С глаз долой...а остальное не могу

Наверное, я сам в этом виноват... 6 июля 1812 Россия сдержал своё обещание. Стал моим самым ненавистным врагом. Впрочем, я и не думал от него отставать - зря что ли натравливал на него Садыка? Целых семь раз за полтора века*! Мои королевы, какой же этот османец идиот... Я ему про Азов, он - про Афины, я - про Дон, а он - о Доспате! Совсем на почве страсти к Гераклу свихнулся*! Впрочем, не он один - мой... Любвеобильный, как матрос после годового плаванья, "соседушка" переживает очередное обострение. Мало ему было кризиса, теперь ещё и революцию начал! Они сильно сблизились в последние годы. Шепотки, перемигивания, ухмылочки... Если бы Франциск ещё перестал ко мне приставать, может быть, я был бы рад! А так... Укрепления отношений между Францией и Россией меня нервировали, хуже богатого приданного**! Да ещё... Их главы... Это тоже настораживало. Хотя я и видел их переписку, никак не мог понять, что же у них за отношения на самом деле. Что связывает такого же как и его взятая за долги вторая родина озабоченного коротышку и "русского англичанина"?* Грот-мачту мне в глотку! Я что... Быстрым шагом отхожу от окна, рывком распахиваю дверцу шкафа и из горла выпиваю полбутылки рома одним глотком. Может быть, не слишком вежливо и невоспитанно, но! Кашляю, разбрызгивая тёмно-янтарные капельки. После тех полутора лет никак не могу нормально употреблять алкоголь, либо с пары стаканов становлюсь размазнёй, так что меня приходится тащить на руках, либо организм этот яд вообще не воспринимает. Видимо, сейчас желудок в таком же шоке, как и я... Да нет... Быть такого не может! Это же смешно! Что бы я... Кошусь на витую бутыль и прикладываю её ко лбу. От выпитого немного повело, так что мало-помалу сполз по стене на пол. Как-то даже легче стало. Это просто жара, да точно... Немного перегрелся на блекло-жёлтом, как старая холстина, лондонском солнце, вот и лезет всякая чушь в голову... Или перетрудился, какой месяц подряд из работы не вылезаю! Или просто истощение... Стеклянные дверцы шкафа наглядно демонстрируют моё отражение - такое же полупрозрачное и невыразительное, как и оригинал. Только... Множество золотистых цепочек, самого искусного плетения, драгоценной тяжестью повисли на моей шее. В мелькающих гранях можно разглядеть небольшие, искусные подвески, соединяющие их между собой. Самая большая, под кадыком, - якорь из червлёного серебра, с навешенным на ним золотым замочком в виде сердечка очередное издевательств... Это могло бы быть красивым, если бы не было ошейником, постепенно убивающим меня. Каждая страна - немного маг, это давно проверенный мною факт. В том смысле, что её действие могут привести к возникновению того, что обычные люди способны делать магией. Порой мы сами не догадываемся, как это выражается. Но... Видеть результаты мы способны. Как сейчас. О, Франциск хорошо постарался ради этого "украшения"!!! Его блокада и не могла быть грубой, нет - несколько вовремя сказанных слов, парочка договоров здесь, несколько взяток там - и вот! - на моей шее красуется удушающий сувенирчик, ласково, сквозь зубы называемый "Континентальной блокадой". Душно... Как же душно без моря! Так привык к океанским просторам, что задыхаюсь в четырёх стенах! А там... Из-за его психоза гибнут мои люди! РРРРРРР!!!!! Конечно, мне ничего не стоит попасть на корабль и выйти в море, не боясь французских пушек (Франциск уже подробно пояснил мне в письме, что если я решусь ему сдаться, он не будет препятствовать этому), но... Я в ответе за своих людей. И я должен быть вместе с ними. Чего бы мне это не стоило. Признаюсь, несколько раз у меня мелькало желание поступить так, но... Таааак... Уже и бутылка не помогает! Залпом выпиваю оставшееся и метаю в осточертевшее отражение. Нет, ну, это не интересно - ни одного осколка в меня не попало! Спокойно, Артур, спокойно... Тебе просто нужно отдохнуть, хоть немного... Ты уважаемая и великая страна, стыдно вести себя подобно этим дикарям! Это всего лишь переутомление, вот мозг и выдаёт самые нелепые результаты... Ну не может быть, чтобы я... На что я надеюсь? Который год я из одной упёртости, (упоротости) задыхаюсь запертый на своей земле? Смутно надеясь на то, что... А на что? На чужие, хоть и горячо сказанные слова своего врага? На взметнувшуюся в гневе, подобно крыльям, магию? На жесткую улыбку, когда Россия предупреждал, что если Франциск пойдёт по его стопам, то он его уничтожит?* Это нелепо! Смешно! Безрассудно! Безумно! Волшебно... ЭЭЭЭ?!! Мычу, не размыкая губ скрывая лицо в ладонях. С усилием, оттягивая кожу, провожу вверх, к волосам, и оттягиваю их, едва не вырывая с корнем. Надеюсь, что хотя бы боль сможет меня образумить... Не нужно было пить натощак... А ведь у него свои проблемы, едва ли не хуже моих... Франциск считает моё поражение делом времени, ему не надо ничего делать, чтобы увидеть меня на коленях, только подождать. Поэтому, он сейчас там, вместе со своим коротышкой... Пытается захватить Ивана. Кулаки несколько раз с силой ударяются об пол, ритмично, вторя хмельным молоткам в висках. Грудь мелко трясётся от конвульсивных подёргиваний. Что это такое? А, это я смеюсь... Дожил, Артур... Неужели ты волнуешься за него? Того, кто готов тебя уничтожить, и кого так страстно хочешь уничтожить ты? Своего самого опасного врага, столько раз тебя предававшего? СТОП! Как это враг может предать? Предателями становятся те, кто дорог, кто близок, тех, кого не заподозришь обычно и кому бесконечно доверяешь, например Альфред... Чёрт, опять вспомнил этого идиота! Привычно собираюсь в комочек, ожидая, когда липкий жар воспоминаний пронесётся по телу, выжигая нервные окончания. Знаю, что сразу после них будет холод, родной, такой любимый холод, забирающий всю боль с собой и оставляющий после себя только приятную прохладу и бодрость, но в первый миг всегда жарко и больно. Что-то остренько кольнуло, и сразу пронеслась волна такого необходимого хлада, забирая с собой одурение, усталость и молоты в голове. Лицо освежил поток стылого, с солёным привкусом и стайкой снежинок ветра. Последний, самый ласковый, смахнул с лица растаявшие снежинки, так похожие на слезу... Странно... Я и не заметил, как перестал... Жить прошлым. Воспоминания о том, что произошло, никуда не исчезли, но... Сейчас они будто говорят: "Да, мы здесь и никуда не делись, зафиг беспокоишь, спать мешаешь?". - Сэр Артур, вы здесь? - позвал меня едва слышный голос владельца, которого я хочу послать подальше, чтобы больше никогда не видеть. Ну, почему Альфред... Лицо... Почти ненавижу, почти не могу устоять, чтобы не полюбоваться. Альфред красив, кто спорит, это красота ожившей фарфоровой куклы, светлая, чуть загорелая, кожа, правильные до неестественности черты, светло-каштановые, с пшеничным оттенком волосы и пустые, бездушно-голубые глаза... Только это не Альфред. Волосы чуть длиннее, оттенок другой - более светлый и одновременно насыщенней и приятней, золотистый, на коже нет и следа от солнца, и у Альфреда никогда не было такого выражения на лице, он, наверное, и не смог бы его изобразить - голова низко опущена, губы то начинают что-то шептать, то так же резко прикусываются, уже несколько тёмных ранок осталось. А ещё - глаза... - Что-то случилось, Доминион?*** Мэтью поднимает лицо, снова заставляя меня закаменеть. Как же они похожи... Но не сейчас. На меня смотрит страна, только внешне похожая на Америку, но гораздо лучше его внутри: здравомыслящая, спокойная, стабильная, не слишком скорая, но при необходимости действующая быстро. Храбрая и сильная, но не выставляющая это на показ. А в этот момент - ещё и доведённая до ручки. Он сосредоточен, он так на чём-то сконцентрирован, что его напряжение ощущается всей кожей. Его лихорадит, это незаметно, только мелкое подёргивание сжатых в кулаки рук и болезненно-яркие красные пятна на щеках. Волосы растрёпаны, но при этом чётко разделены на две половины. Но самое страшное - его улыбка и глаза. Он раздвигает губы, делая шаг, и кожа на губе бесшумно рвётся, позволяя крови течь. Рефлекторно слизывает её, и, кажется, удивляется её вкусу, даже подносит палец ко рту, чтобы проверить. Только увидев багровое пятнышко, усмехается и садится на стул, полубезумно на меня смотря. - Ничего такого, чего нельзя было ожидать. Артур, ты не мог бы дать мне немного той мази? Я знаю, о чём говорит Канада, но ничего против не имею. Молча кивая, подхожу к разбитому шкафу и, передвинув пару осколков, достаю небольшую, выдолбленную из нефрита баночку. Передавая её в руки Уильямса, не могу перестать смотреть ему в глаза. У Мэтью и Альфреда глаза похожи только по форме. Цвет Америки - это александрит, иногда посмотрев, я видел даже присущие ему полосы. А у Мэтью глаза живые, чуть темнее, ближе к ультрамариновому, похожие на светящиеся васильки, но не сейчас. Он всё так же неотрывно смотрит на меня, и это страшно. Действительно страшно. Радужка правого глаза посветлела, став похожей на летнее небо, точь-в-точь как у Франциска, левый глаз наоборот, чуть потемнел и наполнился колдовской зеленью, став таким как... У меня. Канада благодарно выдыхает, когда чувствует, что баночка уже у него в руке, но тут мне в глаза бросается ещё одно отличие. Быстро, чтобы он не успел среагировать, хватаю его за руки и вглядываюсь в запястье. Значит, не показалось... Кожа содранная, расцарапанная, красная от крови и сукровицы, болезненно-припухшая. Будто кто-то пытался надеть на него наручники... Или держал его в них. - Кто? Кто это сделал? Ещё до того, как он отвечает, я знаю ответ... Хоть и не хочу в него верить. Поэтому, чтобы хоть немного успокоиться, снова ухожу к шкафу и вытаскиваю бинты. Канада покорно кладёт руки на стол, позволяя мне сначала обработать раны мазью, а после забинтовать. Он прикрыл глаза и говорил, изредка выдыхая от боли. - У брата сильно изменились взгляды на некоторые вещи. Например, на власть. Вот уже некоторое время, как он начал войну со мной, дабы освободить меня от вашего гнёта, тем самым сделав своим рабом. Свобода свела его с ума. - Ты винишь...? - Вас - нет. Его... Возможно. Альфред так долго и страстно мечтал о свободе, что она стала для него манией. Теперь он пытается навязать её всем, вопреки их мнению. Спасибо, Артур. Он поблагодарил меня и уже собирался выйти, а я... Мне стало стыдно, за его слова. - Подожди, Аль... Мэтт, прости! Может, тебе помочь чем-то? Он снова улыбнулся. На какое-то мгновение став собой, Канадой, а не этой, почти незнакомой мне страной с разрывающейся на части душой. - Я бы не отказался от нескольких войск хороших английских рубак, Метрополь. И ещё... Артур, я действительно тебя не виню. Я не знаю, почему ты так поступил, но я принимаю это и признаю, что это было здраво. Фух, действительно, он прав... Чёрт, неловко как-то даже... Я почти не умею их различать и часто путаю, это так, а зря... Там, где Альфред заметит подживающий струп раны, слабость, обязательно ударит, воткнётся со всей силы, да ещё ногами потопчется, поглумится. А Мэтью только скромно опустит голову, вежливо указывая противнику на рану, и останется в стороне, ожидая, когда она заживет. В этом благородстве к противнику он очень похож на... Ну, да, на Ваню. ...Кхм, то есть на Россию! - Скажи, а ты бы не хотел сам стать свободным? - А зачем? Чем мне поможет свобода в этой войне? Остановит Альфреда? Вряд ли - он тут же придумает ещё несколько причин, чтобы поглотить мою землю и уничтожить мой народ! - почти кричал Уильямс. - Свобода... - он посмотрел на повязки на своих руках и методично начал сжимать и разжимать кулаки. - Как много может сделать одно это слово! И как много из-за него погибло... Нет, Артур, я не хочу свободы, не сейчас. Моя свобода - значит равенство с другими странами, с тобой, а пока... Пока я на это не способен. По крайней мере, пока идёт эта война. Но я обещаю тебе одно: когда-нибудь, я приду к тебе, и ты снова спросишь меня о свободе. И тогда я тебе отвечу. Но не потому что выбью или выгадаю её, а потому что мы оба поймём - я сам создал свою свободу, я стал свободным. (М) - Я принимаю твоё обещание. И буду очень рад, когда оно исполнится. И вот ещё... Что с твоими глазами? - Это? - показал он рукой на лицо, сумашедше улыбаясь. - На фоне свихнувшегося близнеца, собственное раздвоение личности почти не заметно. Просто... Мой народ никак не может определить, чего во мне больше: французского или английского? Вот и ругаются между собой... Только время выбрали неудачное - весь мир решил поиграть в войну. Не только в войну, но и в психоз... Что только творится с этим миром? Франциск ко своим возросшим либидо ставший садистом, маньяк - Альфред, уверенное в себе и достаточно сильное альтер-эго Канады, я, носящий женские финтифлюшки и оттого заразившийся женской логикой... То есть её отсутствием! А как можно иначе обосновать то, что я внезапно поймал себя на том, что ревную Ивана к Франции! Ой! Последнее явно было лишним! Нет, я просто опасаюсь их возможного союза, вот что это! Просто паранойя! Ничего больше! НИЧЕГО, Я СКАЗАЛ! Мда... На фоне всех нас, Россия кажется самым нормальным... В камине что-то засветилось, привлекая к себе внимание. Повернув голову, увидел старую знакомую. Белая ящерка что-то достаточно добро прошипела в мой адрес, видимо какую-то свою змеиную скабрезность, приветственно кивнула Канаде, и только дождавшись от него ответной улыбки, положила футляр с посланием. Читать письмо мы начали все вместе и, только прочтя первое предложение, отошёл подальше от Мэтью. "Здравствуй, Англия! Эх, как жаль, что ты сейчас не можешь приехать ко мне на Ивана Купалу!" Это что, ещё один приступ непонятного "русского юмора"? Или он тоже спятил? Так сказать, за компанию! "Знаешь, мне самому это странно - вокруг война, а я... А мы сегодня празднуем. Я вижу, как солдаты украдкой срывают придорожные цветы, как девушки плетут венки, а некоторые уже пробуют опускать их на воду. Как мужики готовят лесные схроненки с дровами для костров, а женщины украдкой краснеют, вспоминая, как точно так же, пару десятков лет назад, они готовились к этому празднику. Ночь будет ясной и звёздной, ни одного облачка. Только перед закатом кое-где будет гроза, самая настоящая - летняя, звонкая, с перуновыми белыми стрелами и масляными, лилово-алыми тучами. Когда смотришь на это с земли, кажется, что кто-то поджёг небеса..." Да, это действительно красиво. Похожее, наверно, я чувствую всегда, заставая бурю на корабле - настолько же грозно, как и красиво... "А ночью, вдоль по руслам всех рек, так же запылает земля от множества костров. Мы будем плясать, петь, прыгать через них, вознося хвалу жизни и солнцу, через эту ночь до самого утра. И звёзды будут нам улыбаться, сверху и снизу, украшенные плывущими цветами. А после полуночи начнётся самое интересное... Мы будем искать папороть-кветку. Артур, ты, как волхв, должен знать, насколько могущественен Перунов цвет даже в неопытных руках..." Это правда. Даже один цветок папоротника способен на многое: открыть любой замок, отыскать клад, защитить от любой напасти и стать самым страшным оружием, исцелить любую рану и вернуть мёртвого с того света... И, конечно, исполнить любое желание владельца, самое заветное, потаённое желание... "Знаешь, я расскажу тебе одну тайну. Я уже дважды находил кветку" И он до сих пор не захватил весь мир? "И мне... Почему-то кажется, что у меня и сегодня получится это сделать... Только... Я дважды находил его, но так ни разу не загадал ни одного желания! То, что я хочу, я хочу сделать сам, своими силами, иначе оно мне не будет нужно, поэтому..." Хм, второй раз на дню слышу такие разговоры. Может, не всё так плохо? "Поэтому... Чего ты хочешь, Артур?" Мэтью как-то странно на меня косится, склонив голову вбок. Русова ящерица тоже, удивлённо высунула язык, немигающе на меня смотря. Да что такое! Ну, подумаешь, смутился, покраснел, пар из ушей едва не идет... Такое с каждым бывает! Кх, Россия, ну ты даёшь... Мне даже Франциск не делал таких смущающих предложений... Э? Это моя мысль? А его чернила отлично пахнут, не знал... Хорошо, что за бумагой, которой я закрылся, лица не видно. Чувствую, как подёргивается глаз, когда до меня доходит, о чём я подумал. Брееед... Что у меня за картинки мелькнули, когда я прочёл его предложение? И этот неловкий момент, когда понимаешь, что после такого Францию странно называть извращенцем... Но я всё-таки нашёл в себе силы дочитать до конца "Чего ты хочешь, Артур? Желать что-нибудь простое и несложное - издеваться над Судьбой, а она такого не любит. Загадывать своё собственное желание - тоже не выход, так что... Чего ты хочешь, Артур? Я честно обещаю, что выполню твой желание..." Чего... Я хочу? Я... Я... - Я хочу снять эту проклятую штуковину! - шиплю я, оттягивая натянувшееся ожерелье. - Метрополь? Что с тобой? - Почти ничего, Мэтт... Просто нервы. - Ясно... А письмо, оно от России, верно? Что-то о войне с рара? - Хм, а откуда ты знаешь, что оно от России? - Несколько лет назад, его дед подзагулял и попал ко мне. Ты знаком с его дедом. Артур? - дождавшись моих подёргиваний при воспоминании о Генерале Морозе, продолжил. - И вот, он пришёл ко мне за ним. Пока мы уговаривали старика вернуться на родину, в моём камине появилась эта саламандра. Брагинский тут же кинулся к ней за письмом. Было видно, что письмо от того, кто ему очень дорог - так он улыбался. Быстренько написав ответ на обратной стороне, растащил в разные стороны дерущихся саламандр и Кукамачи, и тут же отослал её к адресату. Генерал улыбался, смотря на внука, и уже сам вел его домой. Так что, почтальоншу России я теперь всегда узнаю. - Да, верно... И про войну, кажется тоже... Я проглядел текст ещё раз и заметил приписку. "P.S. Тут ещё парочка бумаг от моего начальства твоему, по поводу мирного договора, я не против, а ты? Кажется, он должен помочь избавить тебя от Франции" Лучше б ты о себе позаботился, дурак! Но всё-таки вчитываюсь в документы и вывожу свою подпись. Может, что-нибудь из этого получится... На сегодня я устал во что-то верить... И когда два года спустя на повторной коронации Бурбонов, Иван срезает кинжалом с меня этот изуверский ошейник, несколько раз случайно задевая кожу, я не верю. Не верю, хотя могу дышать полной грудью. Не верю, хотя чувствую. Как кровь из пореза течёт по шее, щекоча. Не верю, когда разглядываю белесый сложный шрам под кадыком на месте бывшего замка - несколько косых чёрточек, образующих стилизованную снежинку. У него получилось. У него, чёрт возьми, получилось не только победить, но и гнать французов, как паршивых псов до самой их конуры! Иван сдержал моё обещание - исполнил моё желание. Только... Какое из них? Сказанное вслух или... ...Или то, которое я сам от себя скрываю? *- за два века, с семнадцатого по девятнадцатый, турки, с подачи англичан, нападали на Россию больше десяти раз! И, как видите, безуспешно) Сравнения Артура перекликаются "греческим" интересом Турции, Достап-река в Греции. Англию действительно заботило сближение России и Франции с возможным союзным нападением на неё, особенно в силу достаточно дружественных с виду отношений уроженца отданной Франции за долги Корсики Наполеона Бонапарта и воспитанного бабушкой в английском ключе и окружении Александра Первого. Императоры вели тесную переписку и часто общались. Подтверждение - прошедшая в прошлом году выставка "двух императоров" в Питере - там вещественных доказательств выше крыши! Континентальная блокада, устроенная Францией, действительно несколько ослабила Англию, но не сильно - скорее, установило более тесные рамки, перекрыло кислород. Тем более, это был по сути плагиат - первую попытку блокады, а так же её детальный план, приняли русские, просто решили потом пожалеть Англичан, Франциск просто стыбзил большинство документов) **- есть такая английская пословица A great dowry is a bed full of brambles. - Богатое приданное всё равно, что постель, полная колючек. Бедненький Артур, как же это его бесило...) ***- Канада действительно являлся Доминионом ( фактически независимым гос. в составе Брит. Империи) Англии, который в свою очередь был для него "материнским городом"- Метрополем. Мне показалось уместным употребление этих терминов. (М) - в 1812 году у Канады было куча проблем... Только-только всё устаканилось после Борьбы за независимость, как фьють! Сначала приёмный отец свихнулся, начав покорять Европу, за ним и братик потянулся: начал на него нападать с недвусмысленным стремлением зае... Простите, освободить, конечно же! А там и люди постарались - начали выяснять между собой, кто же всё-таки главнее: французы или англичане, чуть надвое страну не поделили, изуверы!