Как же Квилл?

Гамора всегда была предельно осторожной. Неважно, на какое задание ее отправляли: вырезать мешающую банду или украсть особо ценный артефакт — результат неизменно был превосходным. Вот и сейчас Гамора была уверена, что остальные ни о чем не подозревают, не замечают ее слишком кратковременных отлучек и тем более не подозревают, чем она занимается уже недели полторы. Уверена она ровно до тех пор, пока Квилл не ловит ее однажды в коридоре за руку и не протягивает плоскую коробочку в подарочной упаковке. — Что это? — Гамора надменно приподнимает брови и скрещивает руки на груди, принимая максимально независимый вид. — Плеер и наушники, — со вздохом поясняет Квилл и улыбается. — Если тебе так уж нравится моя музыка, могла бы просто попросить, а не устраивать шпионские игры. — Она мне не нравится, — упрямится Гамора, однако плеер все-таки берет и неловко вертит в руках. Звездный Лорд пожимает плечами: — Я записал туда мои любимые песни, — и уходит. Гамора прислоняется к стене и улыбается, прижимая к груди подарок. *** — В полосочку или пятнистые? — Квилл задумчиво вертит в руках яблоко, сидя на ступеньках. — Что, прости? — Гамора слишком привыкла к закидонам Звездного Лорда, чтобы удивляться. — Наши дети, — поясняет тот. — Они будут в бело-зеленые пятна или полосатые как зебра? — Как кто? — Гамора открывает рот и тут же поднимает руки в протестующем жесте. — Нет, неважно, забудь! Какие к Таносу дети? Я воин, если не забыл, у нас не будет детей! С чего ты вообще взял, что у нас могут быть дети? — она уже встает, собираясь уйти. Но когда Квилл так легко сдавался? Он хватает ее за руку и тянет на себя. — Нет-нет-нет, погоди! — когда он так — просительно, задорно и нежно одновременно — смотрит на нее, Гаморе очень хочется его прибить, потому что отказать засранцу в эти моменты — невозможно. — Давай представим чисто гипотетически: если бы у нас были дети, какими бы они были? Гамора возводит глаза к потолку и терпеливо отвечает: — Скорее всего, у них была бы светло-зеленая кожа, что-то среднее между нашими. А может, твои гены победили бы. Ты же у нас, — она не сдерживает ехидный смешок, — полубог. Однако укол не достигает цели. Квилл откладывает яблоко в сторону и закидывает руки за голову: — Уверен, у нас была бы девчонка. Боевая, вся в тебя, но еще и с отличным чувством юмора, как у меня, — в его глазах плещутся смешинки и вызов. — Ты считаешь, у меня нет чувства юмора? — вскидывает брови Гамора, толкая Зведного Лорда на спину. — Ни в коем случае, — оправдывается Квилл и заливисто смеется. — Я связалась с идиотом, — беззлобно бросает Гамора. А из головы у нее никак не выходит симпатичная девчушка с саблей наперевес. В бело-зеленую полосочку почему-то. *** — Просто на нашей кухне нет подходящих инструментов, — раздраженно шипит Гамора. — У нас и кухни-то нормальной нет! — И ты, Квилл, — указательный палец обвинительно утыкается в грудь Зведного Лорда, — дернулся в самый неподходящий момент, поэтому все пролилось! И меня не волнует, что там был метеоритный пояс. — Дракс стащил эти чертовы орехи, — продолжает разоряться Гамора. — Ему, видите ли, для тренировки нужны! — Не смотри на меня так, — она резко откидывает волосы назад и вздергивает подбородок. — Меня вот этому, — Гамора протягивает последнее слово особенно едко, — не учили. Ответом ей служат непоколебимое молчание и ошеломленный взгляд. На одну секунду у нее в голове мелькает нелепая мысль, что Квилл все-таки отравился. Хорошо же будет, отравительница Звездного Лорда — таких подвигов в ее послужном списке еще не было. — Просто, — начинает Квилл, оправившись, — ты никогда не готовила. Тем более мне. Гамора пытается спрятать смущение за ухмылкой: — Вот и не привыкай к хорошему. Считай это подарком на день рождения. — Это лучший подарок, безумно вкусно, — кривит душой Квилл и прикидывает, сможет ли он съесть все, чтобы Гамора не раскусила его ложь. *** Гамора не любит себе врать, но иногда приходится. Иногда в этом видится хоть какое-то спасение. Гамора твердит себе, с каждым днем все настойчивее, что она верит, будто бы Квилл сможет ее убить. Спустить курок или пронзить сердце холодной сталью клинка, когда… нет, не когда, а если (еще одна маленькая утешительная ложь) она вдруг попадется Таносу. Что его рука не дрогнет, что он оборвет ее жизнь, глядя ей прямо в глаза, ловя последний болезненный стон, не колеблясь. Потому что он обещал, а Квилл — честный, Квилл всегда исполняет обещания. Гамора твердит себе это каждый день. И прекрасно знает, что врет, потому что она бы — не смогла, будь на кону хоть десятки вселенных. *** — Давай, — голос у Гаморы какой-то тихий и тоскливый, когда она кладет голову на плечо Квилла и вместе с ним смотрит в звездную даль, — давай, когда все закончится, слетаем на Землю. Он находит ее пальцы и переплетает со своими. — Я всегда боялся вернуться туда, — она отчетливо слышит легкую горечь в его голосе, но вовсе не собирается сдаваться. — Знаю. Просто мне бы хотелось, — Гамора прикрывает глаза и несколько секунд слушает его дыхание, — увидеть место, где ты родился и рос, пока тебя не забрал Йонду. Квилл аккуратно поворачивает голову и вдыхает запах ее волос, прежде чем ответить. — Не думаю, что там все осталось таким, каким было при мне. Прошло больше двадцати лет, для Земли — большой срок. Может статься, что я буду совершенно бесполезен. — Тогда мы узнаем Землю вместе, — Гамора улыбается, легко и умиротворенно. — А еще там наверняка все классные группы или распались, или стали никому не нужным старьем, — предупреждает ее Квилл. — Почему бы нам не найти новые? — беззаботно парирует Гамора, и ее веселье наконец передается и ему. — Было бы неплохо, — он хмыкает ей в макушку. — Тебе придется попробовать пиццу. Гамора приподнимает бровь: — Звучит как-то скользко, это что-то очень мерзкое? — Это пища богов, — возмущается он и смеется. — А еще мы сходим в кино, на последний ряд. — Уверена, это будет потрясающе, — мурлычет Гамора. Квилл молча целует ее в лоб. — Слетаем, — подводит итог он. — Как все это закончится, обязательно слетаем. *** Она никогда не заслуживала такой любви, которой ее без оглядки, безвозмездно одаривал Квилл. Такой всепоглощающей, заставляющей чувствовать себя спокойно и хорошо, даже когда его не было рядом, заставляющей поверить в то, что однажды все будет хорошо, что они смогут быть счастливы. Иногда он был последним идиотом, нелепо шутил, куражился перед Тором, но Гамора знала: что бы ни произошло, он будет любить ее. А лучше бы — не любил! Лучше бы между ними остались недомолвки. Много-много недомолвок, однажды опрокинувших бы чашу его терпения, чтобы он ушел. Лучше бы она оттолкнула его, и не было бы неловких первых поцелуев, осторожных признаний, переполненных нежностью ночей, совместных планов. Тогда, стоя на краю пропасти, безуспешно пытаясь сбежать от Таноса, она бы не думала: «Как же Квилл теперь?»