I
27 мая 2018 г. в 22:48
Крики ужаса.
Скрежет досок — корабль вот-вот превратится в груду обломков. Я не смотрю на это, но и на мерно раскачивающийся фонарь — тоже. Джосс хочет, чтобы я смотрела, пытается повернуть мою голову, но я не доставлю ему такого удовольствия.
Мразь.
Кажется, я даже через плеск волн слышу, как барахтаются в воде утопающие. Как они, преодолевая тяжесть намокшей одежды, гребут изо всех сил, стремятся к берегу, где их уже поджидает кучка ублюдков с вилами, палками и Бог знает ещё чем.
Никаких свидетелей.
Заглушить стоны и крики, надавить на мокрую макушку, погрузить в воду и держать, пока не перестанет барахтаться. Можно быстрее — палкой по голове с размаху. Или ножом, тогда начнёт хрипеть, но хрипы с берега уже не слышны.
Меня передёргивает, но я не могу отбросить эти образы и всё то, что рассказывал мне пьяный дядюшка, которому вдруг захотелось облегчить душу. Как будто я отпущу ему грехи. Ну уж нет, дядя, грехи тебе отпустит виселица, и эту виселицу я тебе обеспечу.
...Я отказываюсь присоединяться к этой вакханалии.
Джосс бьёт меня по лицу, топит, но я брыкаюсь изо всех сил, не собираясь сдаваться. Он хочет, чтобы я вместе со всеми убивала, кричит, что страшно и мерзко только до первого трупа, а потом втягиваешься, но я всё равно сопротивляюсь. Он бросает меня, и только благодаря этому я хватаю ртом спасительный кислород.
А затем бегу, бегу так быстро, как только могу, не оборачиваясь, но у самого ущелья Джосс настигает меня и с такой силой бьёт по голове, что я моментально теряю сознание. А вместе с ним — и боль за всех, кого он сегодня погубил.
Вот только ярость остаётся — даже в этой густой непроглядной темноте.
***
Я хочу сбежать, но раз за разом Джосс или моя чудесная тётушка, о которой я пеклась столько времени, меня ловят. Я сдаюсь, но сдаюсь лишь внешне, накапливая праведный гнев внутри.
Он пришёл именно тогда. Я сидела внизу и читала очередное письмо от моего бывшего ухажёра. Он казался мне слишком скучным ещё пару месяцев назад, когда моя мать была ещё жива. Он казался «не моим» — ведь я его не любила. Но теперь я уже подумываю изменить решение: после всего, что случилось. Вот только Джосс Мерлин меня не отпустит. Никаких свидетелей — главное правило главаря мародёров и убийц. Никого, кто мог бы рассказать о нём или о его покровителе.
Этот незнакомец стучится и тут же входит внутрь. Шрам на лице, равнодушное выражение лица и взгляд... Взгляд такой, как будто не было ничего в этом мире, чего бы он не видел. Такой взгляд сложно не запомнить. Такой взгляд был и у Джосса Мерлина.
— Чем... могу помочь? — я отряхиваю юбку и смотрю по сторонам, ища глазами тётку. Она должна быть где-то здесь, кто-то из них обязательно находится рядом со мной всегда, а то вдруг убегу без присмотра. Утоплюсь в местных болотах. Впрочем, с их страстью избавляться от свидетелей они должны были выстлать мне тропинку к этим болотам — одной проблемой стало бы меньше.
Тёти Пейшенс отчего-то не видно.
— Хм, — он смотрит на меня с таким видом, как будто вместо меня здесь пустое место. Видно, что в его голове происходит какой-то серьёзный мыслительный процесс, но посвящать меня в эти мысли он не собирается. Я терпеливо жду, пока гость что-нибудь скажет, а ему, похоже, вполне комфортно вот так молчать.
— Мистер?.. — я поднимаю брови — мол, ну хватит уже, это уже становится странным. Он очухивается от своего забвения и смотрит на меня так, как будто только что увидел.
— Джеймс Дилейни, — он хмыкает снова и оглядывает критическим взглядом трактир моих родственников, к которым я по воле судьбы была прикована. — Кто здесь хозяин?
— Джосс Мерлин, сэр, — я смотрю на него с недоверием, но ему явно плевать, какие чувства я к нему испытываю. Он скользнул по мне раз, может, два, взглядом, полным какого-то особого безразличия, каким обычно смотрят даже не на мебель, а на хлам, который без сомнения можно кинуть в камин и сжечь, настолько он бесполезен. Я упрямо выпрямилась. Не хватало только, чтобы ещё и этот надутый индюк мной командовал. — Но его сейчас нет.
— Я подожду.
— Мистер Дилейни, боюсь, что... — он садится в кресло напротив моего и снова внимательно разглядывает обстановку. Я, отбросив все правила приличия и желание его выпроводить (в конце концов, какое мне дело?), хорошенько разглядываю самого гостя.
Одежда из дорогой ткани, добротной, но очень уж поношенная. И грязная местами — как будто он, прежде чем зайти, основательно так повалялся в луже перед домом. Однако держался этот Дилейни так высокомерно, как будто он по меньшей мере король Англии.
— Что вам нужно? — спрашиваю я, насмотревшись и сообразив, что ему прекрасно сидится и так, и он не собирается пояснять цель своего визита.
— Я покупаю это место.