Грёзы

Джесси носит белую одежду, потому что не видит красок. Он от рождения различает только разные оттенки чёрного, белого и серого, и это его, разве что немного, пугает. Так ещё и подорванный после эпидемии иммунитет, который не восстановится, если жить на одних таблетках. Это Джесси точно знает. «Совсем скоро вы будете здоровы!» — кажется, так говорит робот утром после каждодневных диагностик. Он говорит это абсолютно каждому ребёнку в этом детском санатории, в котором поддерживать жизненные функции легче, чем в домашних условиях, вот только потом из него вряд ли будет возможно выйти без каких-либо аппаратов. У Джесси нет родителей. Здоровье детям обеспечивают государство и андроиды, но о моральном, кажется, забывают. Из-за странных таблеток никто здесь не грустит. Абсолютно все улыбаются. Родишься в этом комплексе — будешь улыбаться. Живёшь лечишься здесь — улыбаешься. Умрёшь — до самого разложения организма ты будешь улыбаться. Это так странно, что Джесси даже не замечает того, как он искусственно «лыбится» на своё отражение в зеркале и плачет одновременно. Сестра Джесси умерла полгода назад, и он знает, что её улыбка, когда-то настоящая, никогда бы больше не расцвела даже до окончания жизненного цикла. Из-за чего умерла? Ему не говорят. Просто после очередного введения анестезии младшая сестрёнка уже не проснулась. Всё, что было на её лице — это ещё не сошедшее лживо-радостное выражение и множество слёз. Джесси думает, что ему лишь показались сложенные крылья за спиной и чёрные обгоревшие перья, что ему это лишь приснилось. — Что-то странное тут творится, приятель, я почти в этом уверена, — как-то сказала Петра, сидя вместе с ним в «лесу», который представлял из себя небольшой искусственный купол, где то же солнце было ненастоящее. — Я знаю. — Сожалею о Джесси, — улыбается Петра. — Я тоже, — повернувшись, улыбается Джесси. Он хочет сбежать отсюда, но не может: система безопасности не разрешает этого. Как и директор. А ещё врачи, медсёстры, уборщицы. Все, как на подбор, улыбающиеся. Джесси грезит о побеге отсюда. О том, как он однажды увидит настоящее солнце, настоящие звёзды и настоящих детей. Джесси считает, что заставлять всех улыбаться — это «аморально». — А что значит «аморально»? — искренне удивляется Петра. До диагностики пятнадцать минут, поэтому организм отдыхал от улыбок. — Вроде как, «бесчеловечные вещи». — Что? — Ну, например, тебя заставят есть селёдку, которую ты не любишь. Тебе это понравится? — Нет. — Это и есть «аморально». Джесси не разрешают читать «детских книг», «романтические истории» и «сказки». Астрономия, химия, физика, минералогия, мифы — кажется, он прочёл все варианты этих учебников. Последние две он читал с большим интересом, конечно, но чересчур скучное повествование его всё равно не радовало. Поэтому он не знает, как это — любить. Поэтому он не знает, как это — по-настоящему улыбаться. Ему пятнадцать, но никакого жизненного опыта в его голове нет и не намечается. — Прости, Петра, но… Что бы ты ни говорила, я люблю тебя, как старшую сестру. Я не знаю, как это, но ты мне небезразлична. Но целовать в губы или совокупляться я как-то не намерен, найди партнёра лучше меня. Петра рассмеялась. — Знаешь, я рада. — Почему? — Ты меня любишь, пусть и как сестру. Мне и этого достаточно. Кажется, Джесси впервые увидел, что Петра улыбается не из-за действия уколов. Джесси по утрам лениво потягивается, несмотря на замечания его «андроида-няньки», которая называет потягивания пустой тратой времени. Джесси по утрам чистит зубы максимально медленно, закрывая дверь перед носом робота, чтобы он не нарушал его личное пространство. Он не думает, что такое «любовь». Это его не касается, ведь сердце стало каким-то чёрствым, бесчувственным. Сказав, что «он любит Петру, как свою сестру», Джесси сам толком не понял, как это — любить кого-то таким образом. Всеми, кого он когда-либо любил, была одна лишь его сестра, которая жила меньше него. В конечном итоге, восемь лет — не возраст для смерти. Шестнадцать — может быть, думает он, смотря на ножи где-то в окне на кухню в столовой, но никак не восемь. Озеро в «лесу» ненастоящее, но утопиться в нём реально, если только никто на помощь звать не будет. — Джесси, мне сказали, что меня выбрали. — Прости? О чём ты? — Я буду следующим экспериментом. — Петра, что ты такое говоришь? — Парень заметно побелел и вскочил на ноги. — Твоя сестра… Она умерла из-за эксперимента. Я буду следующей. — Нет, — покачала головой Джесси. — Нет, нет, нет! Почему ты так спокойно это говоришь? — Один к шести, что я не пройду, Джесс. Таких экспериментов было много и после твоей сестры, были удачные. — В чём он заключается? — Они хотят попытаться прикрепить человеку животные конечности. Крылья, хвосты, уши. Твоя сестра умерла из-за того, что её мозг не выдержал нагрузки. — Что будет с тобой? — Мой мозг пересадят в кошку. В итоге будет разумная кошка, только говорить она сможет после того, как ей голосовые связки сменят. Если не умрёт, конечно. — Петра, т-ты сама этого хочешь? — Не заметил, как заикнулся. — Я ни на что больше не гожусь. Так что, — пожала она плечами, — да. Джесси понял, что с самого начала диалога уколы больше не действовали. Он не улыбался. На следующий день в списке умерших от иссушающий хвори появилось имя Петры. Пусть и многие знали, что никакой хворью она не была больна. Джесси впервые осознал, что значит «любить». И это такое странное ощущение, когда хочется убить всех и разрушить всё. Джесси грезил о жизни, а теперь грезит о смерти.