I got to sleep

I was wrong, I will cry I will love you till the day I die You were all, you alone and no one else You were meant for me

Бэкхён начинает испытывать это в один момент, словно заболевает: вроде только вчера вечером все было хорошо, а сегодня, с утра пораньше, где-то в груди возникает странное щемящее чувство, когда он смотрит, как Чанёль потягивается, и задирающаяся футболка оголяет полоску его кожи, шириной в два сантиметра. Перед камбеком он худеет, и его стригут, делая похожим на капитана Спока. "И правда инопланетянин", - думает Бэкхён, и поправляет одеяло так, чтобы оно не мешало подглядывать. На улице ветрено и холодно, и из-за падающего снега свет, бьющий в окно, выглядит ослепительным, освещая Чанёля своим сиянием. Бэкхёну ужасно нравится такой Чанёль - до дрожи в ногах, до сладкого, тянущего узла внизу живота, до вязкой слюны, наполняющий рот. Бэкхён обожает его сосредоточенный серьезный взгляд, когда он играет на гитаре или разговаривает с менеджером, или ищет одногруппников в аэропорту - Бэкхен кропотливо собирает эти тайные моменты, пополняя собственную коллекцию незнакомых, но таких близких, сторон Пак Чанёля. Проходит еще немного времени, прежде чем это чувство набирает силу и принимает определенную форму, и к началу марта Бэкхён признается сам себе, в том, что влюбляется - тайной коллекции становится мало, и на помощь приходит тамблер, выдающий по запросу грустно сведенные брови Чанёля, на видео из дьюти фри - Бэкхён без разбору скачивает все фото и гифки, ставя на планшет и ноутбук двенадцатизначный пароль. В его мыслях Чанёль не отвечает ему взаимностью - Чанёль сам напирает на Бэкхёна огромной волной своих чувств, признается ему своим низким хриплым шепотом, и Бэкхён принимает его чувства, погружаясь в них целиком и полностью. Засыпая, Бэкхён сворачивается в клубочек, представляя большие тёплые ладони Чанёля на своих лодыжках, и его медленные горячие поцелуи. В реальности становится все труднее сдерживать дрожь и учащенное сердцебиение, когда Чанёль заваливается по утрам на кровать Бэкхёна; когда Чанёль тянет Бэкхёна за руки на фансаинах; когда Чанёль почти складывается пополам, чтобы упереться лбом в плечо Бэкхёна - в такие моменты он похож на большого грустного пса, и эта похожесть отвратительна настолько, что Бэкхёна передергивает. Его раздражает постоянная улыбчивость Чанёля, как его брови сдвигаются друг к другу, а на лбу собираются складки, когда он смеется; его раздражают широко распахнутые глаза Чанёля, когда он поднимает вверх руки и заигрывает с толпой фанаток - всё это кажется Бэкхёну наигранным, и ему еще больше хочется украсть взрослого серьезного Чанёля, и спрятать подальше от всех, потому что все эти незнакомые стороны Чанёля должны принадлежать только Бэкхёну. - Хён, ты в последнее время какой-то странный. - Гудит Чанёль, и по привычке тянется к шее Бэкхёна, не обхватывая её локтем, как остальных, а всего лишь прикасаясь ладонями. Бэкхён сглатывает, и тычет Чанёлю кулаком под рёбра, корча недовольное лицо: - Я же просил так не делать. - Ну хён. - Продолжает гудеть Чанёль, и его низкий голос звучит до невозможного обиженно. Бэкхен думает, что никогда в жизни не произнесет это, и продолжает молчать до тех пор, пока Чанёль не подключает к допросу Тао. - Байсянь-гэ, Цяньле нравится тебе, да? - Тао аккуратно поправляет брови - волосок к волоску - стоя возле зеркала. Бэкхён на секунду замирает, но потом возвращает обратно свое непроницаемое выражение лица. - Я же вижу. - Тао дразнит его, отворачиваясь от зеркала, и присаживаясь на мраморную столешницу с вмонтированной в нее раковиной, расположенную в туалете элитного бангкокского отеля. - Что ты там видишь, Лайтман недоделанный? - Усмехается Бэкхён, и с силой впихивает косметичку Цзытао в руки, идя к двери выхода. - Иди лучше сделай пару селок в новом толчке. Цзытао проглатывает обиду, и сжимает косметичку побелевшими пальцами - вся напускная стервозность слетает с него, как шелуха, когда он жалобно зовет Бэкхёна по имени сквозь закрывающуюся дверь. Он шепчет в наступающую тишину вновь и вновь, словно наказывая себя - Бэкхён в очередной раз доказал ему, кто по-настоящему достоин звания дивы. Цзытао девятнадцать, у него приятный темный оттенок кожи, спортивное телосложение и разбитое сердце. Сперва он мимолетом ловит это неприятное ощущение на фансаине, когда видит взгляды, которые Бэкхён бросает на Чанёля - тот останавливается перед менеджером, что-то обговаривая, и Тао смотрит, как его брови сползаются у переносицы, словно у Ифаня. Тао переводит взгляд на Бэкхёна, и видит эти завороженные блестящие глаза, словно ощупывающие тело Чанёля и оставляющие за собой масляный след. Сердце Тао ухает куда-то вниз, когда Бэкхён коротко облизывает губы, и он усилием воли заставляет себя отвернуться, чтобы не было этого странного ощущения пустоты внутри. В следующие разы это происходит в супермаркете или аэропорту - Чанёль подходит к Бэкхёну сзади, и вжимается лбом в плечо, пока они поднимаются по эскалатору, или стоят на стойке регистрации. Взгляд у Байсяня нечитаемый, но Цзытао знает, что можно в нем увидеть, если, при желании, заглянуть поглубже - густое, словно осязаемое, удовольствие и страх быть пойманным. Цзытао знает это на сто сорок пять процентов, потому что, к последней встрече подгрупп понимает, что сам испытывает то же самое, когда смотрит на Бэкхёна. Мысли и воображение Цзытао чуть откровеннее, чем у Бэкхёна, и иногда он представляет себе, как запустит в короткие осветленные волосы Бэкхёна пальцы, сжимая в кулаке, и притягивая для пошлого, влажного, взрослого поцелуя; какой на вкус будет кожа Бэкхёна на нежной внутренней стороне бедра; какими хрупкими будут его запястья, сжимаемые сильными длинными пальцами Тао; каким горячим и узким будет хён во время их первого раза. В последнее время подобные мысли одолевали Цзытао все чаще, пока он не решился на этот бессмысленный разговор, разозливший Бэкхёна. Тао растеряно думает о том, что надо было спросить хёна об этом позже, после всего этого смытого макияжа, от которого его добрый Байсянь-гэ кардинально меняется, становясь холодным и жестоким. В холле он видит, как Бэкхён улыбается, стоя рядом с Чанёлем, но эта улыбка выглядит настолько искусственной и вымученной, что сердце Цзытао падает еще ниже, разбиваясь вдребезги. Он молчаливо просит прощения за свою глупую выходку, обхватывая дрожащими ладонями плечи Бэкхёна, стоя рядом с ним, возвышаясь над ним, и оттеняя чужую надменную красоту собой. - Я не могу так больше. - Шепчет чуть позже Бэкхён, когда прямо из бутылки делает свои пару глотков контрабандного шампанского, которое добывает Чондэ. - Это уничтожает меня изнутри. Я должен признаться. Цзытао терпеливо молчит и гладит Бэкхёна по волосам, прижимая его голову к своему плечу. Ему хочется сказать миллион различных утешающих вещей, чтобы хёну не было так больно и грустно, но он знает, что он не тот человек, который поможет облегчить это состояние, да и в конце концов, его корейский не столь хорош - поэтому Цзытао продолжает слушать сбивчивую речь Бэкхёна и перебирать его жесткие от покраски волосы, пока Чанёль не забирает Бэкхёна обратно в комнату, ревниво сжимая его пальцы своими большими руками. В какой-то момент сквозь личину веселого-и-жизнерадостного-Пакчанёля пробивается другой - молчаливый и угрюмый, с печатью такой усталости на лице, что кажется, будто он проживает эту жизнь последней в своем перерождении, и груз его произошедших глупых поступков давит на него всей своей тяжестью. Цзытао думает, что это, определенно, самый лучший шанс Бэкхёна для признания, и он готов молиться всем своим китайским богам, чтобы это помогло, но он не знает ни одной молитвы, и это понимание приходит к нему вместе с Бэкхёном - посреди ночи с опустошенным покрасневшим, от невыплаканных слёз, взглядом. В реальности все случается не так, как в воображении Бэкхёна, хотя он и готовится к худшему - когда Бэкхён признается, Чанёль не кричит на него, не отшатывается в отвращении, не растягивает губы в издевательской улыбке - он молчит и смотрит на Бэкхёна с лицом, полным скорби и жалости; с тем самым тайным выражением, которое всегда любил Бэкхён. Когда Чанёль пускается в длинные пространные выражения о природе своих дружеских чувств, Бэкхён прерывает его взмахом дрожащей ладони и говорит так безэмоционально, словно утверждает: - У тебя ничего не ёкает. Ни между ног, ни тут... Он проводит ладонью по груди Чанёля - осторожно, невесомо, как в последний раз в своей жизни, хотя ему хочется вцепиться пальцами в эту гладкую кожу, или погрузить руку по локоть в грудь Чанёля, запуская его сердце вручную, заставляя его своими касаниями биться быстрее, подводя к зависимости. Бэкхёну хочется повиснуть на длинной крепкой шее Чанёля, жарко шепча ему на ухо: "Только один раз, пожалуйста, умоляюпересписомной", сращивая все просьбы в огромную словозмею, которая обязательно подействует, и Бэкхён это знает абсолютно точно. - Я справлюсь со своими чувствами. - Обещает он Чанёлю, со слабой улыбкой открывая дверь, чтобы выйти из его комнаты, хотя ему смертельно хочется остаться, унизительно выпрашивая чужие ласки. - Я просто хочу знать, что это никак не повлияет на нашу дружбу. Он уходит, оставляя Чанёля в неловкости и молчании, с отпечатком надежды на лице, и понимает, что дороги назад нет. Когда Цзытао закрывает за ним дверь, Бэкхёна прорывает - он плачет, страдая из-за своей несбывшейся любви так, словно кто-то умер. Тао прижимает его к себе, и оттаскивает от двери глубже, в комнату. Бэкхён падает на подламывающихся ногах, и плач уродует его лицо, заставляя опустить голову низко-низко, пока Тао продолжает тянуть его вверх, оставляя на запястьях и предплечьях моментально чернеющие синяки. Он дотаскивает Бэкхёна до кровати, прижимая к себе и падая спиной вниз на пружинящий матрас, наблюдая, как в замедленной съемке, за тем, как поднимаются их ноги, взметывая белоснежные гостиничные простыни. Бэкхён ударяет Тао затылком в нос, и это больно, мучительно больно, но он терпит, зная, что его миниатюрному хёну сейчас гораздо хуже - он слышит это по непрекращающимся всхлипам, по его дрожащему телу, по его сбивчивому "Почему?". Он шепчет в пустоту, отворачиваясь от Цзытао, что никто никогда в жизни не будет любить его так же сильно, как Бэкхён, он не хочет отпускать свою умирающую любовь, вцепляясь в нее так же, как руки обнимающего его Тао, но с каждым словом, с каждой горечью и пролитыми слезами, ему становится легче и безразличнее. Он успокаивается только тогда, когда чувство жалости к себе полностью исчерпывает само себя, исчезая, а глаза опухают от слез. Вслед за успокоением приходит и утро. Их рейс вечером, и Цзытао выпрашивает у коорди-нуны женьшеневые маски, чтобы привести Бэкхёна в порядок. Нуна незаметно грозит кулаком ему и Чондэ, который улыбается ангельской улыбкой, пытаясь скрыть на лице остатки утреннего похмелья средней тяжести, но маски всё-таки даёт, отправляя парней обратно по номерам. Она хочет предупредить их, чтобы "без глупостей", но понимает, что в этом нет необходимости - со времён трейни её мальчики выросли и стали мужчинами. Цзытао заходит в номер, закрывая за собой дверь - замок мягко щелкает в тишине комнаты, и тут же гасится шумом воды из ванной. Тао, как наяву, видит распаренные стеклянные панели и смутные очертания тела Бэкхёна - его белые волосы и округлые бедра. Цзытао сглатывает, и с тихим стоном ложится на кровать, отгоняя воображение - он вытерпит; сможет выдержать это точно так же как Байсянь-гэ, даже если придется сожрать себя изнутри, уничтожая то "я", что делало его самим собой. Он проваливается в размышления, не слыша тихую поступь и стук, с которым разбиваются о ковролин падающие капли, вздрагивая лишь тогда, когда Бэкхён гладит его ногу ладонью, пробираясь пальцами под штанину. - Байсянь-гэ? - Цзытао сдавленно сипит от неожиданности, и оборачивается через плечо, когда матрас продавливается под весом еще одного тела, и Цзытао слышит чужой обволакивающий запах. - Повернись. - Бэкхён шепчет Тао на ухо всего одно слово, а затем кусает мочку и край уха, обсасывая хрящ и выпирающие серьги. Тао неприятно и щекотно, и он ежится, пытаясь увернуться, пока Бэкхён не залез ему языком в ухо. Бэкхён садится верхом на его бёдра, на пробу двигая тазом, съезжая задницей по полунапряженному члену Тао, ощутимому сквозь тонкую ткань штанов, и прижимает чужие плечи ладонями, нависая сверху. Дыхание у Бэкхёна прерывистое и сбитое - то ли от возбуждения, то ли от того, что заканчиваются силы удерживать Цзытао на кровати. Они без слов смотрят друг на друга, пытаясь понять эмоции, проколы и свои дальнейшие действия, а потом, словно разом во всем разобравшись, дотрагиваются друг до друга с щемящей осторожной нежностью. Тао ведет дрожащими пальцами по внутренней стороне бедра Бэкхёна - совсем как в мечтах - и закрывает глаза, напоследок мельком глядя на член Бэкхёна, тут же обхватывая его ладонью. После душа кожа Бэкхёна скрипит, словно натертая тальком, и Тао тянет вторую ладонь к губам, облизывая, и обхватывая вновь, только на этот раз двумя руками, и Бэкхён начинает дышать мелко и часто, вздрагивая всем телом. Он прижимается губами к губам Цзытао, и нетерпеливо проталкивает язык в его рот так, словно они старые любовники, ощупывая кончиком языка чужое ребристое нёбо и гладкий ряд зубов. Когда Тао щипает Бэкхёна за сосок, тот тихо стонет где-то в районе его шеи, и толкается бедрами в кулак - Тао чувствует выступившую скользкую смазку, и его пальцы сжимаются чуть сильнее, вырывая из Бэкхёна еще один стон. - Ты хочешь? - Тао поворачивает голову набок, и касается губами лба Бэкхёна. Тао не открывает глаза, боясь, что всё это окажется сном или жестокой шуткой, но, в конце концов, ему приходится сделать это, когда Бэкхён слабо кивает и согласно всхлипывает в ответ. Окружающая комната взрывается белым дневным светом, и Бэкхён словно сияет в этом свете, когда выпрямляется на бедрах Цзытао, и убирает влажные светлые волосы с лица, зачесывая их пальцами. Глаза у Бэкхёна ошалевшие и черные-черные, когда он вздрагивает, и останавливает ладонь Цзытао своей небольшой, но крепкой ладонью, а затем садится на пол, и тянет Тао на край кровати, подхватывая его под колени, стаскивая штаны вместе с нижним бельем. Когда Бэкхён смотрит на его напряженный член, лицо Тао вспыхивает, и он чувствует себя маленьким и извращенным, не достойным такого человека, как Бэкхён. Ему хочется закрыться руками, или спрятать лицо, но Бэкхён шепчет ему "Закрой глаза", и накрывает его член ладонью, чуть сжимая. Нарастающее удовольствие становится ярче, когда Бэкхён обхватывает головку губами, и ведет пальцами вниз по стволу, сжимая их в кольцо. Он не так хорош в минете - Цзытао чувствует его зубы и горячий язык, когда Бэкхён лижет выступающие венки, но та нежность, с которой он целует тазовые косточки Тао, покрывает всё с лихвой. Они мучаются еще несколько минут, пока Бэкхён не выпускает член Тао изо рта, а потом вновь забирается верхом на его бедра, сглатывая. Неловкий момент продолжается и продолжается - они оба возбуждены, но практически не знают, что делать друг с другом - Тао протягивает руку к бёдрам хёна, скользя пальцами промеж ягодиц, и чувствует, как сжимаются мышцы, когда он пытается надавить пальцем. Входит, на удивление, легко, и, судя по тому, как Бэкхён мучительно краснеет, насаживаясь глубже, это то, чем он периодически занимается в ванной. Цзытао по-прежнему ошеломлен, но он без ума от этого выражения хёна, а тот, в свою очередь, без ума от длинных пальцев своего мелкого донсена. - Тебе нравится. - Тао понемногу включается в свой обыкновенный режим, и легкий флёр игривости приходит на смену его растерянности; он вновь начинает возбуждаться, проталкивая палец глубоко и плавно. - Я добавлю второй? Голос Тао с каждым словом становится все ниже и глубже, зрачки расширяются и гладкий розовый язык скользит по приоткрытым губам, когда он осторожно вталкивает второй палец, и Бэкхён упирается руками в кровать, перенося вес своего тела, и отклячивая задницу. Цзытао чувствует, как от очередного стона дергается его член, и выгибает руку, разводя пальцы внутри тела Бэкхёна, подготавливая его к проникновенью третьего. Он слышит бэкхёновское "Хватит", слетающее с его губ, с тихим шорохом сухого листа, и вытаскивает пальцы, глядя, как Бэкхён тщательно облизывает ладонь, и проводит вверх-вниз по члену Тао, прежде чем направить его в себя. Цзытао неприятно и больно, ему кажется, что он порвет уздечку раньше, чем кончит, но Бэкхён расслабляется, выпрямляясь, и до основания нанизываясь под весом собственного тела на член Тао. Ему действительно это нравится - Тао видит это по дрожащим пальцам, когда он упирается в грудь Тао, по закушенной губе, когда он откидывает голову, по его медленным движениям бедрами - Бэкхён насаживается глубоко, круговыми движениями, сдерживая собственные стоны. Когда он начинает двигаться свободнее, с губ Тао срывается удивленный стон, и он вцепляется ладонями в аккуратные бедра Бэкхёна, прерывисто дыша открытым ртом. Сквозь полуприкрытые глаза видно, как сдерживается Бэкхён, впиваясь ногтями в плечи Цзытао и кусая щеку изнутри - Тао самому хотелось перевернуть его и трахать так, чтобы Бэкхён захлёбывался собственными громкими стонами. От возникшей, в услужливом подсознании, картинки, Цзытао сдавленно стонет, чувствуя приближающийся оргазм и нестерпимое желание кончить вместе с хёном, внутри его податливого горячего тела. Цзытао подбрасывает бёдра выше, входя глубоко и резко, рассеянно глядя как ладонь Бэкхёна скользит по подтянутому животу и ниже, обхватывая пальцами влажный покрасневший член. Когда Бэкхён кончает, то не может сдержать громкий низкий стон, и Цзытао выбрасывает руку вверх, прижимая её к губам, глуша звук, пока Бэкхён с наслаждением впивается зубами в крепкую жесткую ладонь Тао. Волна боли появляется за долю секунды до оргазма, словно являясь катализатором, и Тао вытягивается на кровати в струну, входя в тело Бэкхёна до упора. Дышат они тяжело и сорвано, лежа рядом, пока их отпускает после оргазма, пока Тао не набирает достаточно сил, чтобы утащить Бэкхёна в ванную на руках. - Прости, - шепчет он, когда видит стремительно синеющий след от укуса. В ответ Цзытао качает головой и скользит пальцами по его собственным запястьям, пятнистым от его ночных касаний. Когда Бэкхён готовится к выходу, он тщательно красится, подбирает одежду, и выглядит на все сто, выучившись за утро ослепительно улыбаться - броня, которую он заново отрастил себе за ночь, получилась гораздо крепче и толще предыдущей. Дива в Бён Бэкхёне была жива и требовала крови. Перелет проходит спокойно и размеренно - ни зоны турбулентности, ни невменяемых фанаток, ни неуклюжих стюардесс. Воспоминания о произошедшем испаряются, как только Бэкхён садится рядом с Тао и застегивает его ремень безопасности, чуть касаясь пальцами смуглых ладоней Цзытао. Это не выглядит как заигрывание, но Тао все равно смущенно улыбается, отгоняя мысли о том, какой поразительно хрупкой и горячей была спина Бэкхёна, когда он вздрагивал от рыданий на его постели. Они заснули, сплетаясь в один клубок, и Тао выдыхал тепло в лохматую макушку Бэкхёна до тех пор, пока тот окончательно не уснул, глубоко и размеренно дыша. Цзытао чувствовал его болезненность и надлом, который больше никогда не сможет вылечиться, сколько бы он ни пытался оградиться от грустных воспоминаний. Цзытао верил, что воспоминания это клубок ниток, намотанный на сердце - стоит только потянуть за торчащий кончик, и внутри все сжимается, горя от боли. Это не то, от чего можно избавиться, даже если погасить это в себе так глубоко, что не найдется даже причин для воспоминаний.