Я твой

- I loved you\Я любил тебя, - пробормотал ты, захлебываясь собственными слезами и медленно поднимая пистолет, чтобы выстрелить. Дуло уже смотрело на меня, когда ты повторил это вновь, то, что любил меня, что любишь до сих пор, а затем выстрелил. Я почувствовал, как разрывались мышцы от попавшей в них пули, услышал звук падающих на пол капель крови, ощутил холод во всем теле и резкую боль. Я упал на пол. Моя кровь растекалась под обессилившим телом, становилась бассейном для меня, в котором можно было искупаться, так много ее было. Я все смотрел на тебя. Ты уронил пистолет и перестал плакать. Ты лишь изредка всхлипывал, шмыгая носом. Потом ты пригладил волосы дрожащей рукой, потер глаза и ушел, бросив на прощание пустой взгляд. Ты оставил меня умирать на крыше собственного дома. Светило теплое майское солнце, где-то вдалеке играла какая-то популярная песня, и мне хотелось потанцевать под нее, но я не мог. Я лежал и истекал кровью, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Стало холодно, солнце не помогало. Вдруг мне стало все равно. Подумаешь, умру. Что с того? Никто даже не заметит. Через секунду после моей смерти где-то родится замечательный малыш, который займет мое место в этом мире. Надеюсь, он умрет не так, а в глубокой старости, увидев внуков и правнуков. Надеюсь, он умрет стариком, просто заснет и не проснется. А я уйду вот так. Эту крышу никто никогда не проверяет. Если повезет, меня найдут какие-нибудь хулиганы или бомжи, если очень повезет, то через неделю. Знаешь, не очень-то и хотелось жить дальше. Как-то не за чем, не для кого. Да, я любил тебя, хотел жить для тебя, но это было так давно, до того, как ты искалечил меня. Помнишь, как ломал мне пальцы один за другим, как тебе нравился хруст моих костей? А я помню. Помню твое довольное лицо, когда ты в очередной раз ломал мою правую ногу, а я кричал. Что, правда, не помнишь? Не верю. Не думаю, что ты мог забыть. Тебе ведь так это нравилось. Тебе нравилось, как капли крови стекают по моему телу, нравилось превращать их в потоки, нравилось слизывать их с моих ран. А я кричал, кричал и кричал. Потом мне надоело. Все равно никто не слышал. Тогда я перестал кричать и просто терпел. Тебе нравилось раз за разом проводить ножом по моей щеке, смотря прямо в глаза, наслаждаясь моим видом, болезненным и замученным. Я помню, что я ел всего десять раз за три месяца, что ты держал меня там. Но хочу сказать спасибо, ты давал мне воды каждый день, за это да, спасибо. Нет, ты не мог забыть так просто. Даже эти три года, что ты провел в больнице, не могли уничтожить твои воспоминания. Я почти уверен, что каждый божий день ты вспоминал и улыбался картинкам, которые вспыхивали в твоей памяти. Я почти уверен, что ты хотел сделать это снова. Принеси одеяло, мне холодно. Подари хоть частичку нежности напоследок. Ты ведь любишь меня, ты сам сказал. Не думай, что я помню только плохое, только твою жестокость, нет. Я помню начало, как ты дарил мне цветы и обещал любить до конца своих дней, что бы ни случилось. Больно вспоминать это. Тот монстр, каким ты стал, не похож на прежнего тебя ничем. То же лицо, вот и все. Ты был таким милым, таким добрым, таким прекрасным. Кем ты стал… из-за чего? Из-за меня? Сказал бы, я бы изменился, но нет. Вместо этого ты просто взял нож, нашел где-то топор и начал превращать меня в кусок бесполезного мяса. Хотя, знаешь, я благодарен за то, что ты вернулся, за то, что выстрелил. Ты избавил меня от всего этого, от всего, что мне приходилось переживать каждый день снова и снова. Ты подарил мне эти страдания, ты от них и избавил. Мне ведь каждый день приходилось терпеть насмешки, издевательства, унижение. Все из-за шрамов, коими ты меня щедро одарил. Я был красивым, я помню, смутно, но помню. После лечения я лишь раз решился посмотреть свои старые фото. Я был очень красивым. А ты превратил меня в уродца. Я хромал на одну ногу, потому что тебе показалось забавным, если у меня не будет стопы. Щеки исполосованы твоим ножом. Пальцы неровные, потому что переломаны, ты ломал их по нескольку раз. Единственное, что ты не тронул, это мои глаза и мои губы. Не знаю, почему, но ты ни разу не покушался на них. А я соврал. Я люблю тебя до сих пор. Такого тебя, такого, каким ты стал. И все это время, пока я медленно угасал, привязанный к стулу, я любил тебя. Надеялся, что одумаешься, но становилось только хуже. Не помню, как мне удалось тогда выползти из того подвала. Мне просто хотелось увидеть свет перед смертью. Я точно помню, как решил, что выберусь и умру там. Я уговаривал ту женщину не помогать мне, я не хотел, чтобы она мне помогала. Но она вызвала скорую, она заставила меня выжить. Я не хотел, честно. Ты только не подумай, я никому не сказал, что это был ты, что это сделал ты, мой драгоценный Блейн. Они сами нашли тебя, я ничего не сказал. Прошло, наверное, около двух минут. Ты вернулся? Наверное, не захотел пропустить такого зрелища. Ты же любишь мою кровь, я знаю. - I loved you\Я любил тебя, - кажется, ты уже говорил мне это, - I still love you, Kurt. I just want you to be mine.\ Я до сих пор люблю тебя, Курт. Я хочу, чтобы ты был моим. - I’m yours,\Я твой, - я способен лишь на это, я не смогу больше ни слова сказать, прости. - I love you,\Я люблю тебя, - повторяешься, снова, - I wanna go with you.\Я хочу уйти с тобой. Нет, пожалуйста, не заставляй меня! Не смей! Ты лег рядом. Испачкал белую рубашку в моей крови, которая уже кое-где начала подсыхать. Положил пистолет в мою руку и заставил сжать пальцы, заставил нажать на курок. Звук получился слишком громким, я чуть не оглох, или уже оглох, я не знаю. Теперь ты тоже умираешь? Чувствуешь этот холодок? Видимо, чувствуешь. Подползаешь ближе и целуешь. Ты все-таки решил подарить мне частичку нежности напоследок. Подожди, что это? Что-то холодное у моего виска. Пистолет, снова. Ты выстрелишь наверняка, пока будешь целовать. Спасибо за это. Ты вернулся, мой прекрасный Блейн. Не полностью, но мне хватит и поцелуя. Я люблю тебя, стреляй.