Пленники Режима

      Прошло чуть меньше часа, прежде чем Минако смогла продолжить свою историю, все ещё покоясь в крепких объятиях Эргарда. — Отец никогда не любил меня, я всегда служила ему куклой для битья. Всю свою злость и ненависть к людям Маркус вымещал на нас с матерью… … — Замолчи! Закрой свой рот, маленькая дрянь! — очередной поток ударов сыпался на запуганного до смерти подростка. Кожаный хлыст то и дело приземлялся на исполосованную яркими шрамами кожу десятилетней девочки, пытавшейся прикрыть хотя бы лицо своими крохотными ручками. — Из-за тебя! Все из-за тебя! Где я найду деньги чтобы расплатиться с этой чертовой старухой?! Она завтра же вышвырнет нас на улицу!       Хриплый голос блондина разрывал глухую тишину, воцарившуюся в их полуразвалившемся доме. В углу мрачной комнаты, практически не мигая, перебирала спицами Карла. Она уже давно привыкла к подобным вспышкам ярости своего мужа и потому воспринимала их как должное.       Минако инстинктивно сжалась в комок и покорно ждала, когда Маркусу надоест избивать ее и он, как и прежде, вернётся к бутылке, стоящей в самом центре стола. В последние несколько лет лишь она являлась постоянным атрибутом их редких семейных трапез.       Наконец, мужчина остановился. Было видно что очередная порка отобрала у него большую часть сил и неприкрытой агрессии. Неуверенно добравшись до опрокинутого на пол стула, он рухнул вниз. — Ненавижу, как же я вас всех ненавижу… — прошипел он и забылся в пьяном сне, лёжа прямо посередине гостиной. — Что было потом? — мягкий баритон шатена обжег похолодевшее от боли лицо супруги. — Почему ты оказалась здесь?       Проведя дрожащими пальцами по губам Эргарда, девушка тихо продолжила: — Я навсегда запомню тот день как начало конца… … На город опустились сумерки, но даже ближе к полуночи на улице было довольно светло, ведь огромный лунный диск, ослепляющей своим холодным желтоватым светом, отражался на пушистых сугробах, заполонивших узкие улицы двора Айно. Снежная буря разразилась ещё несколько часов назад, но даже это не помешало троим достаточно крупным мужчинам в черных пальто, в очередной раз наведаться в гости к Маркусу. — Открывай дверь, вор проклятый! — на пороге раздался грубый голос одного из ночных визитёров. — Если ты сейчас же не выйдешь на улицу, мы подожжем твой сарай, слышишь?! — Убирайтесь! У меня нет денег! — Ты говорил то же самое три дня назад, Айно! — Моя фамилия Вольфф! Я — Маркус Вольфф! Родители уничтожат вас, если узнают, что вы себе позволяете! — Твоим родителям плевать на тебя, Маркус! Ещё десять лет назад они отказались от тебя и теперь не поменяют своего решения. Открывай! — Ни за что! — Ты сам напросился… — прошипел один из амбалов и с треском вынес дверь. Сидящая у камина Карла вздрогнула и прижала дочь к себе, но страх, застывший в глазах Мины и по сей день отражался в ее потерянном взгляде…       Спустя мгновение, все трое напали на Маркуса и начали его жестоко избивать. Огромные пятна ярко-бордовой крови расплывались по дощатому полу их дома. — Остановитесь! Не надо! — визжала Карла, бросаясь в ноги одного из мужчин, но все было бесполезно. — Я найду деньги, клянусь! Только не бейте его! — Замолчи! — глухо прошипел блондин, выплевывая алый сгусток в сторону одного из нападавших, за что тут же получил болезненный удар под ребра. — Закрой рот, ублюдок! — обращаясь к главе семейства, фыркнул высокий брюнет и с силой толкнул его к камину. — Пусть мы бандиты, но не убийцы. Я даю тебе два дня — не соберёшь всю сумму, вы все сильно пожалеете… — обратился он к Карле и едва кивнув, направился к выходу. Женщина тут же бросилась к истекающему кровью мужу. — Маркус! Маркус… — захлебываясь горькими слезами, стонала она, прижимая липкое тело супруга к груди. — Идиотка… Какая же ты идиотка… — В тот вечер отец застрелился, не желая больше нести ответственность за свои карточные долги. — закончила Минако и в небесно-голубых глазах застыла серая скорбь с отголосками лютой ненависти к Маркусу…

***

В это же время в палате Хино: — Ты напугала меня, — отбрасывая черную как смоль челку с израненного лица Хино, произнес Айземанн. — Прости, что сразу не поверила тебе, Джед, ты был прав, ты был чертовски прав… — Теперь это не имеет никакого значения, дни Элерта сочтены. Меньше чем через неделю сюда приедет Верховный и тогда… — Извините, но ваше время вышло, — тонкий голосок Керми заставил Айземанна вздрогнуть. — Госпоже Хино нужен покой, она ещё недостаточно пришла в себя после случившегося. — Да, конечно, — бирюзовый взгляд генерала на миг задержался на девушке, но тут же соскользнул в сторону, останавливаясь на хрупкой брюнетке в белом халате. Стоя позади своей помощницы, гордо возвышалась Хотару. Ее яркие фиалковые глаза горели яростью, но лицо не выражало ни единой эмоции. — Я уже ухожу, — едва заметно кивнув, ответил блондин и скрылся в темном коридоре госпиталя.       Когда тишина поглотила последние шаги Айземанна, а дверь в палату Хино была заперта на ключ, Томоэ медленно подошла к напарнице и холодно произнесла: — Он опасен для нас. Ты знаешь, что делать.       В следующую секунду белоснежные полы идеально выглаженного халата Хотару растворились в полумраке ее кабинета.       Быстро сбежав вниз по лестнице, ведущей из секционной в один из подвалов, Кермисайт несколько раз провернула в замке ключ и зашла внутрь. Внезапный шум заставил Элерта резко обернуться, осыпая Юджил потоком своих платиновых волос. — Что случилось? — Айземанн. Он доложил обо всем Верховному. — Черт! — прошипел Кунсайт и передал одного из детей в руки девушки. — Я разберусь. — Не нужно, — схватив мужчину за рукав серого кителя, отрезала Юджил. — Заканчивай один, я прослежу за ним. — Нет, это слишком опасно! — Опаснее, чем выводить пленников через пост охраны? — язвительный огонёк застыл в невероятных рубиновых глазах кухарки. — Нет… Но, девочка моя, Айземанн может снова выкинуть что-нибудь… — Тссс — тонкий палец Юджил аккуратно лег на напряжённые губы блондина. — Я буду осторожной, обещаю… — вынужденную клятву девушки прервал мягкий поцелуй первого генерала и она с нежностью ответила ему взаимностью, прижимаясь к широкой груди любимого мужчины. — Я люблю тебя. — Люблю…