметил настоящей связи, пока не увидел нечто крайне знакомое, нечто, что знал по своим снам.       Голос Джона напрягся. Он пальцем постучал по странице журнала.       Элизабет опустила взгляд на тетрадь в своих руках, где его витиеватым почерком описывалось существо, невероятно похожее на то, с которым они только что столкнулись. Ее глаза округлились.       – Понимаешь, в своих снах я видел войну, но не ту, что велась здесь, на Земле. Эта война произошла среди звезд, и вел ее рой странных и ужасающих созданий. Я видел, как погибали целые планеты, и не мог этого предотвратить. В этих снах я всегда был кем-то другим – человеком с двумя сердцами в груди, который много раз менял лицо, чтобы избежать смерти, и сражался, потому что не было другого выхода.       Пока он говорил, Элизабет перелистывала одну страницу за другой, впитывая его записи и попытки нарисовать чудеса, являвшиеся ему во снах. На одной странице были изображены наброски лиц пятерых мужчин вокруг карманных часов, очень похожих на те, что лежали на столе. Один из портретов как одна капля воды походил на самого Джона, только с длинными волосами. Страница была подписана просто «Доктор». Элизабет подняла взгляд и с зарождающимся пониманием посмотрела на мужа.       – Ты боишься, что еще что-то из этого может оказаться правдой, да?       Он кивнул, прикусив губу.       – Думаешь, не стоит?       – Не знаю. Не думаю, что кто-либо из нас сошел с ума, Джон, но все это кажется совершенно невозможным. Если бы я сегодня не оказалась там, с тобой, я ни во что это не поверила бы.       Она покачала головой и положила тетрадь на стол. Потянувшись к коробке, она вынула часы и подняла их к свету, чтобы лучше рассмотреть.       – Как ко всему этому относятся эти часы, как думаешь? – полюбопытствовала она.       Взгляд Джона сосредоточился на золотом отблеске часов, и он нахмурился, словно только что их заметил.       – Ни малейшего представления не имею. Эта штука у меня всю жизнь, а я даже не помню, откуда она взялась, – ответил он.       Он потянулся, чтобы взять их. Едва его пальцы сомкнулись на часах в ее руках, как в разуме его взорвалась карусель образов и ощущений. Яркими вспышками возникла красная будка из его снов, оранжевое небо инопланетного мира, видения перемешивались с воспоминаниями о Джоне и Элизабет, об их совместной жизни – прошлое, настоящее и, возможно, будущее. Первый поцелуй в магазине, после закрытия; они читают вместе, свернувшись под тяжелыми одеялами у ревущего пламени камина, а тем временем за окнами бушует метель; они гуляют с Чесом в лесу, рука в руке, безудержно счастливые, бредут по змеящейся впереди тропе; начинают свою маленькую семью; медленно танцуют на кухне под тихую музыку беспроводного приемника, пока дети спят; стареют вместе…       Боясь увидеть, чем закончится эта фантазия, он резко отпрянул, оборвав контакт и этот хоровод видений. Карманные часы с грохотом рухнули на стол между ними. Джон и Элизабет, тяжело дыша, изумленно уставились друг на друга.       – Бет, ты видела?.. – не в силах отдышаться, спросил он. Она кивнула и открыла было рот, чтобы что-то сказать, но с ее губ не сорвалось ни звука.       Джон осторожно, боясь повторения этого представления, подобрал часы, но ничего не случилось. Он перевернул их, изучая тонкие круглые узоры, выгравированные на обратной стороне, словно в них скрывался ответ, которого он жаждал. По виду, по ощущениям это были обыкновенные карманные часы, но, сжимая их в ладонях, он ощутил странное чувство, на самой границе ощутимого, будто они что-то нашептывают ему.       Он нахмурился и большим пальцем нажал на кнопку.