Улыбайся и не плачь

«И зачем я пришел сюда? Почему, когда я каждый раз ухожу в себя, то очнувшись, оказываюсь именно у этой двери?» Голубовласый арранкар в белых одеждах стоял напротив толстенной каменной двери, напрягая и щуря глаза, словно пытаясь посмотреть сквозь эту плотную завесу. Сильная рука легко прошлась по плотной шершавой поверхности, оставляя на ладони тонкий слой песка и пыли. Гриммджоу сделал тяжкий вздох: последнее время синигами плохо спал и ел, и это отразилось на его сумасбродном характере, который теперь стал более меланхоличным и постоянным. Больше не хотелось на кого-нибудь накричать, дать пинка под зад неповоротливому пустому, или устроить очередную битву с «четвертым», даже воспоминания о той сладкой победе над Куросаки теперь не доставляло ему удовольствия. Часы проносились мимо словно облака: безмятежно, спокойно, разряжено. Все, что делал шестой, заключалось в двух вещах: либо он бесцельно бродил по коридорам Лас-Ночес, в конечном счете, обнаруживая себя в одном и том же месте, либо погружался в депрессивное состояние транса, витая где-то в мыслях посвященных ей, а иногда все сразу и вместе. Когда он увидел эту женщину в первый раз, то уже тогда в его сознании все перевернулось. Такого бесполезного и беспомощного создания он еще никогда не видел, но ради нее друзья были готовы Меносу в пасть залезть, они защищали ее из последних сил все время. «Почему они защищали это никчемное существо, она даже драться толком не умеет?» Глубоко в душе Гриммджоу знал ответ на этот вопрос, но сформулировать его правильно никак не получалось. Ему почему-то тоже хотелось защищать ее, пожертвовать жизнью ради нее, закрыть грудью за мгновение до удара, но больше всего хотелось смотреть, как она улыбается. От этого волшебства в районе дыры начинало теплеть, и, затем, казалось, будто она зарастает, наполняется чем-то горячим. В этот момент женщина расцветала, становилась красивым цветком, - настоящим чудом природы. Наблюдая за этим дивом, все проблемы, да и вообще все отходило на второй план, уступая место неодолимому желанию улыбнуться в ответ, а затем засмеяться во все горло, послав мир к чертям подальше. Но когда ты видишь, как по розовым щечкам из немного опухших пепельных глаз, прикрываемых хрупкими ручонками, катятся к подбородку мокрые дорожки слез и затем, срываясь с ее лица, падают к ней на колени, твои очи тоже начинают предательски щипать. Хочется бить в стены голыми руками, громить мебель, найти обидчика, сметая все на своем пути, и уничтожить, уничтожить, УНИЧТОЖИТЬ! Ведь когда цветок палчет, он увядает, и, потеряв всю жизненно важную влагу, засыхает. Привести и удерживать ее в мире пустых явно очень большая ошибка. Разве в безжизненных пустынях растут прекрасные цветы? «Шестой» отдернул руку от двери и приложил ее к месту, где у живого человека находится сердце. Ему показалось, что там что-то дернулось, стукнуло. «У арранкаров и пустых нет сердца, - слова Ичимару невольно всплыли в памяти. – А, следовательно, они не умеют чувствовать». - Ложь, - уверенно сказал про себя Гриммджоу, чувствуя, как постепенно накатывает ярость. Но гнев сразу же отступил, когда «шестой» услышал посторонний звук, похожий на чей-то вздох. Прислушавшись по внимательнее, Джагерджак больше ничего не уловил. - Наверное, показалось, - пробормотал он себе под нос. Но звук снова повторился уже более отчетливей, он исходил из-за закрытой двери. Постепенно вздохи нарастали, меняя ритм и частоту, переходя во всхлипы и тихие рыдания. «Она плачет. Неужели этот бледный ублюдок снова обидел ее?» Синигами снова начал злиться, мысленно доходя до ручки. Если б можно было испепелять взглядом, то от Сифера не осталось бы и атомов. «Он труп», - из горла раздалось еле подавляемое рычание, зрачки сузились, и теперь больше напоминали кошачьи щелки. Гриммджоу был готов вытащить того самого ублюдка из-под земли буквально, да черт возьми, разнести весь гребанный Лас-Ночес и скатать его в плоский блин, лишь бы найти сраного «четвертого» и стереть в пыль. Даже Айзен вместе со всей своей гвардией самых сильных синигами и мячиком для гольфа (Хоугиоку) не остановил бы его. «Так чего же я жду? - Джагерджак положил руку на катану и уже приготовился истреблять все, что подвернется, но… - Она сейчас там одна, и ей, наверное, очень плохо, - он устремил печальный взгляд на дверь, из-за которой все еще продолжал доноситься девичий плач. – Может мне стоит войти?» «Шестой эспада» приложил обе руки к двери, больше напоминавшую вход в гробницу фараона, и со словами «расхуярю ему морду потом» осторожно толкнул. Впервые он входил в эту комнату цивилизованно, а не как обычно: на всем ходу и со всей силы пиная ненавистный каменный блок, искренне надеясь, что с обратной стороны находится ничего неподозревающий Улькиорра, и огромная бандура в момент сделает из него лепешку, вдавив его в стену, как под прессом. Девушка сидела на огромном фиолетовом диване, немного ссутулившись, опустив рыжую голову и сложив тонкие руки на коленях, длинные прямые локоны закрывали ее лицо от всеобщего обозрения. В комнате было абсолютно темно, лишь только луна освещала небольшой участок и ее саму через маленькое окно, но даже во всей этой черной мгле можно было разглядеть, как маленькие светящиеся крупинки слез падали из ее глаз. - Мне ничего не надо. И я не хочу есть, - ровным тоном сказала Орихиме, подавив рыдания и даже не поднимая головы. - А я и не разношу еду, словно официант, - Гриммджоу закрыл за собой дверь и подошел к подсвечнику, чтобы сделать в комнате хоть какой-нибудь источник света. Щелкнув пальцами, он взирал, как на фитильке единственной свечки зарождалось пламя. Не отводя глаз от свечения Джагерджак продолжил. – Ты, снова плакала, женщина. Почему? Иноуэ подняла удивленный взгляд на неожиданного визитера. Она не могла поверить своим глазам, - самый раздражительный и злобный из эспады вдруг тихо и спокойно заходит в ее комнату, а не влетает подобно урагану, вышибая двери и разрушая все вокруг. «Зачем он пришел?» - все, что на данный момент занимало сознание девушки. Синигами тем временем продолжал наблюдать за игрой огня, не поворачиваясь лицом к изумленной девочке. - Я не слышу ответа, женщина, - «шестой» немного повысил голос, думая, что она его не слышит, и провел ладонью над свечей, не чувствуя боли. – Почему, ты, плакала? - Я не плакала, - начала оправдываться та, отводя лицо в сторону. – Вам показалось. - Врешь! – Гриммджоу резко развернулся и сделал шаг в ее сторону. – Я слышал, как, ты, рыдала. Даже при слабом освещении был виден гнев в его глазах. От неожиданности такой бурной реакции Орихиме отпрянула на спинку дивана, ее руки сплелись в замок на груди, лицо исказилось в сильном испуге, а в уголках глаз начали вновь собираться слезы. Она просто сжалась, словно маленький котенок, и, не отрываясь, смотрела на «шестого», боясь даже сделать вдох или шевельнуться хоть одним мускулом. Девушка еле подавила всхлип. «Да что я, мать твою, делаю? Что вообще со мною творится?» Синигами отвел от нее взгляд и унял свой пыл, затем, расправив плечи, он медленно подошел к окошку и через решетку посмотрел на серп, который облил его лицо своим светом. Гриммджоу не хотел пугать или обижать ее. Только не ее. Он не хотел снова видеть это подавленное состояние и слышать звук разбивающихся слез. И тем более становиться этому причиной. «Только у законченного урода появиться желание обижать такое хрупкое и невинное создание, - проговорил мысленно Джагерджак, прокручивая в сознании момент, когда она вернула ему руку. – И если такой найдется, то я разрублю его на сотню маленьких уебков, а затем помочусь сверху». Арранкар опять повернулся к Орихиме, та так и продолжала сидеть на диване, не шелохнувшись. «И что мне ей сказать? Как успокоить? Что люди делают, чтобы ободрить друг друга?» - Извини, я не хотел, - даже для самого себя неожиданно сказал «шестой». Иноуэ ожила и встала с дивана, глядя на него с полным непониманием. «Гриммджоу Джагерджак извиняется?! Что я упустила?» – пронеслось в мыслях. Тот же в свою очередь смотрел на нее с какой-то нежностью и доброжелательностью, и явно не намеревался объяснять приступ своего странного поведения. Вот так простояв минуту напряженного молчания, «шестой», наконец-то, двинулся с места в сторону девушки, подходя практически вплотную и не отрывая взгляда от пепельных глаз. «Да пошло все к Меносам! Мне абсолютно насрать на мир только сильных синигами. Насрать на Айзена. Насрать на его слова. Насрать на то, что эта женщина его собственность. Пусть пасётся! Она не принадлежит никому. Она заслуживает свободы, а не постоянного томления в четырех стенах. И я подарю ей эту свободу. Отвоюю. Даже если ради этого придется пролить реки своей или чужой крови. Даже если меня накажут. Да даже если убьют. Я не умру пока не спасу ее. Я хочу быть рядом с ней. Хочу наслаждаться каждой секундой ее счастья. Хочу всегда видеть улыбку на ее лице. Я хочу…» - Иноуе, - Гриммджоу дотронулся ладонью до нежной кожи лица, вконец оцепеневшей Орихиме. – Я буду защищать, тебя, до последней капли крови, - он прижал девушку к своей груди. – Только умоляю: улыбнись и больше никогда не плачь. Девушка не двигалась, совершенно не понимая этот нежный порыв, но вдруг она почувствовала, как что-то, в районе груди «шестого», шевельнулось, а затем послышался негромкий равномерный стук. Немые слезы покатились по ее щекам. Арранкар улыбнулся, когда ощутил, как изящные тонкие руки обвили его талию и вцепились в белое одеяние на спине. «Ведь, благодаря твоей улыбке, я по-настоящему живу…»