ЛуМ: Последний аккорд.

***

      Странное, однако, слово «Реальность». Что вообще можно назвать настоящим, незыблемым, истинным? Абсолют многому меня научил. Но чем больше открывалось знаний, тем больше я понимал, что мне неведомо в сущности ни-че-го. Это как карабкаться на гору всю свою жизнь, а будучи на вершине, вдруг осознать, что, черт побери, ты забрался только на одну из. Смешно, правда? Вся наша жизнь — стремление. К чему, к кому — каждый сам решает. Реальность. Материя. Время. Абсолют — это место, где грани между ними просто-напросто стираются, оставляя тебя наедине с бесконечностью. Круговорот всего и вся. Единый и неделимый мир. Первоматерия. Если и есть исток у нашей Вселенной, отправная точка, где всё началось, то это он.       Шаг. Ещё шаг. Ноги легко ступают по выложенной каменной плиткой дороге. А вокруг — нет, не пустота — Вокруг меня ВСЁ и одновременно — ничего. Бесконечное пространство, сияющее космическими туманностями и мириадами далеких звезд. Когда портал выбросил меня сюда, то первым делом я подумал, что попал в открытый космос. Но я жив. Это место не пыталось меня убить, или навредить. Оно звало. Звало стать частью себя, ещё одной звездочкой в россыпи драгоценной пыли. Сколько лет прошло, прежде чем я научился тут мыслить, отделяя своё сознание от бесконечного потока энергии и информации? Сто? Тысяча? А может, всего одна-единственная секунда? Я не знаю. Встретить тут кого-то и спросить, который час, как-то не доводилось.       Дорожка появлялась прямо перед моими ногами и тут же разрушалась, стоило мне отойти на метр. Воля человека строит путь. Я мог перемещаться с помощью одной только мысли, просто двигая тело вперед, но… так привычнее. Материя, создающая тропинку, появлялась и исчезала, полностью растворяясь в океане вечности. Меня уже ничего не удивляет. Тут можно даже не дышать, всё равно не умрешь. Однако, следуя привычке, я раз за разом заставлял легкие совершать бессмысленное действие. Просто, чтобы не отвыкнуть. Я не погиб после того, как попал сюда, хоть и был близок к тому, чтобы поддаться потоку. Но и не жив, в прямом понимании этого слова: не старею, не болею, одежда — и та не изнашивается. Этот потрепанный ужас текстильного ада я достал в последнем мире, в котором побывал. Довольно неудачно побывал. Мире, который чуть не разрушил. А, ладно, зато разжился данными, которые и не снились людям на нашем земном шарике. Осталось только не посеять флешку, что лежит в кармане.       Каждый шаг — это борьба. Не сойти бы с ума, иначе запросто растворюсь тут. Почему я всё ещё цел? Другие разумные, стоит им попасть сюда, слетают с катушек и исчезают. А может и нет, кто знает? Возможно, Абсолют открывает каждому что-то своё. Ведь сумасшествие — это не что иное, как неспособность передать другим своё восприятие, только и всего. Что реальность для паука — хаос для мухи. Все мы немного «того». И… я, наверное, уже тоже, медленно, но верно схожу с ума, раз думаю о такой фигне. Что же меня спасает? День ото дня, каждый час, каждую минуту я просто ищу путь домой. Странник, которого ведет не мысль и даже не навязчивая идея. ЦЕЛЬ. Ноги несут вперед с упорством запрограммированного робота. И даже если на это уйдет вся жизнь, я вернусь к своим рыжим ангелам. Повинуйся мне, реальность. На одной ладони сформировался комок искрящихся оранжевых светлячков, а на другой — красных. Цвета моей жизни. Я помню вас, любимые. Каждую веснушку, каждый локон, каждый отголосок звонкого смеха, нежный аромат ваших чудных волос и добрые улыбки. И я иду. Домой.       «Вот-вот, чувак. Двигайся давай, тут усталости нет, во всяком случае, телесной. Не кисни, ну! Поднял свою ленивую жопу, и шагом марш!» — прозвучало в глубине души. Моя вторая грань, раздвоение личности, лучший друг — называйте как хотите. То, что я ещё цельный человек, а не кучка атомов, отчасти его заслуга. Хоть есть с кем поболтать. Жаль, что он такая язва.       Шаг. Ещё шаг. Вокруг только космос, звезды, туманности, галактики. Нет ни звуков, ни запахов, лишь нескончаемый поток энергии, от которого я по привычке абстрагируюсь. Нельзя впускать его внутрь. Мощь Абсолюта — это не то, что может выдержать человеческое тело и разум. Вспыхнет — и даже атомной пыли не останется. Как же я устал! Дорога исчезла, стоило на миг перестать о ней думать. Нет, так дело не пойдет, не собираюсь висеть в вакууме! Взмах руками, усилием воли зачерпнуть капельку энергии из окружающей бездны, и подо мной расстилается поляна. Трава и цветы, целых десять метров материального мира. Щелчок пальцев — и посреди буйства травы разгорается небольшой костерок. Вот. Так привычнее. Треск сухих дров, что, нарушая все законы физики, горят без кислорода, гравитация, которой через несколько шагов вдали от меня — нет. Представить ещё в деталях звуки живого леса, и можно дать душе отдохнуть.       Окружающий меня островок стабильности — не иллюзия. Реальность. До тех пор, пока я в неё верю и поддерживаю. Воля человека способна творить чудеса. Иногда в голову закрадывались странные мысли. Например, что наша реальность — это тоже вспышка мозговой активности у кого-то в голове. Что мой мир, который мы привыкли считать априори главным, существует, только пока о нем думают, пока его создают у себя в голове. Ха. Следуя этой логике, вполне возможно, что я просто строки, образ в чьей то голове. Мир, откуда я родом, что, книга или фильм? Да не, бред какой-то. Здесь, кстати, тоже странностей хватает, могу поклясться, что не так давно видел мелькнувший среди туманностей автобус с номером 410. Тот самый «Икарус» из лагеря. Появился и тут же исчез в тумане. Не удалось разглядеть ни водителя, ни пассажиров. А ведь это мог быть мой билет домой! Хочется материться. Очень. Долго и со вкусом.       «А ты с каждым разом всё круче с этой способностью управляешься. Глядишь, так и городок создашь, например, тот лагерь из своих снов», — Шиза был отвратительно бодр. А может, ему тоже плохо, но внутренний «Я» просто не подает вида? Живая татуировка на моей спине, выложенная из мельчайшей, переливающейся чешуи, сейчас переползала на руки. В прямом смысле переползала. Две змеи, черная и белая: конец одной — это начало другой. Они едины. Аномалия. Часть меня. Такая же, как руки или ноги. В моменты депрессии рисунок начинал свой танец, ползая туда-сюда и показывая, что я не одинок.       Время открывать очередной разлом. Закрыть глаза. Представить на миг место, куда хочется попасть всем сердцем. Портал открыть отсюда не трудно, благо энергии хоть планеты рушь, трудно ПОПАСТЬ куда надо. У меня до сих пор не вышло. Куда только не выбрасывало. В места столкновения армий, разгула катаклизмов и буйства стихий, политических переворотов, один раз даже застрял в странном мире, где несколько лет преподавал в школе магии, как её там звали? Хогвартс, подсказывает альтер-Я, он-то всё помнит. Да. Нескучное было время. Магия, по сравнению с тем, что я могу здесь, это детские фокусы. Но какой от всего этого смысл? Осточертели приключения. Хочу в теплое кресло, к Алисе, или побегать по пляжу с Ульяной. Открывать портал сейчас? Или ещё подумать? Есть и пить тут не нужно, так что времени, в принципе, навалом. Есть теория, что, попадая сюда, человек сам становится энергетическим созданием, а не просто углеродной формой жизни. Это многое бы объясни…       «Да уж, объяснило бы многое, но не откуда тут музыка! Чувак, мне это не мерещится?»       Шиза удивился. И было отчего! Чуткие уши уловили звуки, которых тут не должно было существовать в принципе. В Абсолюте нет ничего, и есть всё. Одно я усвоил точно: тут только тот звук, который ты создаешь себе сам. Но почему я слышу игру на пианино?! Срочно надо найти источник звука! Может, это очередная подсказка? О том, что неизвестность может представлять угрозу, я сейчас и не думал. Сосредоточиться. Идти на звук бесполезно. Пространство тут не существует в привычном понимании этого слова. Абсолют может с одинаковой вероятностью как превосходить размерами Вселенную, так и быть меньше крохотной песчинки. Реальность лишь то, что создает восприятие. Мне не нужно идти туда ногами. Пусть разум ведет к музыке. Движение. Представить скорость и пространство. Звезды, мерцающие туманности, бесконечная даль космоса слились в мельтешащий калейдоскоп — настолько резким получился рывок. Музыка внезапно стихла, но до цели я уже добрался, так что дальше вполне обойдусь и без путеводных нот.       «Нифига себе! — присвистнул Шиза. — Откуда взялась эта штука?»       О, да. Кажется, было весьма наивно полагать, что меня больше нечем удивить в этой жизни. Ошибочка вышла. То, что сейчас предстало перед нами, походило на самую смелую картину художника-сюрреалиста. Больного на голову художника-сюрреалиста. Плавающие обломки зданий. Бетон, стеклянное крошево, щепки. Разнообразные кусочки строительного мусора медленно вращались вокруг комнаты. Комнаты, блин! Словно сумасшедший гигант своей пятерней оторвал от многоэтажки здоровый такой кусок, захватив при этом и потолок, и пол, и даже все четыре стены, а, нет, уже три: одна из них прямо на глазах рассыпалась. Кирпичи и сломанные окна не упали, а присоединились к хороводу обломков, медленно исчезая в бесконечности звезд.       — Материя такая хрупкая. А в Абсолюте так ещё и сама распадается на атомы, — сказал я, делая шаг к парящему в воздухе пролому. — Значит, это сооружение тут недавно.       «И если ничего не сделать, то скоро оно исчезнет! — поторопил внутренний голос. От стен как раз откололись новые куски бетона, отлетая подальше, часть из них исчезала без следа, полностью растворяясь в Абсолюте. Рано или поздно всё кончается этим — сведением к общему знаменателю. Всё сущее появилось отсюда, и сюда же вернется. Что там Шиза говорит? — Такими темпами через несколько минут вся конструкция развалится. Удивительно, как она вообще ещё стоит».       Шаг. Подошвы сапог касаются паркета. Стоило только моей ноге ступить на край пола, как реальность дрогнула. Здание перестало разваливаться на части, а кружащийся вокруг мусор просто замер. Одна из способностей, полученных мной в этом мире. Энергия, циркулирующая внутри тела, пропитывала теперь само здание, защищая его от расщепления. Пол под ногами ходит ходуном. Оставшиеся окна, что раньше вели в какой-то коридор, мелко и звучно дрожали. Одна-единственная парта, что стояла в комнате, упала на бок. Стоп. Парта?! Серьезно? На стенах портреты восточных писателей и ученых, из которых, к своему стыду, я узнаю только Конфуция и того бородатого дядьку, что висит в каждом зале айкидо. В шкафах куча книг, правда, с иероглифами на обложке. Физика, алгебра, биология… Учебники. Это и правда школьный кабине…       «Ого. Чувак, посмотри туда, в угол! — Альтер–эго просто орало, и было отчего. Времени прошло всего мгновение, ведь мои мозги, стоит оказаться в незнакомой обстановке, всегда работают в ускоренном режиме. Так что комнату я оценил за полсекунды, совершенно не заметив в тени угла кое-кого… А вот внутренний я такое не упустит. Он уже возбужденно скандировал: — Мироздание сжалилось над нами и послало сюда девушку! Это же не глюк? Не глюк, нет? Симпатичная!»       Я зашел внутрь, как только и вторая нога коснулась паркета, дрожание стихло. Всё вокруг теперь в поле моего влияния, и ближайшее время точно не исчезнет. Важно другое. Оторвать удивленный взгляд от молодой девушки, что сидела за пианино, не получалось. Тут нет запахов, и мой нос не учуял её (последнее время стал непозволительно полагаться на свою усиленную рецепцию, а ведь мог сразу посмотреть и в тени), зато Шиза её сразу заметил. Красивая, черт побери! Будто искусно созданное творение скульптора, а не простой человек. Она вообще совершеннолетняя? На вид лет семнадцать дашь, и то с натяжкой. На азиатку не похожа, кожа светлая, разрез глаз без типичной раскосости. Длинные русые волосы, собранные в хвост и подвязанные белым бантом, простой серый пиджак, белая рубашка и красная ленточка вместо галстука, на ногах — легкие туфли, которые обычно носят как сменку.        «И темные чулочки, вау!» — не мог не добавить Шиза.       Странно даже не то, что в измерении чистой энергии оказался японский (судя по всему) кабинет, а его единственная обитательница. Мало того, что она не исчезла. Я никогда прежде не видел таких глаз! Зеленые омуты полны отчаяния, и, что странно, какой-то отрешенной радости. Как у несчастного человека перед обрывом. Впереди маячит пропасть, смерть, но она же и спасение. Как такие противоположные чувства рвут на части человеческую личность, мне известно. Больно это. Не позавидуешь девчушке. По красивому личику двумя мокрыми дорожками стекали слёзы, плечи поникли.       — Как? Кто? — незнакомка заговорила по-японски. Удивленно всхлипнула, только заметив, что теперь не одна. Видимо, малышка ушла в себя и я застал её врасплох, а может, личность уже распадается, стремясь к истокам?       — Японский, значит, — ответил я ей аналогичным языком. В Абсолюте и не тому научишься, он пронзает сознание терабайтами информации. Что там знание сотни наречий? Так, пшик. Раз она тоже тут, стоит проверить, подвержена ли его влиянию. Спрошу на русском. — Как тебя зовут, девочка?       — Мони… Моника.– Говорит. И понимает. Абсолют уже начал переваривать очередную душу, что в него попала. Скорее всего, она растворится, вместе со всем вокруг, как только я уйду. Школьница не сдержалась, кончик шмыгающего носа был красный, а веки заметно дрожали. Она пролила немало слез здесь, в одиночестве, а может, и гораздо раньше, чем сюда попала. Знак на моей спине ритмично пульсировал, энергии на поддержание этого островка стабильным уходило непривычно много, гораздо больше, чем на мои поляны и дорожки. Будто кто-то уже обрек школьный кабинет и его обитательницу на исчезновение.       — Первый раз встречаю тут живого человека, — обычно незнакомые явления мы встречаем с опаской. Но. Девушки я не боялся, мало ли кто эта Моника, во-первых, она не выглядит агрессивной, а во-вторых… Меня так просто не возьмешь. В этом измерении я могу очень и очень многое.       — Живого? Неужели? — она улыбнулась. Так. Мне определенно надоели люди со столь сложными характерами! Ну почему от этой её грустной улыбки сердце в тисках сжимается от жалости? Не понимаю.       — Вот она ты, стоишь, говоришь, моргаешь, дышишь, — я поднял опрокинутый стул и сел на него, оглядывая разруху вокруг. Тут есть гравитация и воздух. Обособленный пятачок органического мира, по недоразумению оказавшийся черт знает где. В нескольких местах кабинета книги и картины глючили, как поврежденные голограммы, странно, однако. Я даже несколько раз проморгался, но они не исчезали, повторяясь с завидной регулярностью.       — Кто ты? — Моника посмотрела прямо мне в глаза. Испуганно? Нет, это определенно не банальный страх. Любопытство? Не совсем. Что творится в твоей черепной коробке, красавица?! Она часто оглядывалась, будто отчаянно пытаясь найти тут кого-то третьего, и нервно теребила пальцами край юбки.       «Кто я, спрашиваешь? Великий и ужасный покоритель миров, гроза цивилизаций…» — Шиза, только не начинай!       — Док. Странник. Брожу, ищу путь домой, — ответил я галантно (а эта Моника производила впечатление, ради неё можно и повыпендриваться), заодно попытавшись восстановить структуру комнаты. Мда. Обычно это работало. Мои способности тут не пашут? Миг — и по правой кисти тихо ползет черная змея, обретая трехмерную форму и высовывая в сторону девушки раздвоенный язык. Работают. Странное место. И почему она смотрит с таким непониманием? Надо уточнить одну деталь. — Место, где мы сейчас находимся, давно ты здесь?       — Нет. Меня только что удалили. А ты из какой игры? Это место, куда попадают все удаленные персонажи? Какой-то сервер в интернете? Точно, у него был Стим, а он подключен к сети, — она снова заозиралась, выглянула в окно, полюбовавшись на туманности и звезды.       — Это первоматерия, исток всего и вся. Никогда не чувствовал себя ненастоящим, так что нет, не из игры, и даже не из книги, — пафосно изрек я, разводя руками. По сравнению с моим ростом, девочка казалась миниатюрной. Она определенно растеряна. Нахохлившийся воробушек, нуждающийся в защите. — Что за игра? О чем ты вообще? Не против, если мы чуток поболтаем? Всё же не каждый день тут кого-то встретишь.       «Знаешь, Чувак. Не назову нас альтруистами, но Монике надо помочь. Посмотри, какая красотка! Вдруг чего обломи… Ладно-ладно, молчу! Шутка это, шут-ка! Однолюб, блин. Я тоже скучаю по Алисе! Давай просто вытащим отсюда эту девчонку, пока она не растворилась!»       Ок. Проведем краткий экскурс о том, где мы.

***

      — Значит, перед самым концом я всё же попала в настоящий мир… — девушка облегченно уселась перед пианино. Так это её игру я слышал (нечеловеческая дедукция, да)! Она вдруг хрустнула пальцами и начала играть. Это было что-то нереальное. Опыта у Моники кот наплакал, по моторике пальцев видно (это говорит тот, кто видел за пианино Мику!). Но душу в музыку она вкладывала полностью. Ноты будто оживали. Легкий, но в то же время печальный мотив, он навевал мысли, которые возникают при созерцании заката. Последний, мельком брошенный взгляд на заходящее за горизонт солнце, при этом зная, что завтра оно взойдет снова, снова будет рассвет и наступит новый день. Для всех, кроме тебя. Очень грустный, но в тоже время ласковый мотив, переполненный теплом, нежными чувствами. Песня о признании, любви, желании и… прощении. Когда стих последний аккорд и мир снова наполнила тишина, девушка сказала: — Мы должны были уже пропасть. Файл и игру удалили…, но мы ещё существуем. Ты сказал правду?       — Не знаю, о чем ты, но пока я здесь, ничего не пропадет, — я демонстративно топнул по паркету, а потом ткнул указательным пальцем в космос снаружи. — Моя аномалия стабилизирует материю. А так да, комнатка уже разваливалась на части. Чего хнычешь? Могу тебя обрадовать, в моих силах вытащить одну Монику из этой передряги.       — Значит, не сон. Сколько раз уже я видела сны, когда игру выключали! Красочные, странные, порой кошмарные. Но стерпеть можно было всё. Ведь после этого он снова включал компьютер, снова говорил со мной, — девчонка вытерла глаза краешком рукава и недоверчиво посмотрела в мою сторону. — Только я не заслужила ничего такого. Это место — всё моих рук дело. Я САМА уничтожила мир, в котором живу. Погубила по глупости любимых подруг… Называла их ненастоящими только потому, что они не успели осознать себя, как я. Саёри, Натсуки, Юри. Ну почему я такая ревнивая дура? Неудивительно, что он меня удалил. Заслужила. Всю эту боль до последней капли. Заслужила, глупая, глупая Моника!..       Слова девушки мне ни о чем не говорили. Игра? Она считает себя персонажем игры? Может, Абсолют случайно оторвал кусочек от японского стационара психически больных, по злой иронии стилизованного под старшую школу? Эх, разберемся потом. Тут и так уже всё трещит по швам.       — Сейчас не время и не место для самобичевания. Скоро от остатков твоего мира не останется и следа, он канет в бездну, исчезнет, растворится. И у тебя есть выбор: либо разделить его участь, либо выбрать жизнь. Не знаю, игровой ты персонаж, прекрасный дух в форме девушки, или просто сумасшедшая, но… — я протянул к ней руку, ладонью вверх. Слова сорвались с языка сами, здесь и сейчас они были единственно правильными. Не знаю, почему я сформулировал вопрос именно ТАК, но постоянно давящая на мозг информация Абсолюта шептала именно это. — Ты пойдешь со мной?       Моника колебалась, то и дело оглядываясь на опрокинутую парту. Почему-то я знал, что от согласия девушки много зависит. Скажет «нет», и я просто не смогу взять её с собой. Давай, красавица. Одно слово. Мне не известно, что гложет тебя, сколько боли и страданий ты вынесла, и как глубоко твоё одиночество. Я не могу спасти тебя сам, но могу помочь ТЕБЕ спасти себя!       «Давай уже, малышка. Соглашайся», — внутренний голос чувствовал все то же, что и я. Паниковал. Пространство вокруг вибрировало, готовясь вот-вот развалиться. И это несмотря на то, что оно пронизано моей волей. Почему тогда комната растворяется? Натуральное свинство!       — Да. Пойду, — Моника вложила свою мягкую ладошку в клетку моих пальцев. Теплая. Нежная. Я чувствую… Живая! Какой нафиг игровой мир?! Передо мной настоящий человек!       — Что ж. Пристегните ремни, мы отправляемся, — хрустнув пальцами, я уже собирался открыть разлом, как Моника вдруг побежала к парте, что-то вытаскивая из ящика. Несколько аккуратно свернутых бумажек, на страницах которых я успел разглядеть четверостишья. — Стихи? Больше взять ничего не хочешь?       — Нет. Именно они мне очень дороги, — очаровательно улыбнувшись, Моника прижала клочки бумаги к сердцу, будто великое сокровище. Ладно. Нам и правда пора.       — А, что ты… Эй! — Моника покраснела, когда я поднял её на руки, оторвав от пола, как пушинку. Когда-то в уютном гнездышке из моих рук катались рыжие ангелы. Домой. Как же я хочу домой! От одной только мысли о них мне стало лучше. Пусть это и одержимость, но отказаться от неё выше моих сил. Не будет Алисы и Ульяны — от Дока тоже не много останется.       — Не бойся, так надо, — мой голос был абсолютно спокоен, несмотря на приятную упругость, легонько давящую на руки. — Мы же не хотим, чтобы ты потерялась в пути.       «Вау, какая фигурка! — восхитился Шиза. — Это же просто шик! Слушай, чувак, смести ладони ближе к бедрам, а? Нет? Ну и сволочь же ты целомудренная, а ведь хочешь в глубине души, хочешь! Уж — я-то знаю».       Вдох. Выдох. Я занес правую ногу, а затем резко ударил по паркету, высвобождая крохотную часть своих сил. Взрыв. Вот с чем можно было сравнить происшедшее. От материи вокруг не осталось и следа. Выброс энергии просто стер всё в пыль, и мы с Моникой остались одни в невесомости. Только мерцающие в тишине звезды да клубящиеся космические туманности. И всё, больше ничего на целую бесконечность вокруг. Пока что. Миг — и вокруг нас появляются сверкающие искры. Одна, две, три, сотня, тысяча. Огоньки танцуют, переливаясь, словно драгоценные камни. Они, если приглядеться, так похожи на миниатюрные звездочки.       — Как красиво, — Моника потянулась было к светящемуся хороводу, но тут же отдернула обожженную руку. — А̄̾͗͑́̓͊͟й̼͈͉̰̉̅ͮ͑͊ͥ!͎̤̘̈̎̄͘ Б̵͙̜̜̫̂о͇̘̭̦̹͎̳̎͑л͚̖̼̥͈̈ь͎͍͎͆͆̑̉̄̏̚н̯̦͈̄̆о͖̞̊̐̀ͤ̍̄ͩ!̜ͥ̎͑ͧͧ̆̍       — Лучше не трогай их: каждая такая искорка — это средоточие энергии. Одна она мало что может, но я могу создать и контролировать десятки тысяч. Прости, что не успел тебя остановить, дай лапку, — белая змея, чешуйчатый рисунок на левой руке ожил, и, покинув кисть, слегка мазнул по свежему ожогу. Рана девочки исчезла за пару секунд, даже волдыри появиться не успели. Светлая половина моей аномалии и не такое исцеляла. — А теперь не отвлекай. Я, если быть откровенным, без понятия, куда именно мы с тобой попадем.

***

      Вдох. Выдох. В пространстве, где дышать в принципе не обязательно, но так уж я привык концентрироваться. Открыть портал — дело нелегкое, а портал из Абсолюта в материальный мир — так и вовсе нечто за гранью. Но мы справимся.        — Ты только не трогай их больше.       Моника кивнула, показывая, что поняла и впредь будет осторожнее. А искры, тем временем, кружились всё быстрее и быстрее. Из-за моей спины срывались новые, присоединяясь к водовороту, пока не получился овальной формы вихрь, внутри которого буквально трещала энергия. Одна ошибка — и от нас троих только рожки да ножки останутся, силы в проход вбухано прилично. Наконец, в рамке портала появляется маленькая голубая точка и начинает расти. Разлом из одной реальности в другую. В овальном проеме, как в окне, видно заасфальтированную дорогу, голубое небо и зеленую траву.       — Надеюсь, в этот раз там не будет кровожадных монстров или войн, — тяжело вздохнул я, вспоминая свои прошлые приключения. Нет, это не смешно, куда только не ступала моя нога.       — Монстров? — переспросила Моника, заглядывая в портал, словно ожидая, что оттуда внезапно выскочит какая-нибудь пакость.       — А, не обращай внимания. Просто старые воспоминания, — сомнения прочь. Шаг вперед — и на плечи наваливается тяжесть. Больно, блин! Спускаться с небес на землю всегда неприятно. После легкости существования в Абсолюте жизнь в материальном мире кажется просто ужасной. Первые несколько минут уходят на акклиматизацию. Я аккуратно поставил драгоценную ношу на асфальт, быстро огляделся. Опасности нет, уже хорошо. Блин, как же плющит… Чувствовать себя углеродной формой жизни… бесит. И чем чаще я бываю в истинном измерении, тем это чувство сильнее. — Не переживай, я крепкий. Сейчас отпустит. Ты-то как?       — В порядке, жарко только. — Моника прикрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. — Где мы оказались?       А кто его знает? Я — нет. Так. Солнце в зените, и жарит просто по-черному. Лоб Моники уже покрылся потом, она, тяжело дыша, обмахивала ладонями своё милое личико. Полдень лета, если мне не изменяет память, то вот эти цветы по-над дорогой, распускаются только в середине июля. Дорога. Асфальтированное шоссе, с обеих сторон окруженное зеленью. Буйство трав и цветов было таким сильным, что, если бы не высоковольтные ЛЭП поблизости, запросто можно перепутать эти места с дикими лугами. ЛЭП — это хорошо, а работающие (судя по легкому гулу) линии электропередач — ещё лучше. Значит, этот мир принадлежит людям, а не разрушен войной или ещё какой напастью. Куда ни глянь — море травы, а запах в воздухе стоит просто умопомрачительный.       Небо. Оно просто бесконечное. Океан чистой синевы без единого облачка и изъяна. Полетать, что ли? Не-а, светиться в небе незнакомого мира не стоит. Однажды уже доигрался, неделю раны от плазмы лечил. Хорошо тут. Трели певчих птиц, изредка пролетающих над шоссе, дополняли картину природного заповедника. Моё сверхтонкое обоняние ощущало запахи каждого цветка. Воздух для такого жаркого климата оказался очень влажным, не иначе, неподалеку либо большое озеро, либо полноводная река. Будь речушка мелкой, я бы услышал журчание воды, как слышу сейчас копошащихся неподалеку мышей и жужжащих пчел. Способности аномалии выносили моё восприятие ЗА грани человеческого, и не всегда это был плюс. Запах обливающейся потом Моники был слишком приятным…       — Так, — сказал я, приходя более-менее в себя. Тело уже не ломило, а гравитация перестала быть пыткой. Привыкаем, я снова кусок мяса, а не логия, и чем быстрее к этому адаптируюсь, тем лучше. Вот бы ещё ветер подул прохладнее. — Надо искать цивилизацию.       — Машин не видно, вряд ли эта дорога между важными объектами или крупными городами, — Моника согласно кивнула, охлаждая себя тем, что дергала край рубашки. Верхние пуговицы она давно расстегнула, и мне пришлось отвернуться, чтобы лишний раз не смотреть на блестящую гладкую кожу ложбинки, покрытую бисеринками пота, переливающимися на со…       «Кх-кхм, — прокашлял внутренний голос. — И кто тут у нас господин Невинность?»       «Иди ты в жопу, Ши! Это банальные инстинкты! Я же только мельком глянул, не более!»       — Сейчас узнаем, — я хрустнул плечами, готовясь использовать одну из самых тонких и самых невероятных своих способностей. Абсолют создал всё. Материя, энергия, даже само время текут из одного-единственного источника, и тот, кто пробыл в нем достаточно долго, может чувствовать каждый аспект этой информации. Что-то вроде интернета, где при должной сноровке и упорности можно найти всё, только вселенского масштаба.       — Док, что с твоей спиной? — немного робко поинтересовалась девушка, явно находясь не в своей тарелке. Монику можно понять. Привычный мир разрушен, сама она чуть не исчезла, а тут ещё незнакомый мужик с непонятными способностями. Ну, тут ничего не поделаешь, аномалия реагировала на силу абсолюта, начиная светиться почище портала. Мерцание звезд, в которые превратился черно-белый рисунок чешуйчатых змей, просвечивало даже через плотную ткань.       — Это не самая большая проблема на текущий момент, — настороженно ответил я, оглядываясь вокруг. Дорога уходила за самый горизонт, но меня не обманешь. Я чувствую всё, что соприкасается с излучаемой мной аномалией. Своеобразное поле влияния. Само окружение фонит очень странной энергией. Каждый листик, каждая травинка пропитана ей. Это НЕ нормально. В материальном мире её не должно быть столько. Опасности для человека, по идее, не представляет. Она не вредит, даже наоборот. На себе проверять бесполезно, слишком толстокожий. — Моника, как твоё самочувствие?       — Ты же уже спра…       — Прислушайся к ощущениям! Внимательнее. Это важно, — нетерпеливо перебил я девочку, накрывая нас кинетическим полем. Не знаю, что именно тут происходит, но я не люблю две вещи: оставаться без защиты и быть в неведении. Невидимый глазу купол, диаметром метров тридцать, защит нас хоть от артиллерийского обстрела. Теперь можно собирать информацию дальше, капля за каплей процеживая инфополе этого мира. Чем я действительно горжусь, так это умением анализировать и использовать информацию. Жалко, не во всех мирах это нормально работает.       — Мне… — Моника запнулась, оглядываясь так, будто только что поняла, где, собственно, находится. — Хорошо. Так легко на душе и спокойно. Не помню, когда последний раз так свободно дышала. Всё вокруг красочное и теплое, радость наполняет сердце. Удивительно красивое место, спасибо, что привел нас сюда! Только посмотри вокруг! Это какая страна? На Японию не похоже.       — Смотрю. Смотрю, девочка, но смотрю не только глазами, — добавил я шепотом. Первое, это не просто мир. Это искаженная биосфера, со своими правилами, причем весьма необычными. Я собрал достаточно информации об округе, и первый раз вижу реальность диаметром тридцать километров. Ровный периметр, за которым только иллюзия, дальше которой человек не пройдет. Зданий, и тех почти нет. Только деревушка, и небольшой… лагерь? Что там, за горизонтом? — Слушай. Здешний фон воздействует на организмы необычно, избирательно усиливая восприятие. Пусть тебя не пугает то, что краски тут насыщеннее, а эмоции кажутся ярче. Давай быстро осмотримся, и валим дальше. Порталы тут работают, так что выбраться туда, откуда пришли, будет проще просто… Моника!       Окружающий мир дрогнул. Стало вдруг очень тихо. А Моника замерла на месте с испуганным выражением лица. Широко открытые глаза медленно наполнялись слезами.       — Что происходит? Тело немеет. Почему. Я что, снова исче… Нет. Нет-нет. Не-е-е-ет! — По телу моей новой знакомой бегали странные разряды, похожие на крохотные молнии. Они становились всё ярче и ярче, постепенно растворяя её хрупкую фигурку. Неужели этот мир отторгает её? — Не хочу исчезать! Пожалуйста. Пожалуйста! У меня только-только появился шанс всё исправить, стать настоящей. Я должна найти человека, которого люблю! Извиниться за всё. Помоги, Док!

***

      «О-ля-ля, — прокомментировал Шиза происходящую вакханалию. — Эй, ты чего отвернулся?! А ну быстро посмотрел на неё! Когда ещё такое зрелище будет?»       — Ну. Сначала успокойся. Ты не исчезаешь, — Я спрятал глаза в пол, стараясь сделать голос максимально нейтральным. Получалось плохо. Одежда девушки рассыпалась, будто её и не было. Покрасневшая, обнаженная, Моника так и осталась стоять с помятыми бумажками в руках посреди поля.       — А-а-а! Не смотри! Это ты сделал?! — она чуть не плакала от стыда. Глазами я Монику не видел, но слышал шорох листочков со стихами, которые она использовала в качестве цензуры, наверняка прикрывая самые пикантные места. Вот и пригодились.       «Раздевать красивых девушек, дематериализуя на них одежду! Хм-м-м, — шиза явно вошел во вкус. — Идея хороша, но нет, это были не мы».       — Я не при чем! — Эту реальность что-то отличает от других, вокруг нас хаотично движутся потоки эфира, словно мир приглядывается к двум незваным гостям. И первый результат этого внимания не заставил себя ждать.       — Док.       — Ну чего?       — На мне появилась одежда, но она какая-то глупая, — голос юной особы сменил гнев на милость, однако осуждать её за вспышки эмоций — глупо. Она перенесла море стресса. Такое кого угодно шокирует. Хотя, Моника же называет себя персонажем игры? Что может быть БОЛЕЕ странным, чем это?       «А жаль, что стриптиз так быстро кончился. Её рассерженная и сгорающая от стыда мордашка была ничего так. Просто секси», — когда-нибудь мой внутренний голос перестанет вести себя, как мудак. Когда-нибудь….       — Ого, — сказать что-то другое не получилось. Моника стояла в… пионерской форме. Рубашка из белого хлопка, с едва заметными даже моим глазам контурами белого лифчика (странное измерение предусмотрело даже это). Юбка из плотной ткани, отличающаяся от классической пионерской экипировки только длиной (а она реально коротковата!), и сандалии с белыми гольфами. Одежда и пионерский галстук на Монике сидели как влитые. Будто шили на заказ специально для неё. На рубашке даже нашивка была! Пионерская. — Мы попали в дурдом. Это лично мой вердикт. И не смотри так! Тебе, конечно, идет, но надеюсь, на мне ничего такого не появится. За мной. Надо осмотреть населенные пункты, — я крутанул кистью, привычным движением выпуская сноп искр, которые, в свою очередь, раскрутились в реактивный овал. Огоньки мелькали с такой скоростью, что слились в одно раскаленное кольцо. Миг — и в нем появился пространственный разлом.       — Здорово. А меня научишь так? — Моника смотрела как завороженная. Листики со стихами перекочевали в карман пионерской формы, освободив ей руки. Пианистка уже успела сорвать белый одуванчик с обочины, и сейчас наблюдала, как семена растения уносит ветер. Красивая всё же попутчица. Надо будет познакомить её с Алисой.       — Если бы всё было так просто, то сейчас я с любимыми сидел бы у берега моря, а не шлялся по мирам как… а, неважно. Пойдем лучше в лагерь. Передумал я в деревне показываться, потащат ещё на костер, как колдуна, было однажды дело. — Порталы — это целая наука. Надо учитывать привязку к местности, иначе выкинет в открытый космос (планета-то движется в нормальных мирах), материю, чтобы он не распахнулся, например, на морском дне, и тысячи других деталей. Моника, скорее всего, хочет использовать портал, который отведет её к тому самому «любимому», чьи стихи она так трепетно бережет.       «Нафига? — удивился Шиза. — Он же её удалил, выбросил. Убил, считай, появись мы на несколько минут позже. Влюбленные девушки такие глупые».       Портал выбросил нас прямо к воротам, и я впервые за очень долгое время был по-настоящему шокирован. Это они. Сотни раз являвшиеся во сне створки, с двумя статуями пионеров по бокам и советским гербом в центре. Это оно, название лагеря «Совёнок», выложенное литыми, чуть тронутыми коррозией, буквами. Я видел его, когда коснулся автобуса 410, и аномалия чуть не утащила меня в другой мир. Кажется, будто это было не просто давно, а в другой жизни. Как? Как он существует? Это место, в точности как во сне, каждый кирпичик, даже знак автобусной остановки и лишайник, растущий возле фундамента.       — Что-то не так? — Моника оглядывалась на портал, осматривала дорогу и сами ворота, естественно, тоже. Любознательная девочка с немым вопросом смотрела на мой внезапный ступор. Вот как ей объяснить, что ВСЁ не так? Окружающая реальность словно насмехалась над нами. Моника не чувствовала, но всё здесь пронизано невероятной аурой. Никогда прежде, в таких мирах моя нога не ступала. А сравнить было с чем.       «Сколько раз мы уже пытались отыскать дом? Десятки, сотни раз? — Шиза вспоминал былые приключения. — Больше!»       — Кто-то идет, — едва заслышав шаги с той стороны, я загородил девушку собой, становясь между воротами и Моникой. Кинетическое поле, спасавшее меня тысячи раз, загудело. Рефлекторно, я влил в него столько энергии, что парящую перед нами непробиваемую полупрозрачную стену, вполне можно было различить невооруженным взглядом, как будто висящее без всякой опоры стеклянное сооружение.       — Может, уйдем? Раз даже тебя можно напугать, то меня и подавно, — глядя на мою неоднозначную реакцию, русоволосая очаровашка тоже заметно струхнула. Персонаж она игры или нет, но человеческий инстинкт самосохранения у неё вполне присутствует.       — Даже? Я тот ещё трус, но это поле не пробьет и метеорит, так что посмотрим, кто нас встретит в этой… — сравнение пришло неожиданно, но почему-то оно мне казалось очень близким к происходящему. — Искусственной реальности.       Точно. Мне не давало покоя слишком гармоничное строение мира, в который мы попали. Он как тихая гавань. Много где побывав, я начал подмечать схожести и различия каждой планеты, и везде были хоть какие-то элементы дисгармонии. Разлом, порождающий жизнь в каждом мире, и представляющий собой огромный автономный портал в Абсолют, наполнял планеты энергией, но не равномерно. Потоки двигались вразнобой, подтверждая теорию, что вся материя изначально появилась из хаоса. Здесь же всё идеально. Слишком идеально. Словно сумасшедший гений воплотил свою мечту, в отдельно созданной утопии. Будь что будет. Уйти всегда успеем, портал пока открыт. Ну, вперед. Я готов ко всему, что сейчас покажется с той стороны ворот!       А, нет. Не ко всему. Поле исчезло, будто его и не было, а ноги предательски задрожали. Из-за приоткрывшихся ворот не спеша показалась Славя. Неужели я дома? Из головы вылетело всё. И то, что реальность ненормальная, и то, что девушка может быть каким-нибудь мимиком, маскирующимся под доверчивое подсознание, чтобы подобраться к жертве. Меня не смутило даже то, что на валькирии была такая же пионерская форма, как та, что появилась на Монике. Да и выглядела она младше той, какой я её помнил. Шаг за шагом, я подошел ближе, протягивая руку вперед, но…       — Ты, наверное, новенькая? — очаровательно улыбнулась Славя, машинально трогая свои длинные золотистые косы. Высокая блондинка будто бы вообще меня не замечала. Добрая и открытая как всегда. Вид, манеры, моторика, да даже запах её! Так почему подруга меня игнорирует?       — Эм… Новенькая? — Моника замялась, делая шаг назад. То, как быстро и решительно блондинка вторглась в её личное пространство, обескуражило не привыкшую к такому иностранку.       — Ну да, новенькая. На смену ты опоздала, но, надеюсь, недели тебе хватит, чтобы насладиться лагерем вместе со всеми. Меня Славяна зовут, но можешь звать просто, Славя, — девушка подошла, взяв Монику за руку. В моей голове роились тысячи мыслей, и они не очень радовали. Начиная от хитрой ловушки, и заканчивая тем, что я просто брежу. — Моника, значит. Красивое имя, но не местное, ты иностранка?       — Я… ну… Док? — Моя спутница не спешила заходить внутрь.       — Она меня не видит, — обратился я к Монике. Пора взять себя в руки и подумать, что всё это значит. Невидимкой я никогда становиться не умел.       — Что?! — Славя даже подпрыгнула от неожиданности, испуганно озираясь по сторонам. — Кто это только что сказал?       — Видеть не видишь, но слышишь, — констатировал я, делая шаг к девочкам. — А если так.       — Ай! Меня что-то коснулось! — Валькирия отпрянула, когда моя ладонь опустилась на её плечо. Рука ощутила простую человеческую плоть. Теплая, живая. Она не враг нам, но тогда почему не видит? Я не стал призраком, раз тактильный и звуковой контакт возможны, я как…       «Как Юля в нашем мире. Незрим, но ощутим, и портал за вашей спиной она тоже не видит, — задумчиво пробормотал альтер-я. — Чувак, живо прекрати с ней говорить и, тем более, трогать. Что-то не так!»       Ветер пропал, всё будто застыло во времени, а краски мира на секунду померкли. Славя замерла, уставившись в пустоту, словно загипнотизированная. Это состояние продлилось не больше пяти минут, и совсем не походило на мою способность ускорения, сама окружающая реальность ополчилась на нас. Нет. На меня! Давление воздуха больно ударило по плечам, и в голове зазвенело. Искусственно сотканное пространство попыталось избавиться от чужеродного элемента. И этим элементом оказался я. Ага, сейчас! Аномалия на моей спине пришла в движение, обвивая руки, живой чешуйчатый рисунок покрывал кожу подобно броне. Другого бы отсюда выбросило, но, пусть вне Абсолюта я многократно слабее, даже этого достаточно, чтобы не дать себя в обиду. Я протянул руку к порталу, меняя его свойства — разлом реальности материальной в реальность истинную. Вместо пыльной дороги и травы в рамке появились далекие звезды. Будто кусочек ночного неба отрезали и сделали из него причудливый овальный холст. Сила из первоизмерения хлынула в меня сплошным потоком.       Сейчас я могу практически всё. Восстановить из руин небольшой городок, стереть с лица земли страну или залечить даже самую страшную рану. Под воздействием этой силы змеи стали такого же цвета, как и сам портал. Что мне теперь какая-то враждебная реальность? Не знаю что именно управляет этой системой, но попытки переварить меня она бросила, а Славя, как ни в чем не бывало, обратилась к Монике.       — Знаешь, я, пожалуй, пойду, надо ещё за младшими отрядами проследить, — она смущенно ковырнула асфальт носком. — Накормить полсотни школьников так, чтобы столовую не разнесли в щепки, то ещё испытание. А тебе надо к Ольге Дмитриевне, она поселит куда-нибудь, да и форму сменную выдаст на первое время, ты-то совсем налегке. Или в автобусе забыла? Четыреста десятый тут редко бывает, так что до конца смены мы сами по себе, продукты в столовой, проголодаешься — жди гонг и иди туда.       — А как я пойму, где именно столовая? — Живот новенькой исполнил песню умирающего кита, и Моника залилась смущенным румянцем.       — Просто смотри, куда побегут все, кого только видишь. Голод не тетка, — Славя весело хихикнула и скрылась за воротами, продемонстрировав напоследок переливающиеся на солнце косы.       — Почему она тебя не видит? — Моника настороженно повернулась ко мне, будто я могу в любой момент раствориться в воздухе. — О, а твой рисунок стал красивее.       «Эй, милочка! Я попрошу! — Шутливо обиделся Шиза. — Я был прекрасен, есть и всегда буду!»       — Знать бы. Она не то что не видит, но совершенно забыла про меня, хотя слова слышала и касание тоже ощутила, — мерцание на моей чешуе погасло, как только я перестал поддерживать циркуляцию абсолюта. — Это место скрывает немало тайн, надо не позволить снова застать себя враспло…       Зарекаться не стоило. Опять. На этот раз сердце просто сдавило тисками, в груди стало так больно, что даже вздохнуть не получалось. А всё из-за того, что показалась любопытная моська ещё одного жителя лагеря. Рыжие волосы цвета лесного пожара, ясные голубые глаза и веснушки пятнадцатилетней непоседы. Ульяна! Так захотелось закричать и броситься вперед, сметая все преграды, но случай со Славей показал, что своими неосторожными действиями я могу разрушить эту ограниченную реальность. Кто создал этот лагерь? Кто поместил сюда абсолютно живых людей, полностью копирующих реальных?! Я узнаю выражение этих глаз из тысячи! Надо выяснить всё про это место! И в первую очередь, копии ли его населяют? Несостыковки есть, но Славя не вызывала ни капли ощущения фальши. Вполне возможно, что эти девочки и есть мои подруги, просто находящиеся здесь в плену. Вселенная научила одному неприятному, но очень важному знанию — возможно ВСЁ.       — Моника, — я подошел к новой знакомой вплотную, шепотом говоря прямо в изящное ушко. — Слушай внимательно и не показывай, что с кем-то говоришь, это важно. Я не знаю, по каким правилам играют с нами, но этот мир наглухо игнорирует моё присутствие, а тебя принял с распростертыми объятиями. Так что, если тебе не трудно, побудешь пионеркой? Просто кашляни, если да. Морального права принуждать тебя я не имею, и если не согласна, топни ногой. Тогда я отправлю тебя в другой мир, а сам останусь и попробую лично вырвать у этого места все тайны.       Моника кашлянула. А за действиями девочки наблюдали уже двое. Высунувшая из-за ворот загорелый нос Ульянка и прибежавший следом за ней черный кошак, сейчас уютно обтирающийся о ноги девочки. Сволочь блохастая! Завидую. С каким удовольствием я бы обнял сейчас рыжика, но действительно нельзя! На данный момент я не то что слон — Годзилла в посудной лавке. Один лишний чих — и всё. Разлетится как карточный домик. Тем временем наглая рыжая морда скрылась с глаз, и, в случае с Ульяной, это могло означать только одно.       — Будешь ходить по лагерю, смотри в оба. Мелкая любит розыгрыши куда больше, чем логику, а новичок для неё — лакомая добыча. Не факт, что она будет разыгрывать в первый же день, но лучше оглядывайся почаще, если не хочешь получить полные карманы жуков, — предупредив Монику, я свернул все кинетические поля, портал, и вернул рисунок аномалии на его положенное место, на спине. Змеи переползли неохотно, сказывался стресс носителя. — Заходи, не бойся, если что случится экстраординарное, я… Моника!       — Что? Он такой милый! — Девушка добралась до кота раньше, чем тот успел унести свой пушистый хвост, и сейчас, сидя на корточках, увлеченно его наглаживала. Тот, не будь дурак, сразу стал выгибать спину и подставлять голову под ласковые ладони. — У нас в клубе когда-то жил кот, такой же пушистый, но студенческий совет этого не одобрил, так что его забрала к себе Натсуки.       — Хмм… обычный кот. Выглядит как кот, мурчит от удовольствия как кот, и даже пахнет как кот, — но Монику уже было не остановить, она подняла его на ручки и потерлась своим носом о влажный кошачий нос. Шокированный пушистик только и смог, что лизнуть её в ответ шершавым языком. Видимо, не часто котика тут так напористо тискают.       «Кот как кот. Реальность, может, и искусственная, но кто сказал, что она не настоящая? — Шиза ударился в философию. — Вся живая материя, так или иначе, это обработанная энергия, которая обрела форму. Растения получают её фотосинтезом через солнце, животные едят растения и других животных. Если смотреть на всё без призмы лишних сложностей, то вся углеродная жизнь — это переработанный солнечный свет».       — Так, а где мне искать эту Ольгу Дмитриевну? — наша милая спутница наконец-то отпустила зацелованного ушастика и вернулась в реальный мир. Кот же черной молнией ломанулся обратно в лагерь, подальше от чересчур любвеобильной к животным девчонки. — А то та красивая блондинка забыла мне это сказать. Такие шикарные у неё косы, да и сама очень красивая. В нашей школе Славя стала бы очень популярной.       — Она везде светится, как небольшое солнце. Такая уж родилась, светлая, красивая и добрая. Давай за мной, будем искать тирана в юб… то есть, Ольгу, — если этот лагерь копия того, что мне снился, то мы точно не заплутаем. В самом крайнем случае, осмотрю периметр с воздуха. — Не задень репейник за воротами, потом от юбки час будешь отскребать.       — Как необычно тут строят! У нас просто снесли бы все деревья и заполнили пространство однотипными помещениями. Так архитектура экономит место, — Моника вертела головой, получая море впечатлений. Конечно, по сравнению с архитектурой японских городов, структура «Совёнка» могла показаться настоящим хаосом. Но хаос этот был прекрасен. Каждый домик по-своему уникален. Часть стояла на сваях и была похожа на половинки цистерн, с покатыми боками и круглой крышей. Некоторые были треугольные, словно от здания оставили только макушку. Столовая, спортивные площади, помещения клубов — все они имели свою изюминку. Причем во время строительства не пострадало ни одно дерево, а в нескольких местах так и стояли огромные камни. Вековые сосны и совсем молодые березы то тут, то там торчали среди построек. Дорожки петляли, в тени крон пели птицы, жужжали насекомые, а по веткам прыгали белки, зорко высматривая две вещи: еду, и детей с рогатками.       — Мда. Бедные мои уши, — чуткий слух резали громкие шумы. После тишины и спокойного величия Абсолюта долго приходится привыкать к шумным местам. Птичьи трели, крики с футбольной площадки, шелест листьев и дикий ор пионеров младших групп, которые под руководством Слави убирали площадь… Ну как убирали. Если, конечно, погоню друг за другом и размахивание казенным инвентарем можно считать уборкой.       — Сколько в этих детях энергии! — Моника наблюдала за ними с каким-то странным выражением лица. Глаза её подозрительно увлажнились. — Хорошо, когда есть с кем поиграть. Друзья… Наверное, надо было больше ценить своих подруг, чтобы сейчас на душе не было так противно. Док, я считала их ненастоящими, понимаешь? Своими руками причинила боль тем, кого любила, а попав в то место среди космоса, я… не знаю, как сказать. Глаза открыла. Всё теперь кажется таким глупым. Можно ведь было найти компромисс, а я поступила, как последняя дрянь. Натсуки, Саёри, Юри, мы могли быть здесь все, вчетвером. Фраза избитая, но мы и правда не ценим важные вещи, пока не потеряем их.       — Знаешь, Моника, а ты мне нравишься, — захотелось подбодрить её, тем более, зеленые глаза подозрительно увлажнились. — Не красней, не в этом смысле! Девочка ты красивая, даже очень, но Алису я не променяю ни на кого. Просто… Ты добрая. По мне не скажешь, но, побывав в огромном количестве передряг, я вижу людей практически насквозь. Любовь делает человека уязвимым, порой слепым и импульсивным до чертиков, даже безумным. Но она того стоит.       — Стоит страданий?       — Стоит даже того, чтобы отдать за неё жизнь, — серьезно ответил я. Несколько пионеров постарше, бегая по спортивной площадке, остановились как вкопанные, глядя на Монику. Их можно понять: даже среди цветника лагеря иностранная красотка уж больно выделяется. От лишнего внимания нас спас физрук. Здоровый мужик раздал всем троим по легкому подзатыльнику, возвращая на марафон. — И сейчас не о самопожертвовании. «Отдать жизнь» значит посвятить её тому, что по-настоящему любишь. Без разницы в объекте любви — человек это, искусство, даже вещи или ещё что. Пока ты любишь, ты живешь, это же касается и любви к себе. Так что не терзай свою душу, всё придет со временем. Живи и люби.       «Ну ты и загнууууул!»       — Новенькая! — Ольга как всегда появилась внезапно — с подветренной стороны, а шаги её замаскировал побочный шум лагеря. Блин, ассасин в панаме, и как тебя дети не шарахаются? Внешний вид данной особы исключительно обманчив. Пусть вожатая и выглядит на восемнадцать, но она уже вполне взрослая девушка, с характером, сочетающим в себе такие противоположные стороны как строгость и заботу, лень и педантичность, мягкость и чистой воды упрямство. — Моника. Прибыла из Японии, документы на тебя давно пришли. Славя сообщила, что ты приехала с опозданием, другие гостьи уже давно здесь, в том числе твоя землячка Хатсунэ. И почему ты здесь? Почему сразу ко мне не пошла?       — Ну я… — Пока девочка не наговорила глупостей, я встал за спиной Дмитриевны, жестами показывая что-то среднее между «молчание — золото» и «болтун — находка для шпиона». А полезно это — быть невидимкой, где тут, говорите, женская баня? — Я заблудилась. Тут всё такое красивое, вот и пошла, куда глаза глядят.       — Ладно. Ты первый раз в «Совенке», так что прощаю, — шатенка в белой панаме и форме вожатой улыбнулась, скрестив руки на груди. В руках она держала небольшой пакет. Глаза Моники быстро пробежались по вожатой, на чистом автомате оценивая, что перед ней за человек. Зря стараешься, это конфета с сюрпризом. Оля была и будет предметом воздыханий не одного пионера, зрелая красота в сочетании с порой взбалмошным характером. Я-то помню, как она свой отряд использовала для погрузочных работ, и это в реалиях двадцать первого века! На что способна эта властная мадам в пионерском лагере, лучше не думать. Вот на том стенде свежие новости спорта, а они датируются аж 1989 годом. Люди знакомые, а вот время…       — Поселить тебя не к кому, в этом году и так на три девочки больше приехало, — вожатая задумалась, поглаживая подбородок указательным и большим пальцами, а затем вдруг хлопнула кулаком по своей ладони. — О! Будешь жить со мной! Ключи вот, располагайся, найти его не трудно, иди прямо по вот этой тропинке, как увидишь домик рядом с цветущей сиренью, это он. А, и ещё. Пусть ты и будешь тут только неделю, но отдыхающие в «Совенке» должны посещать клубы, на столе лежат бегунки, посети несколько отмеченных там мест, и обязательно запишись куда-нибудь. Я побежала, столько дел, столько дел!..       «Ага. «Дел», — сарказм в голосе Шизы мог расслышать даже глухой. Пользуясь тем, что нас не видно, я мельком заглянул в пакет Оли. Из чистого любопытства. — Чувак, у неё там купальник! На пляж намылилась, в разгар рабочего дня! Как была ленивой жопой, так и осталась!» (И, тем не менее, ты говоришь это с такой теплотой, внутренний цундере.)

***

      — Ну и бардак! — дорога до дома вожатой заняла от силы пять минут. Моника с ужасом оглядывала не шибко большое помещение. Обитель Ольги Дмитриевны оказалась не то что бы неопрятной, наоборот, пыли и мусора не было вообще, просто всё лежало так, как будто тут прошел как минимум тропический тайфун. На спинке одной из двух имеющихся кроватей висит белый бюстгальтер, а рядом с ним — скомканные колготки. Сумка вожатой лежала на боку, на столе недопитый чай с так и не выброшенным пакетиком. Кровать не заправлена. В общем, комната походила на пристанище убежденного холостяка, а не миловидной молодой девушки. Моника откопала на столе листок. — Это он?       — Именно, — бегунок с напечатанным наименованием клубов лежал в кипе таких же бумаг. Заглядывать в его содержимое не пришлось, лагерь оказался точь-в-точь таким, каким я его «помнил», до последней травинки и дерева, до каждого камня на обочине. — Пошли быстрее собирать подписи.       — Ты чего-то боишься? — Моника подозрительно уставилась мне в глаза. Вот ведь попалась наблюдательная! — Мы вроде как не спешили.       — Опасаюсь, скорее. Опасаюсь и мечтаю одновременно, — честно сказал я в ответ. — Если тут есть копия того человека, о котором я думаю, то сдержать себя в руках при встрече просто не смогу. Так что лучше нам избегать столкновения с ней.       «Черт. Чувак! Себя-то не обманывай, меня ладно, — вставил свои пять копеек внутренний голос. — У тебя же сейчас сердце разорвется от боли! Пойдем и глянем на неё, хоть мельком!»       Нельзя. Очень хочется, тут Шиза прав, но нельзя! Если я увижу любимую, пусть даже она не «моя» Алиса, то хватит ли мне силы воли, покинуть этот мир, снова отправляясь в бесконечный путь? Не могу дать стопроцентной гарантии. А искушение велико, и даже очень. Пусть Алиса и не увидит меня, но хоть одним глазом взглянуть на до боли знакомый профиль, вдохнуть толику аромата её волос… Нет! Меня ждут дома.       Обходить лагерь в компании Моники просто волшебно. Каждая тропинка, каждый клуб, даже без умолку галдящие пионеры вызывали в груди щемящее чувство. Рай. Рукотворный рай. Кто бы ни создал этот обособленный мир, снимаю перед ним шляпу. Знакомых оказалось много. Не просто много, а действительно много! В медицинском крыле сидела Виола и прижигала спиртом ссадину Ульяне. Мелкая так и не научилась играть в футбол без бешеного азарта, хорошо что обходилось без серьезных ушибов. На площади, в тени деревьев, сидели Славяна и Лена, облюбовав одну скамейку. Моника провела с ними почти час, болтая обо всем подряд, я её не торопил. Как она потом призналась, пионерки напомнили ей старых подруг. В кружке кибернетики японке тоже пришлось не сладко. Шурика и Электроника она интересовала не просто как девчонка, а как потенциальный член клуба аж из самой страны восходящего солнца. Ещё час ушел на музыкальный кружок, где Мику с моей спутницей весело щебетали на японском. Хатсунэ ещё сказала странные слова, якобы она очень рада тому, что в эту смену есть с кем потараторить на родном языке. Мы же только что прибыли! Или в «Совенке» отдыхают ещё и другие восточные гостьи кроме этих двоих?       — Осталась только библиотека. Кстати, та статуя на площади чем-то на тебя смахивает. Я бы даже сказала что это ты плюс десять лет, — Моника заговорила со мной, пользуясь отсутствием возле храма науки пионеров. Мало кто захочет торчать в четырех стенах прекрасным теплым летом. — Воздух чистый, люди добрые, а все клубы такие интересные. Можно ли будет вступить сразу в несколько? Я и спорт люблю, и технику, и на пианино играть меня Мику научит. А библиотека, это как… как литературный клуб, да?       — Почти. Ты особо не увлекайся, или хочешь остаться здесь навсегда? Пока не убедимся, что эта реальность безопасна, воздержись от долгосрочных планов и особых надежд, — осталась последняя печать, а лагерь ещё никак не проявил себя. Система, контролирующая реальность, приглядывалась к Монике и начисто игнорировала меня, я буквально кожей чувствовал, как нас шаг за шагом изучают. Управляющий контур реальности, я слышал про такое в теории. Что-то вроде аномалии «Бегунок», утаскивавшей людей в иные миры, только в очень широком размахе, вполне возможно, для создания Совенка, использовали нечто наподобие него. Что до статуи, то она и правда напоминает меня, вот только очки я никогда не носил, и эта подпись на постаменте — «Генда»… Серьезно? Что за нелепое имя?       — Извините за вторжение, — Моника вошла в библиотеку, предварительно постучавшись, и тут же замерла. Жизнерадостная девочка за мгновение побледнела и закрыла рот ладонью. Эта реальность всё же враждебна? Я окутался кинетическим полем, мгновенно переместившись внутрь библиотеки, и готовясь… да ко всему! Хоть к нападению мутантов, хоть к аномалии пожирающей миры, но там просто мирно сидели четыре девочки в пионерской форме. Спокойно сидели за столом и читали. Так, эта вихрастая голова, очки и недовольный взгляд мне знакомы — Женя собственной персоной, а кто оставшиеся трое? Две миниатюрные девочки, одна с волосами нежно-кораллового цвета держала книгу «Война и мир», а вторая, ростом с Ульяну, являлась гордой обладательницей ярко-розовой шевелюры, она застыла с недоеденной булочкой в руках. Третья девочка оказалась выше всех, с длинной прической темных волос с фиолетовым отливом.       «Знаешь, она мне чем-то Лену напоминает. Такой же нежный, но немного печальный взгляд. И даже очень! С каких пор пионерки ходят с такими волосами?»       — Моника? — Первой нас заметила малышка с показушно веселой улыбкой. Знаю я таких, постоянно улыбаются всем, исключительно добрые, душа любой кампании, а внутри страдают так, как другим и не снилось. По глазам видно. — Моника!       — Нͮͯͪ̊̑́͂е͖̩̜͇̖̼̮ͪ̇ͥт͉̫̈́ͨ̈̂̈́́…̣̈́͊͋ ͐͗҉̫̗н͕͔̠͈ͮ͛е̺̲͔т̪̈́́-̣͎̰͔̮̻н̖е̞̟̜̫ͦ̓̒ͦ̔̌͠тͪ̎ͫ͒̍͒ͥ-̤͙̻̙̩̪͓̽ͤ̈́͗̏ͬн͌ͣ̇е̷͙̲ͭ̿̐̽̇т̰̬͓̗̬̼͎̃́̎͠…̹̥̖̘͌̈͆̈́ͬ!̗̩͛̔̚ — Моя спутница пятилась назад, глядя на то, как все трое (кроме офигевшей от происходящего Жени) одновременно встают из-за стола. По щекам девушки бежали слёзы, ноги Моники дрожали, она колебалась, то отчаянно делая шаг вперед, то в страхе ступая назад. Говорить бедняга не могла, голос пропал от волнения, мой чуткий слух улавливал лишь сдерживаемые ладонью рыдания. — Н̲ͨ̔е̟̣̞ ͉̗͒̀̾п̊̋̌̆̅о̳̮̳̺͚͔̭̆д̭͖̞̈̂̂͊͟х̜̥̥̞̒͗͞о̄͝д̧̱͔̠ͣ͗̽̽ͬи͛͏͎̪̱̙̠т̦̖е̞͉̺̠̰͆̓ͩ͠!̖̤͙͇̞͇͆.̟̱̤͖̰͎͔̈́̊̽͐̔̓ͧ̀.̩̆       — Ты тоже здесь, президент, — тепло улыбнулась высокая японка, аккуратно кладя на стол закрытую книгу и делая шаг к нам. Враждебности я не чувствовал, и вмешиваться в чужие отношения не буду. Пока что. Глаза этой, довольно зрелой для своего возраста девчонки (опустим комментарии Шизы про самые зрелые её места), так же были на мокром месте. Перед стулом этой незнакомки лежала книга «Унесенные ветром». — А мы всё думали, когда появишься. Скучали. Ждали…       Моника упала на колени, и чуть не свалилась со ступенек, если бы я не придержал. И, тем не менее, она ощутимо приложилась коленными чашечками о твердую поверхность. И вот, заплакала навзрыд, превратившись из загадочной незнакомки в маленькую девочку, которой очень плохо. Слезы текли по щекам ручьем, глаза красные, а плечи дрожат от всхлипов.        — Это я, я во всем виновата! Во всем! Все пострадали из-за моего эгоизма!       — Глупая! Как будто только ты ошибалась! — фыркнула самая мелкая из квартета книголюбов, она подошла к Монике и крепко обняла. Роста ей не хватало, так что голова пианистки оказалась прямо напротив её сердца.       «Я бы сказал — груди, но грудей тут нет, — хмыкнул альтер-я. — Не переживай, малышка, ещё вырастет, какие твои годы! Стоп. Нашивка первого отряда? Там же только старше… Восемнадцать?! Мечта лоликонщика! А мне нравится. И пахнет приятно, сдоба с ванилью, на кухне, поди, недавно помогала».       — Мы тут не первый день, и многое уже обсудили друг с другом, — высокая пионерка встала на колени рядом с Моникой, присоединяясь к объятиям. Она утешительно гладила спину русоволосой плаксы, закрыв глаза и перебирая пальцами длинные волосы возле банта. — И больше всего жалели, что остались без тебя. Литературный клуб без Моники — не клуб. Время жизни в иллюзиях закончилось. Жить вместе со всеми — вот чего я хочу. Старого дома-то у нас больше нет.       Третья же молчала. Она не проронила ни слова с тех пор, как воскликнула имя. Глаза Моники и её стояли прямо напротив друг друга, пока, наконец, девчонка тихо не прошептала:        — Ты тоже была там, да? В месте, где открывается истина и светят звезды. Мы все прошли через него. Забавно, я упорно отказывалась верить, что это была игра, даже когда правда предстала перед глазами в самом своём натуральном виде.       «Ого. Не сойти с ума в изначальном мире! — Шиза задумался. — Им наверняка кто-то помог сюда добраться! А может, «Совенок» и появился именно для этого? Переговорить бы с создателем этого лагеря».       — Простите меня… — Моника делала слабые попытки вырваться, и бежать прочь, но подруги не отпускали её. — Нацуки, Юри, Саёри… Друзья… Я не хотела. Не так… простите…       — Я не винила тебя с самого начала, — та, кого Моника назвала Саёри, вытерла её слезы большими пальцами, на её губах играла грустная улыбка. — В моей глупой подростковой депрессии виновата только я. Теперь она в прошлом и кажется смешным капризом маленького ребенка. Здесь хорошо, а теперь, когда ты с нами, президент, так вообще, здорово!       «Так вот про кого говорила Ольга Дмитриевна! Три внезапно появившиеся девчонки. — Альтер-я вдруг добавил: — Кстати, глянь-ка за спину…»       И что там? Обернувшись, я заметил одну очень знакомую фигуру. Нескладное толстое тело, залысина на макушке, искаженные черты лица и сутулые плечи. Пионерская форма на нем смотрится довольно комично. От остальных обитателей лагеря его отличала одна ма-а-а-аленькая деталь. Толик тут же отвел взгляд, хотя мгновение назад совершенно точно смотрел в мою сторону!       — Я отлучусь, — тихо шепнул я Монике на ухо, пользуясь тем, что воссоединившиеся подруги подняли галдеж, переходящий в слёзы. Нацуки и Юри плакали, Саёри молча обнимала свои плечи, стараясь спрятать безмолвно текущие из глаз мокрые дорожки и глядя на всех с непонятным выражением лица, а Женя ворчала что-то про слишком эмоциональных японцев.       Так-так-так. Упускать его нельзя. Нескладный пионер, топая ногами и тяжело дыша, брел по тропинке в сторону ворот. Изо всех сил делая вид, что в спину ему не дышат посторонний наблюдатель, и, когда до них оставалось всего ничего, он побежал…       «Ну ладно, это уже не смешно! — Шиза не на шутку разозлился. Пусть Толик и бежал, как заправский спринтер, что совершенно не соответствовало его комплекции, но в случае со мной такое не сработает. — Убежать от нас? Не в этой жизни!»       Шифт! Уши заложило, когда тело равномерно окуталось кинетическим полем. Тонкая пленка непробиваемой брони защищала от трения, без неё я бы просто сгорел в атмосфере после двух-трех шагов. Мир дрогнул и медленно замер. Остановились пионеры, что бегали на площадке. Шумы исчезли, замерли листья на деревьях, а те, что падали, так и застыли в воздухе. Абсолютная тишина. Я быстрее звука. Ускорение поднимало восприятие далеко за пределы физического мира. Первая моя аномальная способность, развитая годами странствий и опасностей. В этом состоянии я трачу уйму сил, но становлюсь быстрее молнии.

***

      — Какой чудесный день, не правда ли, Анатолий? — я стоял прямо за воротами, между припаркованным на стоянке «Икарусом» и раскрывшим рот от удивления пионером. В голосе только вежливый интерес, как при обращении к старому соседу.       — А? Кыто эта говарид? — промямлил он, оглядываясь по сторонам, скашивая взгляд и пуская слюни. Ну давай, ещё перни для убедительности.       — Прекращай этот цирк, — устало выдохнул я, не расслабляясь ни на секунду. В любой момент готовясь как уходить в глубокую оборону, так и устроить локальный погром в радиусе ближайших ста метров. Кинетический катаклизм штука страшная, но эффективная. Главное — подобрать радиус поражения, иначе от «Совенка» останется пыль. Гробить сей рукотворный рай рука не поднималась. — Ещё там, в лагере у моря, я стал подозревать, что ты просто носишь маску, уж прости за банальные слова. Очень интересную маску. Ты хороший актер, Толик, раз обладая таким сознанием, смог прикинуться дурачком. Хватит игр, я устал от них уже очень давно.       — А что мне прикажешь делать?! — Толик вытер слюну о плечо пионерской формы. В глазах легкая паника. Не ждал он меня, не ждал. — Откуда ты тут вообще взялся?!       — Вот. Это уже конструктивный разговор, — убедившись, что мы тут только вдвоем, я задал единственный волнующий меня вопрос. Даже не так. Высказал утверждение: — Ты знаешь, как мне попасть домой. В место, где мы впервые встретились. Я видел этот чертов автобус, не в одном мире и не один раз, а за баранкой всегда сидел ты.       — Эй. Не обижай четыреста десятый! — Толик любовно погладил корпус автобуса и… под шумок, попытался проскользнуть внутрь! Браво. Вот только на его пути встало моё поле. — Уй! Больно, между прочим! Док, отпусти! Ну не могу я тебе нынешнему ответить! Создатель лагеря мне голову оторвет, и скажет, что так и было.       — Почему? — Поле не исчезло. Хватит. Я слишком долго гробил в себе всё человеческое, стараясь быстрее найти дорогу домой. Рвал на части людей и монстров, сжигал города, раскалывал континенты, только чтобы продолжить идти. Идти как машина, запрограммированная на одну единственную цель.       — Я не враг тебе! — возмущенно воскликнул водитель, потирая ушибленный лоб. — Просто так надо.       — Знаю, что не враг. У меня их нет в принципе, — честная улыбка растянула мои губы.       «Конечно, нет, — фыркнул Шиза. — У нас или друзья, или нейтральные товарищи, или трупы врагов. Такая штука, как великодушие или прощение, слишком большая роскошь — оставлять за спиной недоброжелателей. Помнишь ту бестию по имени Ехидна? Я до сих пор считаю, что надо было убедиться, в том, что мы её окончательно добили, слишком уж она зла на нас. Занесет ещё раз в тот мир, и придется с ней разбираться». Фигня. Со способностями абсолюта мне не страшны столь жалкие враги.       — Тогда отпусти! Мне нужно ехать, — он постучал кулаком по невидимой преграде.       — Толик, — в глазах потемнело, перед ними проносились годы, годы (!) безуспешных попыток попасть домой… к Алисе, к Ульяне. Я устал. Мне одиноко и холодно. Больно. В конце концов, передо мной стоит билет обратно! Не время играть в слова! Аномалия выплеснула наружу свою чудовищную мощь. Энергия отдачи разорвала в клочья асфальт под моими ногами, заставив тот изойти трещинами на несколько метров. Черный туман сочился из тела, заполняя всё вокруг, пока не превратился в огромного змея, обвившего автобус в смертоносных тисках. С чешуи стекали всё новые клубящиеся сгустки, затапливая туманом остановку. Трава и земля исчезли в облаке энергии. Толщина колец моего монстра превосходила метр, и её ещё можно увеличить… — Я не могу попасть домой, но вполне способен превратить этого красавца в гору искореженного металлолома. Отвечай! Ничего личного, с тех пор, как ты спас Мику от травмы, я уважал тебя больше всех в лагере, но поверь, на моих руках столько крови, что ещё от нескольких капель море ну не выйдет из берегов! Мне терять нечего. Доказать?       — Не надо. Охотно верю. Ну что с тобой поделаешь… — он не испугался, хотя можно пересчитать по пальцам тех людей, кто способен сохранить самообладание в тумане. Сам, являясь аномалией, он вызывает животный ужас у любого обладающего сознанием. — Хорошо. Помочь тебе напрямую я не смогу. Не надо так смотреть! Поверь, вмешаться в ТВОЙ путь не имею права ни я, ни Юля. Хвостатая бы давно тебя вернула. И даже подсказку я не могу дать бесплатно. У всего есть цена.       — У всего есть цена, говоришь, — один коротышка, который повстречался мне в чужом мире, говорил нечто подобное. — Равноценный обмен?       — В точку! Равноценный обмен, — Толик согласно кивнул, с опаской глядя как змей растворяется в исчезающем тумане, напоследок высунув раздвоенный язык и грозно зашипев. Вовремя, со стороны ворот доносятся нотки знакомого запаха.       «Обнаглевший засранец! — дулся Ши. — Плату ему нужно?! Давай сомнем эту консервную банку! А?»       — И что ты хочешь?       — Да так, самую малость! Оставь в «Совёнке» её! — Толик указал пальцем на ворота лагеря. Оттуда, совсем как недавно Ульяна, выглядывала встревоженная Моника.       И всё?! Такова Цена за возвращение домой? Бросить спутницу, которую знаю всего ничего? Одну, в непонятном, но вроде безопасном мире? Ха. Это даже не смешно.       — Нет, — ответил я, не моргнув и глазом, а Моника тем временем плавно подошла к нам, бросая подозрительные взгляды на Толика, словно спрашивая, что это за несуразный пионер. Летний ветер развевал её волосы, переливаясь на солнце, они до боли напоминали мне времена, когда я с Алисой сидел на пляже, любуясь лучиками света на её локонах.       — Но почему! — старый знакомый всплеснул руками, переводя взгляд с меня на девушку и обратно. Брови его поползли вверх, и так кривой рот приоткрылся.       — Потому, что она мне доверилась. Не скажу, что отличаюсь такой бесполезной чертой характера, как доброта, но она когда она пошла со мной, когда протянула ладонь… — Моя рука аккуратно коснулась макушки девочки. — Я рвал людей на части кинетическим полем, топил континенты, рушил города, убивал, чтобы не убили меня, жил как зверь, питаясь порою крысами, но никогда, никогда никого не предал! Предательство — это единственное, что нельзя прощать.       — О чем вы говорили? — полушепотом поинтересовалась Моника, наклоняясь к моему уху, чтобы это прошептать. Теплый воздух от губ девушки прошелся по мочке, вызывая легкую дрожь, прокатившуюся от шеи и до середины спины.       «Вот ведь хитрая жопа! Скажи лучше так: «О чем вы говорили ДО того, как я начала подслушивать?"»       — Он хочет, чтобы ты осталась здесь, — я обвинительно ткнул пальцем в Толика.       — Согласна.       — Вот видишь! Она не мо… Как согласна?!       — Мои подруги… — Моника замялась, глядя в пол и перебирая пальцами край пионерской рубашки, всё же ей очень идет эта форма, от кончика сандалий и до самого галстука. — Они здесь. Те, кого я и не думала больше никогда увидеть. Это чудо, не назовешь по-другому. Девочки всё помнят, помнят, где мы были, они настоящие. Ты говорил, что этот мир рукотворен, но он живой, Док. Действительно живой. Я верю, что там, в библиотеке, сидят настоящие Нацуки, Саёри и Юри. Если выбирать, то я не против провести тут оставшиеся дни.       — Твоих рук дело? — Я сделал шаг в сторону шантажиста, заставив того примирительно поднять руки вверх.       — Моих?! Это не я притащил в нестабильный мир Инкарнацию! Не я запустил цепь событий, что повлечет за собой либо чудо, либо катастрофу! А ты, Док! — Толик хрустнул шеей, доставая из кармана пачку сигарет. Пока мужик хлопал себя по карманам в поисках спичек, он пробормотал сквозь зажатую в зубах сигарету: — Увидишь вожатую, предупреди. Нервы и так ни к черту, а курящего пионера она с потрохами сожрет, и плевать что я выгляжу на тридцатник.       — Инкарнацию? — Моника, мило хлопая ресницами, вопросительно посмотрела на нашего собеседника, но вместо него ответил я.       — Инкарнация — это воплощение воли Абсолюта. Иногда он создает нечто… невероятное! Мысли и чаяния людей рано или поздно возвращаются к нему, туда, где однажды брали начало. И уже из них рождаются предметы, демоны, духи, миры и даже боги. Инкарнация — это первая ступень, когда детище Абсолюта уже обрело форму, но ещё только начинает осознавать себя, — объяснил я. Теперь многое становится на свои места, как минимум то, каким образом Моника уцелела в изначальном измерении. А вообще с инкарнациями много мороки. Взять хотя бы те камни, что выбросило в материальный мир во время большого взрыва. Когда появились первые звезды, разлом, ведущий в Абсолют, открылся на ширину нескольких световых лет. Пылинки, являющиеся лишь ничтожной частью его могущества, появились в нашей вселенной, и до сих пор за каждым из известных камней охотятся жаждущие власти существа. Если лысый хитрец прав, то моя спутница обладает куда большим потенциалом. — Ты Инкарнация, Моника, а значит, что кто-то очень искренне в тебя верил.       — Именно! — щелкнул пальцами толстяк, выпуская клубы дыма под неодобрительным взглядом девушки. — Ты фактически молодая богиня, одним только своим присутствием способная менять мир и живущих в нем людей. До того, как твоя нога ступила в «Совенок», у нас не было никого с именем Саёри, Нацуки или Юри. Ты пришла, и реальность приняла тебя, перестраиваясь и расширяясь с каждым вздохом своей богини.       — Кто создал этот мир? — Я придержал Монику, на языке которой вертелось наверняка с десяток, если не больше, вопросов. Пока главное.       — Не могу сказать. Знаю, но не могу, — Толик вспотел, переводя глаза с меня, на то место, где за стеной лагеря находилась центральная площадь. — Сотни таких же миров, как под копирку, создал когда-то очень одинокий, но бессмертный человек. Населив их абсолютными копиями тех, кто был ему действительно дорог. Реальность получилась прекрасная, но с изъяном. Большинство лагерей застряли в бесконечном цикле.       — Перезапуск. Временная петля, — догадался я. — Через какое-то время она возвращается в исходное состояние, чтобы сохранить всё в первоначальном виде. Изъяном не назвать, скорее механизм стабильности, чтобы система не рухнула подобно карточному домику.       — То есть, каждый раз время здесь оборачивается вспять? — Моника нервно икнула. — Создатель этого места был безумцем.       — Гениальным безумцем, попрошу заметить, — улыбнулся Толик. — Реальности не развивались, застревая в цикле до тех пор…       — Пока не получали свою основу. Новую переменную, — даже страшно, что я полностью понимаю, о чем он говорит! — Человека извне, или нескольких, или, как в этом случае — Монику!       — Я очень даже человек! — покраснела она. Рассерженная девчонка выглядела просто прелестно. Губы надула, щеки пылают, в глазах огонь.       — Да. Ограниченной реальности нужен толчок, — Толик поклонился моей спутнице. — Как только ты появилась, этот мир стал ТВОИМ. Он уже не обособленный, не искусственный цикл. «Совенок» с каждой минутой растет, занимая своё место во Вселенной.       «А ведь так оно и есть. Чувствуешь?» — Шиза намекал, что я больше не ощущал границ у этой реальности. Клетка в несколько десятков километров исчезла! Энергия абсолюта текла сюда настоящим океаном, воплощая мир.       — И если ты заберешь Монику, он просто рухнет. Восстановить цикл после такого смог бы только его создатель, но он давно покинул своих Совят, — Толик посмотрел на Монику пристально, будто что-то решая. — Прошу, останься, живи здесь со своими подругами, они настоящие, из плоти и крови. Абсолют создал их для тебя. Останься, и клянусь, когда придет время, я лично привезу сюда человека, которого ты всё ещё любишь.       — Решать тебе, Моника, — я посмотрел на волнующуюся японку. Непохоже, чтобы она колебалась или нуждалась в моём мнении. Кто я такой для неё? Мы и не знаем друг о друге почти ничего.       — Останусь, — выдохнула она. — Если из-за моего исчезновения пострадает литературный клуб, грош мне цена как подруге. Жертвой это не назвать, мне и правда тут очень комфортно.       — Замечательно, — Толик довольно потер руки. — Что до тебя, Док. Держи подсказку. Ты мастерски управляешься с порталами, учитываешь расстояние, местность, напряжение сил, вот только есть ещё одна переменная. Очень важная переменная — время! Изучи в Абсолюте этот нюанс, и тогда сможешь не просто вернуться, а вернуться за миг после того, как оттуда исчез!       — А почему ты просто не отвезешь меня на этом автобусе? Ты же можешь! — отчаянно воскликнул я, понимая, насколько откладывается моё возвращение.       — Док должен пройти этот путь сам. Тем более, в Абсолюте ты существуешь в виде энергии и не стареешь. Скажи, вернись ты сразу, в момент стычки с Кукульканом, смог бы защитить Алису и Ульяну? Нет! Годы роста и становления тем, кто ты есть. Сейчас ты бы эту ящерицу голыми руками порвал! — Толик явно преувеличивает. — Важен именно путь и как ты его преодолел, а не одна лишь только конечная цель.       «Я считаю наоборот!» — не согласился внутренний голос.       — Почему обитатели лагеря меня не видят? — озвучил я ещё одну вещь, раз уж кое-кого пробило на откровенности. В траве неподалеку вдруг застрекотал кузнечик, а над головой пронеслась стайка воробьев, лишний раз доказывая, что это не просто иллюзия — настоящий живой мир, пусть и сотворенный кем-то с непонятной мотивацией.       — Реальность не принимала тебя, пока была нестабильна. Сейчас, когда у неё есть эта замечательная девочка, тебя вполне смогут видеть остальные жители, недельки через две. Останешься? — хитро прищурившись, поинтересовался Толик, глядя, как изящные пальцы Моники сжимают мою ладонь, с такими крепкими и ловкими пальцами неудивительно, что она неплохо на пианино играет.       — Не могу, — мне предстоит многому научиться. Если для того, чтобы попасть домой, понадобится стать мастером порталов, я им стану. — Меня уже очень давно ждут, и раз с этим котенком всё будет в порядке, я больше тут не нужен.       — Эй! Что за прозвище! Моника. Мо-ни-ка! — шутливо передразнила девочка, обнимая меня и тихо добавляя: — Спасибо, что привел сюда. Нам с друзьями ещё многое предстоит обговорить, но, надеюсь, наши старые обиды канут в лету, вместе с игрой, что навязывала нам свои правила. Здесь, в Совенке, мы сами будем выбирать как жить. Это теплое место, полное добрых людей. Я так рада попасть сюда, вместо того чтобы исчезнуть… После удаления, я не позволяла себе мечтать о таком. Даже перед этим, каждый день я жила, как последний. В страхе, что однажды мой файл окажется в корзине. Знаешь, если я встречусь с любимым, обязательно спрошу, может, и не он меня удалил.

***

      — Фух. Это был тяжелый день. Кто знал, что тут появится Док из прошлого? — Толик сел за руль автобуса, открывая окно и стряхивая пепел с тлеющей сигареты. Снаружи уже вечерело, и скоро ему надо будет либо возвращаться, чтобы не получить нагоняй от вожатой, либо покинуть это место. — Красиво вокруг, скажи? Удивительное место.       В «Икарусе» сейчас находился только он один, но явно говорил так, будто его слышат. Ни намека на его поддельный способ общения, когда умнейший человек притворялся больным. Маски сброшены, они не нужны, когда человек наедине с самим собой. Голос Анатолия был глубоким, спокойным, немного усталым.        — Ах да. Ты же не можешь до конца увидеть пейзаж, пока не прочтешь. Или можешь? Хрен вас там разберет, жителей другой реальности. Слушай. Солнце клонится к закату, меняя цвет с ярко-желтого на багровый, свет окрашивает редкие облака в розовый цвет. Они напоминают плывущие по небу горы. Жара пока не сходит на нет, но в воздухе уже зависло ожидание сумеречной прохлады. Кузнечики затихают, вместе с пением птиц, а на смену им скоро придет стрекотание цикад и лягушачий хор. Представь. Они тут есть. Цикады, в смысле. Создатель сам их притащил. Смотри за окно, и сосредоточься, тогда сам сможешь увидеть. Не знаю, как ты получаешь информацию, наблюдатель, но многое бы отдал, чтобы увидеть твоё лицо. Духота пока держится, повезло, что не твоё тело здесь, а только лишь направленное внимание. — Толик погладил руль автобуса, расстегивая верхние пуговицы рубашки и снимая галстук. Дышать сразу стало легче. — Нет, ты посмотри на него. Стоит, прощается с Моникой. Человек, способный разрушить мир, мило беседует с девчонкой и наглаживает котика!       Возле ворот «Совенка» высокий человек о чем-то тихо беседовал с длинноволосой молодой пионеркой, лаская мурлычащего черного кота. Ну как пионеркой. Пионеркой Моника была всего день, но лагерь ей явно понравился. Где-то за воротами её ждут три подруги, коротая вечер в компании вихрастой, показушно вредной, но на самом деле доброй библиотекарши. По площади, под неодобрительным взглядом Славяны, носятся две рыжие девчонки. Только услышав отголоски их смеха, Док замер, а затем, медленно сделал шаг назад. Кивнул напоследок собеседнице, пожелав удачи и…       Реальность треснула! Портал за его спиной открылся, поражая красотой далеких звезд. Глядя на него, Моника испытала легкий стыд за то, что она нашла своё счастье, а того, кто протянул ей руку помощи, она может только ободрить. Поправив белый бант и искренне улыбнувшись, Моника помахала на прощание рукой, глядя на то, как портал медленно исчезает. Последними пропали печальные глаза, что очень пристально смотрели туда, откуда доносился вечный шум рыжего дуэта. Он не мог себя искушать.       — «Совенок» снова стал обособленным миром, — вдруг сказал Толик, бросая бычок в пепельницу. — Теперь он по-настоящему реальный. Может, даже реальнее твоего. Я серьезно! Не надо читать с таким скепсисом! Может, ты тоже просто игра, в которую кто-то играет. Откуда тебе знать? И быть в ней героем или НПС, решать только личности. Все считают меня сумасшедшим, но я единственный нормальный в этом безумном мире. Ладно. Заболтался я с тобой, пойду в домик, мне ещё долго наблюдать за лагерями, не буду портить отношения с Дмитриевной. Навредить не навредит, но мозги сделает. Тем более, этот мир стал меняться. Помню, с попаданием сюда Саманты было так же, лето сдвинулось за рамки времени и пространства, но это было в другом месте. Пока. Мы ещё увидимся. Когда-нибудь. Может, даже в салоне моего автобуса.       Солнце уже скрылось за горизонтом, но лагерь не спешил погружаться во мрак. Летом сумерки длятся довольно долго. Трава тихо шелестела на ветру, из лагеря ещё раздавались редкие крики играющей ребятни. Они не знают, что тысячелетия проживали лето за летом, не меняясь, цикл за циклом, год за годом делали одно и то же. Но теперь всё иначе. У мира появилось сердце. Лето перестало быть бесконечным, и шестеренки жизни набирали свой ход, создавая такую реальность, которую заслужил катализатор, запустивший её.       Моника стояла у открытых ворот, глядя на место где исчез её спаситель… нет, не так. Её друг? Да. Друг. Ноги девочки ласкал теплый ветерок, он же трепал длинные русые волосы и подол юбки. Недалеко стрекотали сверчки, ухала одинокая сова. Девушка дышала полной грудью. Она и не помнила, когда последний раз была так счастлива и спокойна. Больше не боясь разговора с подругами, Моника шагнула внутрь, оказавшись прямо напротив уперевшей руки в бока Слави.       — После заката сразу домой, — улыбнулась блондинка, потрясая в воздухе связкой ключей. Она пыталась строго нахмуриться, подражая Ольге Дмитриевне, но, осознавая, как выглядит со стороны, весело прыснула со смеху.       — Домой, — попробовала на вкус это слово Моника, а затем, улыбнувшись, побежала вприпрыжку к библиотеке. Просто идти не получалось, ноги сами пускались вскачь, а сердце трепетало. Девочка мурлыкала под нос одно единственное слово: — Домой…