...и в день молитвы своей будет услышан

День стоял тёплый и солнечный, но у генерала Юй Шэнфаня это не вызывало особенной радости. До весны было ещё далеко. Горы украшали снежные шапки, много снега оставалось и в тенистых низинах, и нагрянувшая оттепель превратила болотистые земли их княжества, которые и так не славились хорошими дорогами, в непроходимую топь. Выталкивая обоз с фуражом на наскоро сколоченые гати, Юй Шэнфань от души материл и солнце, и скользкую снежную жижу, и незадачливых обозных. Обозные и солдаты его отряда помогали изо всех сил, молчали и пытались запомнить особо цветистые выражения. — … подонки пивные, какой хитровыделанный леший вас понёс с охрененно удобной, почти утоптанной — а не утопленной! — дороги в эту собачью срань?! Какая жопоглазая обезьяна влезла на ваши тупые, как ваши же топоры, головы и позамазывала дерьмищем зенки, что вы загнали сюда не одну и не две эти ублюдочные телеги, а целых три, а?! Вот ты! Нет, ты отвечай, ответь, ну, не молчи: думал ты своей ослиной башкой, в какую снежную жопу направляешь волов или нет? Да не мычи ты, что твоя несчастная скотина, а говори, идиот непрокачанный, я по-воловьи не понимаю! Ну-ка, живо… ну-у-у-у-ух! На этом “у-у-ух” они всё-таки поставили колесо последней телеги на доски, Шэнфань выпрямился и тыльной стороной запястья обтер пот со лба, пачкая белый манжет. — Ваша светлость... — робко проблеял командир обоза и замолк, не зная, что сказать дальше. И надо ли. — Ну чего? — Шэнфань глянул на него с прищуром, хмыкнул: — Теперь хоть доедете до замка без поддержки Небес? — Конечно! — сообразив, что драгоценный генерал уже не злится, горячо закивал командир, и остальные обозные поддержали его нестройным: — Спасибо, ваша светлость! Как вас отблагодарить… Что бы мы без вас делали! — Что бы делали, что бы делали… пердели бы в этом болоте и дальше и оставили замок без продуктов, а меня — без ужина. А я, знаете ли, очень люблю ужинать. И обедать. Так что, считайте, я себя, а не вас выручал. Хотя… — он поскрёб ногтем кончик носа: за пару часов на солнце нос успел обгореть и раздражающе чесался. — Мы вас всё-таки оштрафуем, — он обернулся к своему отряду, — верно, ребята? На бочонок пива. Солдаты — за время спасательной операции тоже измазавшиеся в грязи и изрядно промокшие — отозвались довольными криками. Командир обоза невольно скривился, хотя быстро опомнился и нацепил на лицо более подходящую смиренную улыбку. Та у него вышла не слишком искренней, но генерала чужие неловкие гримасы уже не волновали. Перегрузив вместе с парой помощников выбранный бочонок, он разрешил ребятам устроиться на привал, а сам, не мешкая, поехал вперёд. Он рассчитывал попасть в замок к обеду. Во-первых, потому что он действительно любил обедать, особенно дома, в компании любимого человека. А во-вторых, потому что прошло только полдня — а он уже соскучился. — Ужасно соскучился, — признался Шэнфань оруженосцу, который единственный поехал следом за ним, а не остался пировать честно заработанным пивом. Вэй Люму понимающе кивнул. — Непередаваемо. Начал скучать, как только уехал. Как только вышел за двери. Как только отвернулся. Вэй Люму на всякий случай кивнул ещё пару раз. Молчать и кивать было определенно лучшим способом общения с генералом, потому как, ни приведи господи, было его поддержать, ведь тогда он разражался ещё более яркой и длинной речью, или, упаси боже, опровергнуть хоть какую-то из мыслей… Спорить или останавливать поток его красноречия дозволено было только князю, ну и изредка наследнику (до первого подзатыльника, пока государь не видит). Так что нет, ни в коем случае, только молчать и кивать, и ждать, пока сам заткнётся. — А ты молодец, — внезапно похвалил его Юй Шэнфань и с улыбкой потрепал по плечу. — Гораздо сильнее стал. И оружием новым обзавелся. Не оранжевое, но тоже неплохо, а? — Вы заметили, да? — Люму покосился на гарду вампирского клинка, чуть поправил сползающую перевязь. — Это ж не я сам… — Брось! — фыркнул Шэнфань. — Это и твоя заслуга. Из перекисшего теста не замесишь хорошего хлеба. Из дрянного воина не соберёшь Мастера меча. Благодать — это толчок и направление. Остальное ты сам. — По воле божьей, — польщенно отозвался Вэй Люму, и Шэнфань повторил за ним с неясным сарказмом: — По воле их. Люму собрался с духом, и тут его как прорвало. Он начал рассказывать о том, что когда впервые ощутил присутствие своего бога, здорово испугался, но быстро смог сосредоточиться. Как он учился отпускать себя, передавая в управление. Скольких врагов убил в Ледяном Лесу. Как впервые убили его самого, как это — дьявол его забери! — было больно и как потом он медленно приходил в себя, восстанавливаясь и удивляясь случившемуся чуду. Как легко влился в команду к другим осенённым — это он-то, всегда старавшийся держаться в тени своего сюзерена! Какое множество монстров сумел уничтожить! Слова лились из него сплошным потоком, а Шэнфань на удивление молчаливо и внимательно слушал. — Ребята говорят, — смущаясь, поделился Вэй Люму, — я меняюсь. Веселее и болтливее вот стал… а я и не заметил сразу. — За собой никогда не заметишь, — пожал плечами Юй Шэнфань. — За другими проще. Но все меняются, это да. — И вы тоже, ваша светлость? Я здесь недавно, совсем не помню вас другим. — Я и сам уже не помню, — ухмыльнулся Шэнфань. — Но, может, и было дело. — И... даже его высочество? Вот он, мне кажется, всегда был таким… таким… ну… идеальным? Генерал не ответил сразу, поднял взгляд вдаль, где из-за холма уже показывались башни замка Ланьюй, столицы их небольшого, болотистого княжества, и смотрел неотрывно, будто вспоминая. — Нет, — сказал он, когда Вэй Люму уже совсем было решил, что ляпнул какую-то ужасную, несусветную глупость, и, затаив дух, ожидал неминуемой расплаты. — Нет. Все меняются. Я помню его другим. Когда Юй Шэнфань уже бросил воровать чужих боссов, прибыл в замок и начал тренировки с остальными новобранцами, твердо решив стать лучшим в своём классе, Своксаар был его учителем. Едкий, и грубый, и не жалевший эпитетов для нерадивых подданных (а молодым воинам доставалось больше других), он был вспыльчив и непредсказуем в реакциях. Шэнфань восхищался им как сильным, умелым бойцом, тянулся за ним, желал сравняться в силах, но иногда просто ненавидел, до зубовного скрежета, до мыслей об уходе… Потом было поражение на Арене от бойцов Цзяши, и мучительные, невнятные месяцы, когда повелитель будто разом позабыл все слова, больше не изводил их подколками и не перевирал пословицы, замкнулся, отдалился от них. Они теряли земли и влияние, а князь заперся в своей башне, не появлялся на общих сборах, не интересовался происходящим, только изредка отправляя сообщения с одним из учеников. Все гадали — что же с ним, и только Шэнфань, уже освоившийся с присутствием бога внутри, но ещё не генерал, всего лишь один из командующих отрядами, догадывался, что у Своксаара сменился поводырь. Этот ему не нравился, казался блеклой тенью истинного князя и не вызывал желания идти следом, но что сам офицер Юй Шэнфань мог сделать с решением чужой благодати? Он мог попробовать обратить её в свою пользу. Бездействие князя дало ему возможность проявить себя. Его выдергивало на Небеса каждый день, но после изматывающих часов квестов и поединков он сцеплял зубы и разбирался с реальностью: тренировал свой отряд, общался с другими командирами, перетягивал на свою сторону. И если других осененных благодатью было легко впечатлить демонстрацией уровня, с обычными людьми приходилось сложнее. Но он не собирался отступать. Он точно знал, что мог бы стать намного лучшим правителем княжеству, чем тень былого величия. Юй Шэнфань учился слышать и понимать своего бога. Он мог предсказать, сколько осталось времени до ухода из реальности, будет это короткий бой или долгая тренировка. Знал, когда бог злится, когда устал, улавливал довольство от удачной шутки, сочувствовал нахлынувшей безответной влюбленности. Радовался вместе с ним победам. Копил опыт поражений. Но тогда же — он начал забывать себя прежнего. Всё труднее было вспомнить имена старых друзей — их теперь заменяли другие осенённые. Уходили из памяти призрачные привязанности, оставляя после себя лишь скупые отголоски колыбельных и родительских нравоучений и густо перемешиваясь с чужими воспоминаниями. Вот кто бы до того рассказал ему, что боги тоже бывают детьми, он бы рассмеялся и от души треснул еретика. А теперь он отлично помнил вместо своего детства — картинки, цитаты из чужих сказок, из ярких видений, из дурацких, прилипчивых песенок, которые можно было напевать в походе… Даже вкусы менялись. Им привезли подводу с овощами, и торговец, бурно жестикулируя, расписывал вкусовые качества бутонов цветов, похожих на стручковую фасоль, а Шэнфань хоть и видел эту дрянь впервые, но уже точно знал, что окру есть не станет, ни под каким соусом! — Фу! Выбросьте её немедленно! Эта пакость... — Не говори глупостей, — вдруг мягко сказал подошедший Своксаар, и у Шэнфаня от звуков, от интонации его нового голоса на мгновение перехватило горло, а по спине пробежала дрожь. — Еда всегда еда, а эта зима будет тяжелой. С небес не грянул гром, но из закрывших солнце туч начал густо сыпаться первый снег, сбиваясь на холодный, мелкий дождь, одежды и волосы намокали и тяжелели, торговец стоял, трясясь от холода, но не смея продолжать, чувствуя: что-то изменилось. И они стояли, молча глядя друг на друга так, будто видели впервые. Юй Шэнфань внезапно подумал, что вот оно — то, ради чего он прибыл в замок на самом деле. Мастерство? Титулы? Власть? Случайные привязанности? Всё померкло, всё разом стало лишь ступеньками на пути к чему-то большему, тому, чего Шэнфань прежде так жаждал, но не мог уловить. Несколько тягучих мгновений спустя, их швырнуло вдвоём на Арену, и голос нового бога Своксаара заполнил его голову, выбив прочие мысли, так, что он не слышал толком ни звуков боя, ни того, о чём болтали остальные. Его собственный господь наслаждался звуками этого голоса, впитывал каждое указание, кружил и бил Шэнфанем по противникам, что-то кричал, колючее, насмешливо-радостное, забивал обзор облачками слов так густо, что бойцу приходилось ориентироваться по памяти и чужим командам. Их обоих захлёстывали эмоции. Шэнфань обрушивался на врагов, подныривал под колдовские щиты, ловил баффы на усиление. Он теперь твёрдо знал: он создан, чтобы быть рядом со своим князем, а Своксаар — чтобы вести их обоих, их княжество к вершинам Славы, и они ни за что не покинут Ланьюй, пока могут сражаться вдвоём и совпадать, как кусочки мозаики. Они будут вместе, потому что взращены Небесами, потому что их боги не могут не ловить улыбки друг друга после побед и не могут не сесть рядом, не коснуться плеча после поражений. Потому что теперь из-под алого взгляда колдуна проступает мягкая небесная синь, обволакивает и рождает смерч внутри, затягивающий, несущий вперёд и вверх... И всё же. Он помнил Своксаара другим. Они ехали дальше. Вэй Люму неуверенно поделился переживаниями о своей дальнейшей судьбе: — Я так рад, на самом деле, что сумел привлечь внимание столь сильного божества. Не знаю правда ли я это заслужил или просто повезло. Но теперь я чувствую себя намного сильнее и смелее. Мне столько подвластно! Я хочу, — он смутился ненадолго, — вступить в отряд под командованием Лань Хэ и отправиться на покорение новых земель… если вы позволите… Генерал Юй фыркнул: — Не могу тебе помешать, даже если бы и хотел. Приму завтра твою присягу — и вперёд! — Да! — от радости Люму аж подпрыгнул в седле. — Ваша светлость, это будет… самый лучший из подарков! Господи, спасибо тебе за направляющую длань твою, я до сих пор не могу поверить, что это всё происходит со мной! — Привыкай, — усмехнулся Шэнфань. — Не могу, — юноша вдруг шмыгнул носом, — и я всё думаю, что это ненадолго, я чувствую, что только на время, понимаете? Внутри меня. Я… я, на самом деле, дико боюсь, что благодать уйдет и я опять стану всего лишь одним из многих. Я каждое утро молюсь, чтобы этого не случилось. Или случилось позже, когда-нибудь. Не сегодня. Шэнфань покачал головой: — Не волнуйся так. Твои силы всё равно останутся с тобой. И полученные навыки. Не стоит бояться, утрата божьего внимания не так уж и страшна. — А чего тогда стоит? — Бояться? — Еюй Шэнфань пожал плечами. — Ничего. Но если тебе очень нужно - проси богов, чтобы благодать не оставалась с тобой слишком долго. Вэй Люму удивлённо уставился на него и не нашёлся с ответом. “Но что за глупость, — подумал он, — как о таком вообще можно молиться?” Солнце жарило и жарило, будто совсем перепутав декабрь с апрелем. Доспех нагрелся, по спине стекал пот, Шэнфань устал и вслух мечтал о ванне и обеде, пытаясь решить, чему отдать предпочтение по приезду. “Будем честны, - он улыбнулся, мысленно предвкушая будущее, - лучшим будет то, в чём мне составят компанию”. Они прибыли в замок под звонкий перестук капели. Грязь под копытами лошадей наконец-то сменилась мелкими лужами на брусчатке. Вэй Люму заметил кого-то из знакомых и, с разрешения его светлости, рванул к ним: хвастать мечом и будущим посвящением. Генерал Юй усмехнулся, помахал рукой, отвечая на приветствия, и невесело подумал, что теперь ему потребуется новый оруженосец, а подходящих кандидатов нет. “Надеюсь, Своксаар не станет опять предлагать Лю Юня”. Командующий с прохладцей относился к наследнику, хоть и пытался демонстрировать это не слишком явно. Юнь равнялся на него, жаждал походить и одновременно — показать себя лучшим, особенно в глазах правителя. Малец лез на рожон, пытался оспаривать любое указание, ёрничал. Он даже со Своксааром пререкался, а затем с той же энергией и нахальством ластился к нему. В общем, казался мелкой копией самого Юй Шэнфаня и настоящей занозой в заднице. Конечно, даже талантливому мальчишке ни за что не допрыгнуть до уровня опытного бойца, у него не было и не могло быть такого же влияния (и опыта в словесных перепалках), но Шэнфань всё равно бесился. — Разве, — не выдержал он после очередной выходки Лю Юня, к которой князь отнёсся, как всегда, излишне снисходительно, — наследник не должен быть нашим общим ребенком? Своксаар отложил кисть и воззрился на него с насмешливым удивлением: — Да? Надо же. И как ты себе это представляешь? Технически? — Ну, чёрт! Я не о том… но мы могли бы вдвоём найти в качестве воспитанника кого-то более подходящего… более милого, по крайней мере! — Ты не милый. И я — не слишком. Княжеству не нужен милый правитель, ни сейчас, ни потом. Ему нужны сила, ум, харизма. Желание и возможность удержать это всё в руках. — Нет в этом сопляке ничего подобного! — фыркнул Шэнфань, но сам понимал, что врёт. Своксаар улыбался. — Он хороший парнишка. Сложный, как все подростки. Но талантливый. И очень похожий на тебя. — Совсем не похожий. Он мне не нравится. — И всё же я выбрал его нашим наследником. Попробуй принять это и передать ему свои навыки и умения — не ради тебя или меня, ради Ланьюй. Ради удержания и умножения того, чего мы достигли. Юй Шэнфань не нашёлся с ответом, вздохнул и подошёл, чтобы обнять своего князя со спины и уложить подбородок ему на плечо. Своксаар закинул руку назад, нежно погладил любимого по затылку. — Ты всё-таки слишком милый, — пробурчал ему в шею Шэнфань, и Своксаар рассмеялся. — Я бы его ни за что не выбрал… — Эй, твоя светлость! “Лёгок на помине”, — с раздражением подумал Юй Шэнфань, — “Ждал меня, что ли?” – и обернулся: Лю Юнь стоял у коновязи и крутил в руке тренировочный клинок. — Раз ты уже вернулся, пошли подерёмся, а? Разомнём твои старые кости… — Ты кого старым назвал, сопля зелёная?! — возмутился Шэнфань, спрыгивая с лошади и уже решительно направляясь к нему, но тут позвоночник вздернула знакомая искра предчувствия боя в Небесах, и он остановился. Лю Юнь всё понял без лишних слов, но по лицу промелькнула тень разочарования, обиды и зависти: его самого пока забирали только на тренировочные поединки. Шэнфань ухмыльнулся: — Не сейчас. Вечером — после Арены. Разомнись как следует: буду гонять по залу до седьмого пота. — До твоего! — просиял мальчишка, и Шэнфань издалека, уже истираясь из реальности, показал ему кулак. “Может, это будет и не худшая идея: взять его оруженосцем. По крайней мере, у меня будет право и возможность драть ему уши почаще”. Бой оказался лёгким и быстрым. С божьей помощью он разделал противника под орех и вернулся отдохнувшим и посвежевшим: польза благодати была несомненной. Перед выходом на Арену не приходилось стирать и штопать рубаху, вытирать кровь и начищать доспех, образ аватара всегда сиял чистотой и красотой до первого снятого хита... ну так Шэнфань и не собирался подставляться. Небесные ранения заживали быстрее полученных в реальности, а реальные — не ощущались и не мешали бою там. Да и в принципе, осенённые становились здоровее и выносливее, со всеми болячками и травмами расправляясь в два счёта! “Почти со всеми”. Шэнфань тряхнул головой, изгоняя тоскливую мысль, и решительно направился вглубь замка. Есть хотелось уже просто невыносимо. Кабинет Своксаара не соответствовал образу тёмного колдуна, он был просторный, залитый солнечными лучами сквозь широкие окна. По центру стоял массивный палисандровый стол, выполненный в виде равностороннего шестиугольника: шесть сторон — князь и пять его командиров в совете княжества, у каждого своё место и все одинаково важны. У подоконника за нитки, натянутые вдоль светло-голубых стен, цеплялся побегами ярко-зеленый плющ — разросшийся подарок Ваккарии, ядовитый, но красивый, и это был единственный пугающий элемент декора. Хотя, Шэнфань усмехнулся, вспомнив, когда они принимали посла из Вэйцао и сообщили, что того проведут в кабинет Своксаара, бедняга был изрядно напуган этой перспективой, очевидно полагая, что его утащат куда-то во тьму. Но — нет. Старое убежище под крышей башни осталось как хранилище старых книг и взрывоопасных ингредиентов для заклятий; сам правитель не любил там бывать. Забавно, что многие считали генерала Юя причиной такой смены предпочтений… и Шэнфань не спешил опровергать эти слухи. Наоборот. Он толкнул тяжёлую резную дверь, вихрем влетая в кабинет. Стоявший у настенной карты губернатор Чунь Илао даже шатнулся в сторону, пропуская его, хотя, по мнению Шэнфаня, между ними оставалось достаточное расстояние. Развернувшись в своем кресле, Своксаар глянул на него с нескрываемой радостью: — Шэнфань! Слава богам, ты вернулся. Я уже собирался тебя разыскивать. Нам необходимо твоё мнение по Дальним Землям, ты же собрал достаточно новостей? — Все, что мог, мой князь, — Юй Шэнфань подошёл ближе, чтобы преклонить колено и прикоснуться губами к фарфорово-белой руке: сперва к тонкой полоске кожи над когтистыми напальчниками, затем, быстро перевернув тыльной стороной вверх, к синей жилке на запястье. Своксаар тепло улыбался, слегка прижмурившись от удовольствия этой нехитрой ласки — того немногого, что они могли позволить себе в чужом присутствии — а у Шэнфаня под солнечным сплетением закручивался сладкий узел предвкушения. “Быстрее бы покончить с делами, — мечтал он про себя. — И украсть его у всех”. Он поднялся и, привычно проигнорировав оставленное для него место за столом, отступил за спинку княжеского кресла, так, чтобы видеть всех собравшихся и заглянуть в книжицу с заметками Своксаара, лежащую на столе. Шэнфань прищурился, вчитываясь в изящную скоропись. Так, про Бату князь уже знает, значит, можно будет не сообщать, а вот сведения о Цзяши надо будет дополнить… Шэнфань почувствовал чужой раздражённый взгляд и с вопросительной усмешкой уставился на командующего стражей, приподнял бровь — мол, что-то не так? “Всё не так”, — без слов ответил ему злобной миной Фэн Манхуэй, а Шэнфань издевательски ухмыльнулся ещё шире. Он любил такие мелкие демонстрации собственной значимости; вспыльчивый, как многие берсерки, Манхуэй жаждал занять его место и часто неосторожно озвучивал свои желания в болтовне с соратниками, но, к его несчастью, сил на прямой конфликт у него не хватало. Всё же Юй Шэнфань добился звания лучшего из бойцов княжества, стал генералом раньше, чем фаворитом князя — как бы ни хотелось недоброжелателям думать иначе. Вот и сейчас командир Фэн смог только взбешённо цыкнуть и отвернуться. Своксаар, от внимания которого не ускользнула эта молчаливая пикировка, со вздохом качнул головой: — Давайте продолжим. Чунь Илао откашлялся. — Итак, несмотря на то, что Ледяной Лес, Кладбище и Пустые Земли — локации для низкого уровня, они значат довольно много. Ведь большая часть осваивающих новые территории — осенённые благодатью, обычных людей там мало, и они не покидают городов, снаружи ещё слишком опасно. — Мы должны приложить все усилия, чтобы закрепиться там, — озвучил прописную истину Фэн Манхуэй, и вежливый Чунь Илао согласно кивнул: — Да. И установленные рекорды так или иначе влияют на боевой дух отрядов, что уж говорить о победах и поражениях в поединках! — С этим не поспоришь, — командующий Фэн нахмурился. — Цзюнь Мосяо… тот ещё типчик. Откуда он мог взяться? — И его оружие! — Ба Иньфу, саммонер и один из самых молодых командиров совета, даже привстал со своего стула, чтобы дотянуться до принесённых Чунь Илао записей и найти среди них те, на которых Лань Хэ, их лучший специалист в экспедиции на Дальние Земли, максимально подробно изобразил и подписал все замеченные им свойства удивительного зонта Цзюнь Мосяо. — Серебряное! И его явно делал знаток! Но кто? — Не столь важно, кто его делал, — заметил Цян Линьюй, командующий огневой поддержкой, — сколько то, как и когда его будут применять. Ясно, что воин с таким уровнем мастерства не удовлетворится только покорением новых земель. А значит, рано или поздно, нам придётся иметь с ним дело на границах. — Согласен. А мы не готовы. Я даже не думал, что подобное можно создать, — Своксаар в задумчивости покачал головой. — Оружие для бесклассового опасно своей непредсказуемостью, — согласился Юй Шэнфань. Он перегнулся через плечо Своксаара и подтянул эскизы к себе. — Я могу тут кое-чем дополнить ваши с Лань Хэ наблюдения. Один из моих мечников недавно проходил эту локацию в интересной компании… — По всему выходит, что это кто-то из сильных богов взял новенького под опеку, — Чунь Илао вздохнул. Они с Лань Хэ и его старшим братом, советником Чуньсюэ, тоже пришли к такому выводу, но верить в это не хотелось. Слишком уж нерадостным выходил такой расклад. — Но кто? — Ба Иньфу озвучил общую растерянность, и в поисках подсказки все с надеждой посмотрели на князя. — Кто из знакомых нам противников в последнее время вёл себя… непривычно? — Своксаар задумчиво крутил кисть между пальцами, Шэнфань невольно засмотрелся на движения этих тонких, изящных пальцев, на то, как серебрится и посверкивает обжимка, и не сразу сообразил, что вопрос обращён к нему. — Хм. В Юэюнь недавно была заварушка, там сместили молодого генерала, который у них так бойко вёл атаки последние пару лет… — Нет, не тот уровень, — поморщился Фэн Манхуэй. — Я следил за сообщениями, там было много юношеского пыла, но очень слабая тактика… — Согласен, — кивнул Своксаар, — мальчишке стоило подрасти, прежде, чем зарываться. — Кто-то из Дуэта Цветов Байхуа? — предположил командующий Фэн. — Твоё дурацкое восхищение их князем нам известно... — фыркнул Юй Шэнфань, и Манхуэй вспыхнул краской. — Шэнфань, — укоризненно одернул фаворита Своксаар, но тот всё равно завершил свою мысль: — Но нет, мы сражались с обоими несколько лет подряд. Ни один из них не подходит под описание: ни прежний правитель, ни тем более Бай Хуаляо не справились бы с подобным стилем боя и от них вряд ли можно было бы ждать сложных тактических решений. — Хм. Стиль боя... А вспомните, — Своксаар крутнул кисть ещё раз и ткнул обратным кончиком ручки в заметки, — один из последних поединков с Цзяши. — Кстати, да, — кивнул Шэнфань. — Точно, они так нелепо действовали в последнем бою, как будто от отряда ничего не осталось, только отдельные воины. Как будто стержень пропал... Они со Своксааром посмотрели друг на друга и выпалили одновременно: — И Ецю! — Бог Битв? Да ладно! — не поверил Манхуэй. — Он-то никуда не пропадал, летал по Арене, как чёрт… — Он иначе летал, — Цян Линьюй прищурился, вспоминая. — Мне даже удалось поймать его на линию огня. — Может, случайность? — Что я, случайности от собственных планов не отличу? Это однозначно был уже не тот И Ецю, которого мы знали. — У него сменился поводырь, — уверенно подытожил Своксаар. — Бросил бойца такого уровня ради того, чтобы покорять новые земли?! — возмутился Манхуэй, а Шэнфань внезапно почувствовал, что ноги его не держат, и вцепился обеими руками в спинку кресла Своксаара. Он откуда-то точно знал, что так и есть. Не будет больше того Бога Битв, которым они восхищались, которому завидовали, которого ненавидели и за которым тянулись. Будет Цзюнь Мосяо, и, может, он даже более яркой, непредсказуемой звездой осветит небосклон, но… — Что теперь будет с Цзяши? — спросил он негромко. — Без его поддержки? — Ну, новый И Ецю отнюдь не слабак, — неуверенно заметил Цян Линьюй. — И княжна Юй — всё ещё отличный боец. — Но среди осенённых достаточно отличных бойцов, — сказал молчавший до сих пор Тао Ломин, и все командующие одновременно посмотрели на карту мира. — Да, — согласно кивнул Своксаар. — Как только остальные заметят то же, что и мы, Цзяши станет пирогом, от которого каждый будет пытаться откусить свой кусок. — Наш должен стать самым большим! — хохотнул Фэн Манхуэй. — Мы приложим все усилия. — Кто может уже знать? — уточнил Своксаар, сверяясь со своими записями. — Командир Чунь, ты говорил об участии в этой авантюре людей Цзяши, Бату и Вэйцао, верно? — Да, пожалуй, это пока все, — кивнул Чунь Илао. — У Вэйцао там вообще какой-то экстраординарный, передовой отряд, мы даже не ожидали, что они проявят столько рвения. Может быть, нам тоже добавить людей? — Добавим, но не тратьтесь излишне, больше наблюдайте, — Своксаар задумчиво улыбнулся. — И что касается наших любимых соседей… Цзяши — лакомый кусочек, но, пока его будут грызть всей сворой, мы вполне можем укрепиться и на других позициях. Тем более, если Ваккария готов столько внимания и энергии потратить на исследования новых земель, почему бы нам под шумок от действий Цзюнь Мосяо не вернуть наши берега? Как там крепости на Западной реке? Мы сможем устроить атаку несколько раньше, чем собирались? Шэнфань, который командовал разведкой, и Линьюй, под чьей опекой, кроме стрелков, была ещё и дальняя артиллерия, довольно переглянулись. — Да. У нас всё готово, — сообщил Цян Линьюй. — Полыхнёт знатно, — пообещал с ухмылкой Шэнфань. — Они пропитали дерево огнеупорным составом, но Ба Иньфу разобрался, как он действует и как его нейтрализовать. Ба Иньфу благодарно улыбнулся, довольный похвалой старшего соратника: — Да. Те образцы, которые вы достали, генерал Юй, очень помогли. Фэн Манхуэй фыркнул: — Это только первый этап. А вот дальше они подтянут своих… ха-ха, и попадут к нам в руки! — Он рубанул ладонью воздух, будто уже сносил врагам головы своим мечом. — Нам надо действовать быстро, — сказал Своксаар. — Я очень рассчитываю, друзья, что мы успеем укрепиться на Плоскогорье до того, как остальные сообразят, что происходит. Особенно меня беспокоит Самсара: заняв эту высоту, мы выйдем почти на одну линию с ними, а они очень активно действуют в последнее время. — Активно и нагло, — кивнул Фэн Манхуэй. — Бесят! Но мы дадим отпор. — Остальные вряд ли будут действовать, слишком заняты внутренними проблемами. Значит, решено. — Ваше высочество, — внезапно спросил Ба Иньфу. — Я не уверен… но разве с Плоскогорья не открывается ещё и прямая дорога к перевалам Бату? Мы могли бы пройти чуть дальше и заблокировать… — Нет. Мы берем их под контроль, но не блокируем. Не вздумайте атаковать первыми. — Но… — Ба Иньфу растерянно переводил взгляд с одного соратника на другого, надеясь, что они подскажут ему объяснение. — Я не понимаю… — Я тоже не понимаю, — буркнул Фэн Манхуэй. — Наше бездействие — не слишком ли высокая плата за одно наложение рук? Юй Шэнфань окаменел. Он понимал, что имеет в виду командир Фэн. Почти все понимали, кроме Чунь Илао и растерянного Малыша Иньфу, которого тогда ещё не было в совете. Своксаар промолчал, спокойно глядя в окно за спиной у Манхуэя, а вместо него ответил Тао Ломин, прозванный Княжеским Щитом: — Не слишком, Манхуэй, поверь мне. Ничего не может быть слишком… жизнь друга — бесценна. Это случилось несколько лет назад, когда они впервые победили на Небесах и закрепляли свои успехи на Землях. И да, это от начала и до конца было его просчётом, ошибкой, которую генерал Юй Шэнфань, Святой Клинок, лучший из бойцов Ланьюй, не мог себе простить. Что толку во всех этих титулах, если он просчитался, как мальчишка? Если он дал загнать себя в ловушку, забыв, что озлоблённые поражением вэйцы только и ждут возможности отомстить? Ему не впервые приходилось сражаться в одиночку против толпы, но впервые он восстанавливался так тяжело. Шэнфань бежал сквозь лес, почти кубарем скатился по склону Западной реки и понимал, что не успевает. Что силы оставляют его слишком быстро. “Яд, — подумал он, роняя дрожащие руки в мутную речную воду, наскоро пытаясь обтереть лицо от крови, текущей из рассечённого клинком Ангелики лба. — Чёртов ведьмак слишком хорош в приготовлении зелий. Он наверняка приказал смазать оружие ядом, и блестящий рыцарь не ослушался, внёс поправки в кодекс чести”. Он коротко рассмеялся и скривился от боли. Перед глазами плыло. Шэнфань слышал, что его ищут, но всё, что он мог сейчас — прижаться к берегу спорной реки и надеяться, что свои найдут его раньше вэйцев. “Лишь бы только не надумали вступать в битву. Молодняка слишком много, Ваккария разметает их, как труху”. Ему бы сейчас не помешал вызов на Арену, он бы восстановился за пару мгновений, а потом — пара раундов на Небесах, и домой в Ланьюй он бы вернулся почти здоровым. А там бы Своксаар вместе с Хунь Юйчжэ, лучшим из паладинов, вдвоём бы придумали, как вытянуть заразу из его крови. Но господь был занят другими делами, Шэнфань чувствовал только остатки эйфории от победы и довольную усталость от общения с другими людьми. “Забавно будет, — подумал Шэнфань, — если я подохну сразу после такой яркой победы. Мой бог, пожалуй, расстроится. Ему придётся весь свой перерыв между турнирами потратить на прокачку нового бойца”. Конечно, считалось, что осененные не могут умереть. Даже забитые до смерти они всё равно оставались живы, ожидая в склепах призыва своих богов. Но иногда случались сбои. Они терялись где-то, уходили под воду или просто рассыпались в пыль на глазах ошеломлённых соратников. И больше не возвращались никогда. Шэнфань предпочёл бы воду. Он бы стал частью реки, а потом дождём вернулся бы в Ланьюй. Тревожащим мысли ночным дождём стучал бы в окна замка, пока Своксаар, любитель читать и строить свои замечательные стратегии именно по ночам, не вышел на балкон и не подставил каплям ладони и лицо. Шэнфань бы обнял его напоследок… — Обними меня, — прозвучал мягкий голос над ухом, и Шэнфань неверяще распахнул глаза. Сквозь пляску разноцветных кругов проступало любимое лицо. Казалось, что оно белее обычного. И алые стигмы на лбу и щеках пылают ярче. Или это просто обман отказывающего зрения? Своксаар закинул его руку себе на плечо, обнимал, цеплялся за него, поднимал, пока их ноги скользили по илистой грязи, и Шэнфань пытался насмотреться, потому что больше ни на что не был способен, только смотреть, даже губы отказывались шевелиться. Откуда-то издалека, сквозь шум и звон в ушах, до него донеслось: — Знаешь, а ведь скорость реакции у тебя заметно упала, — Шэнфань сжал пальцы на рукояти клинка, но сейчас у него не хватило бы сил его поднять. К тому же, он не видел Ваккарию и не мог определить, где тот находится. Наверное, опять завис между небом и землей в своей излюбленной манере. Куда наносить удар? — Ты так экономишь движения… не успеваешь, да? Ещё и эта нелепая привязанность… Знаешь, друг мой, а ведь твой бог делает тебя слабым. Своксаар рассмеялся, негромко, но Шэнфань, прижатый к его боку, почувствовал этот смех и тоже улыбнулся… или только попытался раздвинуть губы в улыбке? — Мой бог делает меня счастливым. Как ни крути, это самая значительная из моих слабостей, потому что я никогда не захочу этого изменить. Шэнфань ждал ответа. Или атаки. Но вместо этого он почувствовал только лёгкий отголосок движения воздуха, будто Ваккария всё же махнул метлой на прощание, а заклятье развеялось, не пройдя щитов. И Своксаар выдохнул. — Одной проблемой меньше, — прошептал он. — Господь с тобой, Шэнфань, как ты умудрился так подставиться? Шэнфань хотел сказать, что понимает, что да, дурак, что в следующий раз он не будет так увлекаться боем и не станет пренебрегать защитой соратников, но сознание уплыло куда-то, как по водам реки, Шэнфань обмяк и рухнул в забытье. … Он приходил в себя рывками, словно выплывал из глубины на поверхность, цепляясь конечностями за водоросли и коряги. А раскрыв глаза — увидел над собой сосредоточенное, бледное лицо канцлера Бату. Шэнфань моргнул несколько раз, повел рукой по земле, набирая в ладонь песка и мелких камней. Если швырнуть их в глаза, то он отвлечёт внимание и успеет перекатиться… Ладонь Своксаара поймала его за запястье и предупреждающе сжала: — Всё хорошо, — мягко проговорил Своксаар, который, судя по всему, обнимал его со спины. — Полежи ещё немного. Скоро всё закончится. — Что за херня? — скривился Шэнфань, повернул голову к стоящему рядом Фэн Манхуэю, а тот в ответ буркнул, недовольно дёрнув плечом: — Меня не спрашивай. Я сам не знаю. В отдалении, небрежно закинув голень на колено и скрестив руки на груди, сидел на каком-то поваленном бревне князь Бату, Да Моянь собственной грозной персоной. И тоже не выглядел довольным происходящим. А Ши Бучжуань, канцлер Бату и сильнейший из клериков всех земель, спокойно захлопнул свою книгу и открыл глаза. — Всё, — сказал Ши Бучжуань. — Ничего не осталось. Дальше отхилите сами. — Спасибо, — улыбнулся Своксаар. — Вы нам очень помогли. Ши Бучжуань кивнул, поднялся (кажется, до этого он так и сидел на земле, в этих своих белоснежных одеждах), развернулся и пошёл к ожидающему его князю. — Всё-таки ты знаешь, что я думаю. Милосердие не для этого мира, — проговорил Да Моянь с упрёком. Ши Бучжуань покачал головой: — Оно годится для любого из миров. — По... Погодите-ка! — Юй Шэнфань всё-таки повернулся, попытался приподняться, рухнул на одно колено, цепляясь за плечи Своксаара. — Какое к чёрту милосердие?! Что ты отдал за эту помощь?! — Ничего, — улыбнулся Своксаар, и Шэнфаня затрясло от осознания: — Хотя бы… — Он перевёл взгляд на канцлера Бату. — Погодите. Я благодарен за то, что вы спасли мне жизнь, но это мой долг и только мой, верно же? Верно?! — Нет, — Ши Бучжуань качнул головой. — Это не ты просил. — Всё хорошо, — повторил Своксаар Шэнфаню, как маленькому, всё с той же лёгкой улыбкой. — Мы благодарны за помощь. Шэнфань видел рядом мрачное лицо Манхуэя, бесстрастное — Тао Ломина, и где-то чуть поодаль должен был смотреть в прицел Цян Линьюй… и каждый из них слышал сказанное князем: — И Ланьюй никогда не забудет о ней, — Своксаар призывно махнул рукой, и подошедший Ломин помог им обоим подняться на ноги. — А теперь нам всем пора домой. Они наконец-то закончили совет, ушли от всех, чтобы спокойно пообедать, но у Шэнфаня совершенно пропал аппетит. — О чём ты так мучительно думаешь? — спросил Своксаар. — Прекрати немедленно и ешь. — Да я ем, ем, — буркнул Шэнфань, возясь ложкой в тарелке своего любимого рыбного супа. — Не надо читать мне нотаций о том, что еду нельзя выбрасывать, я их помню наизусть. Своксаар рассмеялся: — Ты вроде пока ещё и не выбрасываешь. Что тебя расстроило так сильно? Та история с Вэйцао и Бату? Или известие о боге И Ецю? Шэнфань усмехнулся: — Всё-таки с тобой страшно находиться рядом, мой всеведающий колдун. Второе. С первым я почти свыкся. А это… — Ты вряд ли всерьёз расстраиваешься от того, что больше не сможешь сразиться с ним, как прежде… И ты же никогда не боялся ухода бога. Что поменялось? — Я и сейчас не боюсь, — фыркнул Юй Шэнфань. — По мне, пусть бы он уже напрыгался, выиграл всё, чего хотел, и свалил от меня к черту. Но у меня сегодня был ещё разговор с Вэй Люму. — Тот юноша, который приключался с твоим богом на Дальних Землях? — Как ты догадался, что с моим… — Своксаар небрежно улыбнулся, и Шэнфань рассмеялся: — А, чёрт с тобой! Ты прав. Именно с ним. И он мне напомнил… — О чём? — О том, что ты прежде был другим, — выпалил Шэнфань и с мукой во взгляде посмотрел на Своксаара. — О. Ясно, — только и сказал тот, отвёл глаза. Сунул в рот последнюю ложку. Отставил пустую тарелку. — Ты провёл параллели. — Конечно. Мне плевать на Цзяши. Гнилые, запущенные земли, их давно надо промыть и вычистить от грязи. Но я подумал: а каково сестрице Чэнфэн? Сколько они вместе? С самого начала, верно? Я не помню их порознь. А что теперь? Она открывает глаза, а рядом с ней совершенно чужой человек. Не тот, кто был с нею в сражениях. Не тот, кто сидел рядом с ней на советах. Не тот, о ком она заботилась всё это время — и всё, что она сделала, всё разом рухнуло в пустоту. Только потому, что его сраный бог захотел прогуляться по Землям Славы заново! — Во-первых, это не происходит так резко, как ты говоришь, — спокойно сказал Своксаар. — Изменения внутри не обрушиваются единым комом, они нарастают медленно. — Как тот же ком, но катящийся по склону. — Да, они увлекают за собой, но у тебя все равно есть дни, недели, может, месяцы, чтобы привыкнуть к новому поводырю. — Ну отлично! Значит, она не внезапно оказалась в дрянном сне, а постепенно проваливается… — Во-вторых, ты забываешь, что она тоже осенённая. И её отношение к новому И Ецю будет зависеть от отношения её бога к его. И поверь мне, она забудет о своих дружеских чувствах… или что там у них было на самом деле. — Уже не важно, — с горечью сказал Юй Шэнфань. Своксаар смотрел на него тягучим, тёмным взглядом. — Если это случится с нами… со мной… ты тоже забудешь о том, что любил меня, через месяц-другой? В глазах Своксаара мелькнул испуг: — А что? Он собирается уйти? Помогать Цзюнь Мосяо? — А? — удивился Шэнфань. — Я думал о твоём… но… Он прислушался к своим ощущениям, пытаясь подергать все связывающие их с богом ниточки. — Нет, ну. Куда он уйдёт-то? — неуверенно сказал Шэнфань. — Он привязан к своим друзьям и влюблён, как последний придурок. Разве что… да нет, глупости! Не может такого быть. Своксаар смотрел на него, и страх на его лице проступал всё чётче. Это так контрастировало с его обычным спокойствием, что даже льстило Шэнфаню. “Если он, конечно, боится потерять меня, а не напарника и бойца княжества”, — подумал он и тут же одёрнул себя. Дурацкие сомнения. — Он ещё не устал от этой влюблённости? — тихо спросил Своксаар. — Он бы, может, и устал, — усмехнулся Шэнфань. — Только я ему не даю. — Не понимаю тебя… — Он не слышит меня так, как слышу его я, но отголоски… они ведь тянутся к нему всё равно. Я его эмоции. Я его сила и слабость, то, что всегда остаётся в его мыслях, — Шэнфань поднялся со своего места и подошёл ближе к любимому. — И я нашептываю ему о сладости каждого мига, который мы проводим вместе с тобой. Он сел на край стола, провёл рукой по шее Своксаара, погладил затылок под волосами так, как он — Шэнфань точно знал — очень любил. Приблизил лицо, губами к губам. — Я знаю, что он завидует мне, — прошептал Шэнфань. — Завидует, а сам никак не может решиться. — Ты всё-таки еретик, — усмехнулся Своксаар, быстрым движением лизнул в губы, дразнясь. Страх ушёл из его глаз, и Шэнфаню и самому задышалось легче. — Думаешь, что можешь управлять богом. — Разве у тебя не так? — Нет, — Своксаар отрицательно качнул головой. — Он хорошо прячет свои эмоции. — Даже от тебя? — Даже от себя, я думаю. — И ты всё-таки забудешь меня… — Как тебя можно забыть? Ты же сам ворвёшься и напомнишь. Шэнфань рассмеялся, уткнулся лбом ему в плечо — Ты же знаешь, о чём я. — Да. Знаю, — Своксаар улыбался. — Но ты ведь забыл моего ученика, который тебя так бесил своими подсказками… — Шэнфань недоумённо нахмурился. — А ведь довольно часто его подсказки были по делу. — При чём тут… о, господи. Своксаар кивнул. — Ага. — Я даже имени его не помню. Ни лица, ни имени, только чувства — раздражения, благодарности, привязанности… совсем смутно. — Так будет и потом. Как бы ты ни хотел влиять на решения бога, всё равно в итоге решает он. И мы не знаем всех подоплёк. Не знаем, от чего они зависят, кроме самых ярких желаний. Не знаем, что управляет богами. Шэнфань хмыкнул: — Ты считаешь, что богами что-то управляет, а еретик после этого я? — Возможно, мы оба. Еретики. И влюблённые дураки. Слабость Ланьюй. — И его сила. — Да. Шэнфань поймал его лицо в ладони, рассматривая брови, и длинные ресницы, и высокие скулы, и узор стигм на белой коже, и нежно-розовые губы. “Им не идёт быть такими бледными”. Шэнфань прижался к этим губам, выцеловывая, с удовольствием добиваясь того, чтобы они припухли и заалели. — Значит, от нас ничего не зависит… — Ничего, — согласился Своксаар. Но добавил: — Ничего, кроме нашей жизни. Здесь и сейчас. Когда выбираем мы. — Тогда я выбираю любить тебя, — улыбнулся Шэнфань. — И пусть они там завидуют. Своксаар рассмеялся и потянул его ещё ближе, почти усаживая на себя. Этот их раз вдвоём был похож — и одновременно ни капли не похож на все остальные. Словно смирившись с тем, что могут потерять всё, что приобрели, поверив, что могут забыть всё, что успели узнать, они стали легче и беспечнее. Они сняли с Шэнфаня доспех, а за остальным перебрались на кровать. Шэнфань уронил Своксаара прямо на покрывало, не заботясь о том, чтобы его откинуть, и теперь медленно стягивал многослойные одежды, одну за другой. Плотный полушерстяной плащ с меховой, соболиной опушкой. Тяжёлый шёлковый халат, штаны и лёгкую, почти невесомую рубаху. Он разворачивал любимого, как подарок освобождал от обёрток. Он выцеловывал линию от шеи до внутренней стороны локтя. Он прикусывал соски: один, затем второй. Он изучал впадинку над ключицей, пока руки Своксаара скользили по его груди, разбираясь с застёжками, пуговицами, заклёпками… Шэнфань никак не мог решить, чего ему хочется больше. Оседлать бёдра, насадиться на жаждущий, твёрдый член? Ласкать его ртом, чтобы Своксаар вскрикивал и закусывал тонкое запястье? Нежить и вылизывать, касаться пальцами, глубоко, наслаждаться каждым судорожным вздохом и сладкой дрожью? Или вжаться самому, выбивая стоны, заставляя изгибаться дугой и царапать ногтями плечи? Своксаар прижался губами, провёл кончиком языка по тонкой нитке шрама под рёбрами, и Шэнфань сам застонал, потянулся ближе, потёрся всем телом. — Я не могу решить, — со вздохом признался он, небрежно сбрасывая на пол последнюю из мешающих тряпок. — Как жаль, что в постели нельзя создавать Тени… — Ммм? В постели? Для чего? — чуть недоуменно отозвался Своксаар, и Шэнфань рассмеялся: — Тоже мне, гений аналитики! Представь, если бы у тебя было сразу несколько копий меня. Каждый из нас мог бы заняться тобой любовью, самыми разными способами... — Если бы у меня было несколько копий тебя, вы бы заболтали меня до смерти. — Или залюбили? — Оба действия возможны одновременно. — Чёрт! — Шэнфань провёл языком по внутренней стороне бедра Своксаара, и тот застонал, призывно и горячо. — Я даже с самим собой не готов делиться. Ты можешь решить за меня? Своксаар улыбнулся и одним движением опрокинул навзничь, перевернул и навалился сверху. — Подойдёт? — шепнул он, обдавая теплом подставленное под ласку ухо. — Вполне, — Шэнфань поерзал и потянул колени к груди, пока нежные пальцы разминали его и ласкали. — Так и быть. Начнём с этого. Юй Шэнфань проснулся с богом внутри. Он вздохнул, приготовившись уходить, и напоследок вжался носом в затылок Своксаара, погладился, разделяя волосы на пряди, обхватил поперек груди, прижимая к себе, вслушиваясь в полусонное: — М-м-м? Уже вечер? Тренировки? — Кажется, да, — шепнул Шэнфань в ответ и поймал поцелуй, пока Своксаар медленно поворачивался к нему навстречу. Внутри тренькнуло перетянутой и лопнувшей тетивой. Своксаар распахнул глаза, и сквозь них Шэнфань увидел ошеломленное лицо чужого бога, почувствовал дрожь и крепче прижал к себе любимого. “Господи, пожалуйста, — почти отчаянно взмолился Шэнфань, захлёбываясь в паническом водовороте эмоций. — Пожалуйста. Ну, в самом деле. Это же тот самый момент”. Где-то в небесах, или в аду, или вовсе за пределами понятного мира, его бог дышал теплом в чужую ладонь, и то, что — Шэнфань чувствовал, знал, понимал — ещё секунду назад казалось обоим друзьям удачной шуткой, медленно оборачивалось катастрофой. Слишком долго они тянули. Слишком сильно волновались о последствиях. Своксаар впился пальцами ему в спину, то ли так же пытаясь удержаться на плаву, то ли вытаскивая Шэнфаня из наваждения, но тот продолжал сбивчиво молиться, чуть ли не впервые за всю свою жизнь-с-благодатью-внутри. “Ты же сейчас не на Арену сбежать хочешь. Пожалуйста, боже, шагни уже вперёд. Ты же не трусливее меня, у тебя всё получится. Успокойся. Хватит метаться. Пожалуйста, сделай этот чёртов шаг, прижми к себе и останься с ним. На месяцы. На годы. На сколько-это-возможно. Чтобы я мог быть рядом со своим колдуном, поймай своего — я ведь так не хочу его терять. Я не хочу терять такого себя”. Синеглазый бог Своксаара улыбнулся, одновременно небрежно, и виновато, и как-то надломленно, дёрнул плечом, отвёл руку, мазнув напоследок пальцами по щеке и краешку губ. Своксаар болезненно выдохнул, Юй Шэнфань почти проорал: “Да ну, господи!” Хуан Шао перехватил ускользающую ладонь, переплёл их пальцы и потянул Вэньчжоу к себе.