Завещание человечества

Бесконечные серые руины из тонн песка, радиоактивной пыли и окисленной арматуры — это всё, что осталось от некогда шумного города, в котором даже ночью кипела жизнь. Если раньше его улицы были заполнены людьми, которые сновали туда-сюда словно муравьи, чей домик задел упавший с дерева листок, то сейчас изредка попадались разве что тараканы да крысы. Я давно потерял счёт времени, из-за плотных туч не видно было ни Солнца, ни Луны. Сколько я брожу? Этот вопрос уже кажется целую вечность крутился в голове, так и не находя ответа. Я мог бы думать, что эта планета уже никогда не увидит живого человека, что чёртова война, начавшаяся из-за глупых амбиций, убила всех, но чувство людского тепла не покидало меня. Не зная где, но они были. Запнувшись об очередной торчащий из земли обломок, я чуть не упал, громко выругавшись. Почему я бессмертный? Лучшим исходом было бы погибнуть вместе с миллиардами людей, чем ходить в поисках выживших, чтобы… убить их. Мне вспомнились слова моего начальника: «Ты останешься здесь, а мы уходим. На этой планете больше нет необходимости в нас. Одного тебя вполне достаточно». Достаточно… Как ножом по сердцу, я, может быть, не хочу даже видеть, как последние представители цивилизации умирают, смотря на меня. Люди меня называли по-разному: Морт, Муэрте, Тод, Ши. Одни поклонялись, другие люто ненавидели, третьи боялись. Но жаль, что они так и не узнают, что не я виноват в их гибели, хоть я и сама Смерть. Руины наконец-то закончились. Впереди виднелось бескрайнее поле с выжженной землёй, за ним то, что осталось от столетнего леса: обугленные редкие деревья, засушенные трупы лосей и медведей и остатки цивилизации в виде брошенных в панике автомобилей на просёлочной дороге, которые превратились в ржавые бочки, остовы домиков лесничих да выгоревшая табличка, которая раньше гласила: «Не разводите огонь в лесу». Лес близился к концу, удивительно, но в этом месте где-то из земли пробивалась свежая зелёная трава, а где-то даже стояли живые деревья. И вот, лес окончательно закончился, перед взором появилось небольшое озеро, явно уменьшившееся в размерах за это время, и небольшая скала, прикрывающаяся небольшой кусочек рая посреди пустоши. Я завернул за скалу и увидел старый шахтёрский городок, точнее всё, что от него осталось. Вход в саму шахту был усилен тяжёлыми заслонами: явно это место использовали как бункер во время войны. А вот от домов, где проживали работники, от механизма, что в каждый день спускал и поднимал работяг, от дорог, маленьких магазинчиков и аптек не осталось ничего. Лишь серая пыль. Почему-то именно здесь присутствие людей отчётливо ощущалось. Хоть я и не нуждался в еде, воде и сне, не мог устать физически, но морально я был вымотан, поэтому лелея маленькую надежду встретить живого человека, я остался здесь. Остался ждать… чтобы убить. Не у кого было спросить времени, а Солнце предательски пряталось за серыми тучами, но в какой-то момент, где-то между сейчас и вечностью, из шахты вышло двое. Нет, не так, буквально выползло одно тело, облачённое в плотный химкостюм, поверх которого была надета тяжёлая амуниция, составленная из частей брони военных разных стран, и противогаз довоенного типа. И это тело тащило другое: ослабленное, уставшее от жизни, но в котором эта жизнь ещё теплилась. Первый человек был мужчиной, и он, напрягая все свои силы, которых было не так много, уж слишком тяжело ему давалось дело, не церемонясь, волочил бренное тело женщины по земле. Та еле дышала, часто прерываясь, её взлохмаченные волосы цепляли всякую грязь, а лицо и руки покрылись серой пылью. Он остановился, кажется, ругнувшись про себя, он просто махнул рукой на женщину, бросил её и вернулся обратно в шахту. Я осмелился подойти к ней. Её тело было покрыто синяками и царапинами, лицо было бледно-серого цвета, но что меня сильнее удивило, что на ней было лишь белое платье, разорванное во многих местах. Она задыхалась, жадно глотая воздух, её сердце стучало без ритма, постоянно сбиваясь: то замолкало, то вновь бешено колотилось. Её взгляд не был направлен ни на меня, ни на что-либо другое в этом мире. Веки время от времени нервно подёргивали, а по всему телу, словно как от маленьких разрядов тока, проходили судороги. Никогда не знал названий человеческих болезней, но всегда понимал, когда они приводят к летальному исходу. И это был именно он. Женщина страдала, её живой мозг бился в болезненной агонии, пытаясь надеяться на лучшее. А я сидел рядом с ней и ждал. Я не хотел забирать ни её, ни её душу. Но я должен был это сделать. Прошло время. Тот мужчина вновь вернулся. Увидев ещё живую женщину, он порядком удивился, разведя руками, но тут же помрачнел, сев рядом с ней. Нет, меня он не видит, никто из живых не может видеть меня. — Я не знаю, кто или что пытается спасти её, но это бессмысленно. Она не способна жить, — его голос был спокойным, а противогаз никак не мешал речи. Самое ужасное, что он был прав. У меня не было выбора, я дотронулся ладонью до её лба, прошептал: «Ad patres»[1], и её дух мгновенно покинул тело. Я увидел бледно-голубое свечение, стремительно направившееся в небеса, ещё секунда, и тучи осветились белым светом, который тут же растворился в серой мгле. Мужчина глубоко выдохнул, заметив, что женщина перестала дышать, а её тело содрагалось от посмертной конвульсии. Он закрыл её закатившиеся глаза и молча ушёл в шахту. Мне лишь оставалось ждать новой «жертвы». Я обошёл округу, но ничего кроме ужасных последствий войны не открывалось взору. Лишь изредка моё внимание приковывал какой-нибудь жиденький стебелёк, торчащий из серой земли, или двухголовая крыса, чьи головы не могли друг с другом договориться. Эх, у этих тварей всё проще, их души спокойно покидают тело, а людям нужна помощь. Никто и ничто не избавит человека от страданий в болезни так же эффективно, как это сделает Смерть. Проходя мимо шахты уже в который раз я заметил, что она открылась. Теперь я смог беспрепятственно попасть в неё, что я и сделал. Глубокая яма в земле, иначе это не назвать. Спускаться и подниматься можно только с помощью троса, который скорей всего остался от подъёмного механизма. Я поразился силе того мужчины, он смог вытащить женщину на поверхность, хотя без лестницы и самому проблемно забраться. На «дне ямы» она раздваивалась на два коридора, один был завален упавшей породой, а другой был перегорожен листом толстого железа, но в нём была щель, через которую я чудом пролез. Мне открылось небольшое помещение: искусственный свет на потолке, металлический пол, подобие мебели, запасы воды и еды и люди. Их было четверо: уже знакомый мужчина, девушка-подросток в химкостюме, который ей был явно велик, женщина, облачённая в военную униформу и усиленную броню, на которых были содраны все нашивки, так, что нельзя понять, на чьей стороне она воевала, и ещё один мужчина, единственный, кто дышал без противогаза. Они сидели в тишине, единственное, что нарушало её, так это периодический кашель того, кто не боялся дышать радиацией. Я подошёл к нему и сел рядом, его тело было слабо, а лёгкие разрывались на части от тяжёлой болезни. Он следующий.

***

Всё это время я наблюдал за ними. Видел, как они прогоняли радиоактивную воду через десяток фильтров, чтобы её можно было пить, как они питались крысятиной и консервами — едой нищих в довоенное время. Видел, как они общались. Их воля давно была сломлена, они не стремились восстанавливать цивилизацию, но самое страшное, они чётко осознавали, что кроме них в мире больше нет людей. В их сердцах давно умерла надежда. Они просто сидели здесь, пытаясь не выжить, а прожить как можно дольше, ведь они, как любое существо, боялись смерти. Я мог считать дни по тому, когда они спят. И вот, через три дня кашляющему мужчине стало хуже. У него открылось кровотечение, он плевался кровью, задыхаясь в ней. Другой, как мне казалось лидер этой разношёрстной компании, подошёл к нему, молча указав в сторону выхода. — Нет! — в издыхании прошипел он. — Я ещё живой! — Ты знаешь, что если ты помрёшь здесь, то я не смогу вытащить твоё тело на поверхность. Ты не Лиля, ты весишь больше. — Урод! — с криком изо рта вырвалось большое количество крови. Теперь он уже кашлял без остановки, но всё равно сопротивлялся, не желая покидать убежище. Он задыхался, практически не дышал, но я не мог его забрать. Может, я и поступал глупо, заставляя мучиться его чуть дольше, но я и понимал, что забери его душу прямо сейчас, и его никому не нужное тело будет гнить здесь, заражая остальных выживших. Я ждал. Ждал, когда его разум, затуманенный нехваткой кислорода, болью и начинающейся агонией не согласится самостоятельно покинуть это место. Они поднялись вдвоём на поверхность. Кашляющий мужчина не прошёл и шага, я дотронулся к его руке и его душа покинула тело, которое тут же грузно упало на землю, поднимая клубы пыли. — Это же не совпадение… Что ты или кто ты, кто так бессмысленно пытаешься сохранить жизнь в этих людях? — мужчина в противогазе явно обращался ко мне. Я бы и хотел ему ответить, но не мог. Он ещё некоторое время потоптался на месте, проверил пульс умершего, явно удивляясь случившемуся, оттащил его подальше от входа в шахту и вернулся обратно в убежище.

***

Эти люди судорожно цеплялись за жизнь. Три последних человека на Земле, я бы хотел, чтобы на планете установились условия, более пригодные для жизни, чтобы они взяли себя в руки и восстановили человеческую расу, но кто я такой, чтобы мои мечты исполнялись? Всего лишь пешка, рабочее звено в это сложном мире, понять который даже мне не под силу. Я не желал выходить на поверхность, хоть вход в шахту был всегда открыт. Я сидел с ними, наблюдал, другого мне просто не оставалось. В какой-то момент в шахте послышался пронзительный женский крик, эхом отразившийся от металлических стен. Двое находившихся в помещении поспешили к выходу, и я вместе с ними. Им открылась ужасная картина, для меня же это было обычным рабочим моментом. Девушка-подросток, спускаясь вниз по тросу в шахту, не удержалась и упала вниз. Её шея была неестественно вывернута, из головы вытекала кровь. В этот раз я не мог отсрочить её гибель, я подошёл, прислонил ладонь к её окровавленному лбу, и душа покинула тело. После я долго наблюдал, как мужчина, на остатке своих сил, закинув мёртвое тело на плечо, вытащил его из шахты, бросив к другим трупам. У него были поистине железные нервы, ни тени эмоций сопереживания и сострадания, в отличие от женщины, которая рыдала после каждой смерти. Меня охватила паника. Их осталось двое. Никто и ничто не могло дать им шанс на другой исход. Всё в их мире смертно…

***

Была ночь, по крайней мере, я мог сделать вывод по тому, что люди спали. Мне тоже иногда требовался отдых, и я забылся в своих мыслях, перестав наблюдать за происходящим. В какой-то момент я услышал мужской голос, явно зовущий кого-то. Не совсем понимая, что происходит, я открыл глаза: женщина лежала на полу, её тело побледнело, а из рук вытекали струи крови. Я подошёл к ней, мужчина судорожно пытался привести её в чувство, но это было бесполезно: её тело было практически обескровлено, а её сердце с каждым ударом выталкивало остатки через глубокие порезы на запястьях. — Дура, что же ты натворила! — в лёгкой истерике кричал мужчина. — Зачем? Мы же могли дать человечеству новую жизнь! Я пристально взглянул на женщину, она была беременна, но плод погиб, так и не успев развиться. Нет, этому не я был причиной, нерождённый ребёнок не имеет души. И тут меня осенило. Этот мужчина был единственный, кто хотел любыми способами возродить человечество. Он не проявлял эмоций, чтобы успокоить других, уносил тела умерших, чтобы другие смогли прожить как можно дольше. Но я не мог... Я не мог помочь ему в этом. Мне пришлось освободить её тело от души. Она сделала последний вздох, её тело расслабилось, а сердце остановилось. — Нет, нет, нет, — запричитал мужчина. — Зачем?.. Он остался один. Последний человек на Земле. Кажется, он или сошёл с ума, или слишком желал продолжить свою несчастную жизнь. Мужчина выходил на поверхность в поисках воды и пищи, спал в строго определённое время, которое он проверял по часам своей умершей пассии, и даже пытался укрепить своды шахты. Он сидел на полу в убежище и смотрел в пустоту. Его век не желал заканчиваться, тело не знало болезней. — Ты наверно смотришь на меня и думаешь, когда же я наконец сдохну… — мужчина заговорил, удивительно, но его голос звучал твёрдо. — Не делай вид, что тебя здесь нет! Эти слова явно были обращены ко мне. Но что я мог сделать? Я врал… Всё это время я врал сам себе, убеждая, что всё это неизбежно, что мне не дано спасти человечество, что я не могу умереть вместе с ними, что грех гибели всей цивилизации на Земле косвенно ляжет грузом на мою душу, которая к слову не такая уж и бессмертная… — Я здесь, — моё некогда невидимое для людских глаз тело проявилось его взору. Мужчина ничуть не испугался, словно он готовился к такому неожиданному повороту заранее. — И кем ты будешь? — Смерть. — Мне в детстве рассказывали байки, что у Смерти длинная коса, а вместо лица — череп с оскалом белоснежных зубов. А ты больше похож на обычного парня. Да и балахон твой не чёрный, а серый. — В этом мире так много пыли, а последнюю стиральную машинку я видел до войны, — мужчина рассмеялся моей нелепой шутке. — Тебе-то как звать? — Лив. — Иронично. Знаешь, всё это время я наблюдал за вами, за последними людьми, и мне так не хотелось вас забирать, я так не хотел, чтобы человеческая цивилизация пала, но я ничего не мог с этим поделать. — Поэтому в каждый раз ты медлил, в каждый раз ты пытался сохранить жизнь, хотя это было невозможно. — Да! — я вскричал. — Пусть я существо из мира, который вам не понять, но у меня тоже есть чувства! Я не хочу, чтобы память о людях пропала, чтобы эта планета, весь наш мир забыл о такой некогда великой цивилизации, которая смогла понять такие прекрасные чувства как любовь, сострадание, счастье… — Успокойся, — Лив меня резко прервал. — Наше наследство останется тем, кто, возможно, будет жить на планете. Не всё ещё утеряно, где-то сохранились постройки, где-то автомобили. Наши кости и прах уже преданы земле, осталось лишь дождаться того, что через тысячелетия их кто-то откопает. — Но в понимании вселенной человечества не будет! Целая погибшая раса без способности рассказать о себе! — Такова Жизнь. — Нет! Я не хочу и не позволю! — я скинул с себя балахон, спешно отряхнув от пыли и отдал Ливу. Потом снял с шеи талисман в виде серпа и тоже передал ему. — У меня есть идея получше. Надевай, ты получишь способности Смерти, а я стану тобой. Через какое-то время я откинусь, ты заберёшь мою душу, а сам отправишься в другой мир. — Ты сошёл с ума! — Это ты сошёл с ума! Ты последний человек! Только ты сможешь передать знания о людях. — И кому я их передам? — Найдёшь кому! Разве ты не хочешь быть бессмертным? Мужчина замешкался. — Чёрт с тобой! — заодно прокляв всё на свете, он нацепил балахон поверх амуниции и одел талисман. — Что дальше? — Скажи: «Gloria et mortis, gloria et vita»[2]. Он покорно повторил, и мы поменялись местами, я стал смертным, а он — Смертью. Я не видел смысла есть и пить, я хотел побыстрее закончить всё это. Добавить сюда радиацию, и моё тело быстро заболело. Я страдал, у меня ныла каждая клеточка, такого я не испытывал никогда, и сейчас я даже был рад, что мой век вот так приходит к концу. В какой-то момент мне стало совсем плохо, я не мог двигаться или что-то говорить. — Ты умираешь? — спросил у меня всё это время находившийся рядом со мной Лив. В ответ я лишь молча моргнул, настолько я был обессилен. — Твою помощь, твой бесценный подарок я никогда не забуду. Я всем буду рассказывать об этом, а ещё о том, какую мудрость завещало человечество. Hic locus est, ubi mors gaudet succurrere vitae[3], — с этими словами я почувствовал лёгкое прикосновение его холодной ладони и абсолютную свободу…