Остров

Постой, пусть закат тебе ляжет на плечи Я ещё не дышал, я ещё не дослушал твой смех. Постой, ты можешь спугнуть этот вечер И мы потеряем друг друга во тьме. Мои друзья в плену. Мой старший брат - мёртв. Я - мёртв, но тем не менее моё тело продолжает двигаться, ходить. Машинально режет чужие глотки, обагряя руки, чувствуя солёный привкус крови даже на языке. Мне ничего не осталось, кроме как продолжать двигаться. Я потёрял всё, что у меня было. Но... Я рад. Кажется, я начинаю сходить с ума, ведь мне нравится. Нравится идти, крушить всё вокруг и стрелять в людей, чувствуя отдачу автомата. Мне нравится охотиться на тигров, сдирать с них шкуры, есть их мясо. Мне нравится устраивать срач на аванпостах, чтобы одна пиратская задница понервничала. Мой распорядок всегда похож на то, что я делал вчера. Ох, видимо, та трава таки хорошо взяла... Я чувствую гребанное безумие, о котором говорил Ваас. Я чувствую его, осязаю, кажется, могу ухватить цепкими пальцами, но оно вечно ускользает из рук, дребезжа где-то впереди. Оно зовёт меня, и когда я могу его догнать, а я часто догоняю его, вокруг меня творятся невообразимые вещи покруче героинового прихода. Я часто прихожу в себя, когда вокруг мёртвые тела, прошло несколько часов или около того... Часто меня отпускает на закате. Я смотрю в остекленевшие глаза несчастных, и вижу в них друзей, брата. Иногда вижу себя, но чаще - Вааса, не знаю почему. Мне нравится представлять что это он лежит тут, а на мне его кровь. "Я это ты, а ты это я", - ха, как иронично звучит, когда я вытираю окровавленные руки о футболку. Его кровь на мне, чёрт, я бы сказал даже, что меня чертовски возбуждает это непонятное явление. Потом я брожу по джунглям, постоянно думая о том, что же я буду делать завтра. Моя жизнь не требует разнообразия, мне нравится это безумие, и потому всё повторится снова. Пока не усну я сном смертным. Пока остров не убьет меня. Мы закрыли глаза и далёкий придумали остров Мы придумали ветер и себе имена И не знаем пока, кто из нас на рассвете Станет ждать, чтоб скорее укрыла волна... Остров заменил мне дом. Вот уже несколько месяцев я скрываюсь в джунглях. Или несколько лет? Я потерял счет времени. В джунглях нет часов, я засыпаю, когда хочу, просыпаюсь, когда вынудят. У меня даже есть постоянное место жительства, на самом краю острова, глубоко в скалах, куда не забраться диким зверям. Во время набегов на очередные аванпосты я утаскивал что-то оттуда, обустраивая жилище. Мне удалось найти гитару. Я спиздил и её, но, правда, мои руки к музыке вообще не стояли. Я просто соскучился за чем-то... обыденным. Гитара показалась мне достаточно обыденным предметом, хотелось бы услышать еще игру на ней, когда сильные удары по натянутым струнам рождают звуки, которых на острове не слышно было очень давно. Я устал... По нормальности? Нет. Я устал по тому, что люди называют обычной жизнью. После десятой дозы что я принял, я забыл об этом, и теперь инструмент просто валялся на камнях, служивших мне столом. Но гитара по-прежнему была святыней для меня, некоторые вечера я проводил за простым созерцанием этого инструмента. Хотелось игры. Хотелось разбить обыденность, что лежала на столе. Хотелось вымазать гитару в крови, украшая красными разводами. Часто, проваливаясь в полусон, я придумывал себе другую историю. Другой сюжет. Меня даже звали по разному: Аарон, Тейлор, Джон. Мне нравилось имя Джон, оно отдавало опять же обыденностью. Малютка Джон был всеми, кем я хотел: маляром, ветеринаром, поваром. Но иногда у Джонни появлялись и другие качества. Он умирал. В разных позах, от разных причин. Джона переезжала машина, он падал с большой высоты, его сжирали дикие звери в зоопарке. А потом я вновь просыпался на острове и благодарил чертовых судьбу и удачу за то, что кое-кто по имени Джейсон Броди еще жив. Этот остров, где всё не так, Как когда-то казалось нам. Этот остров, где каждый шаг Словно колокол бьёт в небесах. Я не шел к друзьям. Они мне были больше не нужны, хотя иногда мысли о тех, кого я бросил, возвращались. Мне было хорошо в моем одиночестве, только во снах я до сих пор видел лицо брата. Он укоризненно смотрел на меня, а с его шеи стекала кровь. Много крови. Она обливала его целиком, эта чертова струя была похожа на брызгалку у блядского клоуна. А я смеялся ему в лицо, вокруг копошились пираты, ракьят, у меня был чертов хуежик, и - хэй! - я убил их всех. Сначала надоевших коренных жителей, потом злобных захватчиков, потом и брата. Всадил ему нож в кровоточащую рану, чтобы заткнуть этот поток упрёков, которых слышать не хотелось. А потом увидел одного из главных злодеев. Он скалился, смотрел на меня, поигрывал в руке... Вторым точно таким же ножиком? Ха, это уже интересно. Перебрасываю ножик из правой руки в левую, Ваас повторяет то же движение. Мы же связаны, я совсем забыл. Поэтому, когда я всаживаю нож ему в грудь, чувствую, что что-то тёплое струится и по моей груди, еще больше пачкая футболку. Я это он, а он это я, всё приобретает неожиданный оборот, видимо, гребанные препараты совсем вскружили мне голову, потому что я вновь чувствую возбуждение. Я вырываю нож у себя из груди, первым берусь за рукоятку, что торчит в груди Монтенегро, и неторопливо, медленно проворачиваю её по часовой стрелке, ловя в ответ стон, но не боли, а удовольствия. Рыча, отбрасываю уже бесполезный хуежик и крепче прижимаюсь к груди пирата, смешивая нашу кровь, но не чувствуя усталости. Боли нет, чувства обострены до предела и, черт, у меня уже давно нехило стоит на того, кто сейчас извивается под моими губами, сексуально закусывая губу покруче любой шлюхи. Я агрессивен как никогда, я кусаю, царапаюсь, рычу. Он же как-то странно мягок и податлив, тянется за моими губами, утягивает в поцелуй, тут же меняясь, наваливаясь сверху, вдалбливаясь в мой рот языком. "Я это ты, а ты это я." Ну нет, не позволю. Перехватываю инициативу, мы вместе с пиратом падаем на пол. Жар страсти так же быстро и непонятно перетек в жар битвы. Я бью его по лицу, получая кулак в солнечное сплетение, мы катаемся по земле, иногда я чувствую спиной мелкие камушки, но не отвлекаюсь, вновь сбрасывая Вааса с себя. Каждый хочет взять другого и никто не сдается. Штаны сильно жмут, хочется побыстрее отыметь этого ублюдка, доставив ему еще больше боли, утопить его в эмоциях. Мы вновь перестаем драться и, черт, Джейсон Броди оказывается сверху. Шах и мат, ублюдина! Несколько резких ударов головой о голову и Монтенегро сдается, слизывая капли крови стекающие по лицу. Расстёгиваю пряжку его ремня, срываю брюки, сам освобождаюсь от одежды. К черту прелюдии, драка была прекрасной. Резко вхожу в него, о, я надеюсь, ему сейчас больно как никогда. Сжимает руками землю, выгибается навстречу, рыча. Я хочу, чтобы он зарыдал, но не добьюсь этого. Уже не важно. Начинаю двигаться, постепенно растягивая анус Вааса, вдалбливаюсь на полную длину, со всей силы, параллельно пытаюсь бить его. Мне нравится, как он изгибается, словно кошка, как хищный зверь, как тигр, мать его! Неприступный Карфаген был сломлен, и он теперь словно пластилин, я могу сделать с ним, что захочу. Мысли отходят на задний план, скорость нарастает, мы кончаем одновременно. Но я продолжаю избивать пирата, ловя в ответ слабое сопротивление. Вновь целую, силой, чуть не выбивая зубы, прижимаю к себе настолько, что, кажется, вот-вот раздавлю его. Ощупываю каждый шрамик, каждый нанесенный мной синяк, надавливая на больные точки. Когда я просыпаюсь, моя постель (тигриная шкура) - мокрая, а у меня стоит чуть ли не до неба. Постой, пусть закат тебе ляжет на плечи Я ещё не дышал, я ещё не дышал так легко Постой, за тебя всё сделает ветер Он стирает следы наших ног, засыпает песком... Я не забываю эти сны, они всегда со мной, и только когда я вижу этого ублюдка, не в лицо, конечно, издали, мне хочется долго иметь его, не оставляя шансов на побег или еще что. Когда же в моем отношении касательно Вааса появляются нотки сплина, я вновь иду на аванпосты и перерезаю там всех. Всех до единого. Пробежит кошка? И её убью. Курицы, казуары. Несколько рабов. Я убиваю даже рабов и пленных. От этого у меня поднимается настроение. Мне нравится ловить то ощущение абсолютной власти над тем, кого я собираюсь грохнуть. Однажды, когда я после очередного прихода возвращаюсь в свой "дом", я привык называть это домом, обнаруживаю гостя. И это самый лучший гость, которого я когда-либо ждал. Он сидел на шкуре, в руках гитара, он тихо что-то напевает, ожидая хозяина, то есть меня. И я не заставляю его ждать, выбираюсь из-за камней. Он поднимает взгляд и я вижу у него в глазах то же, что и у меня, когда я разглядываю отражение в зеркале. Он хищно улыбается, поднимается и подходит ближе, перехватывая гитару за гриф для удара. Уклоняюсь и инструмент бьется о стену, рвутся струны, трещит дерево. Прощай, обыденность! Еще уклон и еще удар, Ваас не жалеет сил, круша бездушный инструмент. Я присоединяюсь к нему и теперь мы вдвоем топчем ненужные обломки инструмента, втаптывая в грязь всё прошлое, что преследовало меня. Монтенегро словно помогал мне скинуть тяжкий груз, и я, чёрт его дери, благодарен. Но не только ему... Я благодарю брата, который умер и дал мне почувствовать силу. Благодарю друзей за то, что те научили меня гребанной ответственности. Больше всего я благодарю чертов остров Рук, который показал мне, ЧТО такое безумие. И как им можно пользоваться. Этот остров, где всё не так, Как когда-то казалось нам. Этот остров, где каждый шаг Словно колокол бьёт в небесах.