***
В вечернее время в отделе по обычаю было мало людей: там часто заседал Гэвин, которому дома делать было особо нечего; любитель баров и ночных приключений коротал сумеречные часы в большом здании, где был телевизор и столовая с едой по скидке. Хэнк, увидев в дальнем углу знакомое лицо, привычно переступил порог офиса и уселся за терминал, доставая папку с материалами. Коннор пропадал где-то в почтовом отделе. — На Детройт и близлежащие города находит циклон с самой Атлантики — неслыханное явление. Ожидается внезапная перемена погоды,— вещала красивая дама с телевизора, изредка поворачиваясь к зрителю задом, вызывая вялые зевки детектива. Нога, закинутая на другую, выписывала кривые кренделя, и вид у её обладателя был столь замученным и в то же время умиротворённым, что Хэнк даже не стал с ним здороваться. Но вскоре полуночную идиллию всё же нарушил ничуть не симпатичный полицейскому голос. — Эй, Гэвин, — Хэнк уже пять минут внимательно рассматривал исписанные листы, — кого еще успели допросить до того, как мы забрали дело, ты в курсе? Казалось, что его слова проигнорировали, но спустя пять секунд за спиной послышался просто адски бесящий неразмеренный шаг. Андерсон назвал бы его нервозным — детектива можно было услышать из любой части отдела. При всей ненависти в последний год им удавалось существовать достаточно-таки мирно и гармонично. Кроме того, спустя пару месяцев жизни Коннора в отделе, он, Гэвин, явно подрастерял неприязнь, испытываемую по отношению к андроиду. Остались только прозвища. С ними его натура не могла поделать ничего. — Тебя манерам не учили? — вызывающе огрызнулся сероглазый, но увидев хмурую озадаченность, завладевшую лицом лейтенанта, быстро остыл, — суббота и воскресенье, в клубе были все. Хэнк закрыл глаза и положил ладонь на лоб, о чем-то размышляя. Вокруг было бы очень тихо, если бы не работающие кондиционеры. Из-за того, что людей под вечер в отделе не оставалось было почти что холодно. — Так, а как насчет лавок вокруг? — спросил он, вопросительно глядя на собеседника. Гэвин сложил руки на груди, сев на край стола: знал, что Хэнк это люто ненавидит. Хозяина рабочего места уже начинал раздражать даже цвет его куртки, но тот продолжал молчать. — Они ж закрыты были, Андерсон,— в данный момент детективу было куда интересней разглядывать заваленное всякой всячиной пространство, чего он скрывать не собирался. Хэнка эта фраза как огнём обожгла. Лицо скривилось в каком-то даже презрительном выражении. — Блять, Рид, какой год ты работаешь здесь? Первый? — он резко вскочил со стула, оглядываясь на часы, а затем разочарованно бухнулся обратно, — Понятно, почему ты сюда пять лет вписаться не мог, а Коннора за месяц приняли. Как ты думаешь, кто и когда проводит инвентаризацию? Чёрт, они уже давно все закрылись. Детектив задумчиво вертел в руках рамку с незамысловатым рисунком, пропустив колкое выражение мимо ушей. — Это было всего лишь убийством какой-то пьяни. Черт, ну откуда я знал, что и железный тостер попадет под этого мудилу, — Гэвин медленно отложил творение андроида, ловя грусть в глазах Хэнка, — мне жаль, Хэнк, он очень дорог тебе и… мне не хватает его кофе. Конечно же, сероглазый детектив и в жизни бы не сказал, что беспокоится о «железке». Но Андерсону и не надо было слышать об этом, чтобы прочитать сочувствие в серых глазах. Сзади хлопнула дверь, в комнату вошел предмет разговора. — Привет, Гэвин, — кивнул Коннор внимательно следящему за ним детективу, — как твои дела? Сероглазый полицейский чуть нахмурился и почесал затылок. — Живу как-то, железная бочка. О себе лучше подумай. Коннор механически наклонил голову, рассматривая сидящего на столе. — Я во всяком случае останусь живым, а вот если ты продолжишь всё так же напиваться в барах и вести беспорядочную… Рид на секунду вспыхнул, перебивая очередную нотацию робота, какими он поливал его едва ли не с первого дня жизни в отделе. — Бля, Хэнк, убери эту машину, — он лишь развёл руками, поднимая взгляд вверх, — её уже ничем не исправить. Готовность детектива быстро покинуть помещение очень поубавила пачка писем, свернутых в свитки в руках андроида. Те негромким шлепком свалились на стол, приковывая взгляд полицейских. — Чёрт, Камски пользуется голубиной почтой что ли? — скептично отметил Хэнк, разворачивая один из бумажных свертков. — Хочу отметить, что голубиная почта, появившаяся еще в Античности, по-прежнему остается одним из самых надежных способов общения в нашем мире. Электронную связь можно отследить, а вот животных и птиц, — говоря это, Коннор задумчиво помотал головой и сложил новую стопку обычной бумаги на стол. — А это что? — поинтересовался сидящий рядом Гэвин. — Расшифровка моей беседы с Камски, — механически моргнув, прямо ответил андроид. Лейтенант облегченно вздохнул, думая о том, что в деле появилось много зацепок. — Эй, Рид, просьба есть. — Но отплатить придется андроиду, — довольно хмыкнул Гэвин. Хэнк не мог не заметить его хитрый взгляд в сторону как ни в чем ни бывало сидящего рядом Коннора. — Эй, ты, мудила, это вообще-то по твоей вине я прошу тебя об этом, — было начал лейтенант, но видя заинтересованные глаза Коннора, быстро осекся, — ладно, попроси у него свою черную хрень. Тебе нужно выяснить завтра, видел ли кто-нибудь из работников лавок в округе, как Торена избивает убитый Кан. Гэвин удовлетворенно кивнул и оглянулся на андроида. — Коннор, сделай кофе, пожалуйста. От произнесенного вслух имени RK буквально засветился и легким шагом упорхнул в сторону кухни. Переступать свою «натуру» нужно. Сейчас Гэвин был уверен в этом.***
Спустя час, когда время подходило к десяти, телефон всё же зазвонил. Хэнк схватил его первым, быстро включая связь. — Хэнк, это Айрин. — Знаю, — кратко ответил он, — какие новости? — Быстро заказывай из психиатрической больницы на Вудворд авеню морфий с серной кислотой. Но ни в коем случае не вводи их Коннору. Сейчас это будет бесполезным. — Айрин, ты уверена? В трубке послышался самодовольный хмык. — По крайней мере, через фармо-базы преступник отследит то, что вы разгадали одно соединение. Хэнк, Коннор под тяжелыми синтетическими веществами, изменяющими сознание, я не могу ничего обещать, — она сделала затяжную паузу, и лейтенант насторожился, — вы нашли что-нибудь еще? — Да, кучу писем Химика Камски, Коннор пришлёт тебе электронную версию. — Ясно. Как он? — в голосе Айрин звучала некоторая опаска. — Держится. С той стороны послышался тяжелый вздох. — Ладно, до связи, лейтенант. Передавайте «привет» вашему андроиду. Положив трубку, Хэнк словил четверку заинтересованных глаз. От Гэвина так и несло любопытством, что даже немного задевало полицейского. — Я не понял, а чего ты тут делаешь-то? — смерив его презрительным взглядом, бросил Хэнк, — Пиздуй домой уже. Детектив и с места двинуться не пожелал. Только хитро взглянул на андроида и вытянулся во всю длину на стуле, положив руки за голову. — Коннор, скажи ему, — прозвучало как-то излишне самодовольно. RK оторвался от изучения бумаг на столе и деловито поглядел на Андерсона. — Лейтенант, Гэвин будет работать с нами, думаю — это не помешает делу. Хэнк хотел что-то сказать, но в итоге осекся и произнес про себя лишь одно слово. «Блять».***
*** В некогда казавшемся достаточно-таки уютным доме зажегся свет. На комод, звеня, запрыгнули ключи Хэнка. Коннор входил в дом как-то нехотя и излишне застенчиво, и этого нельзя было не заметить. Давно ждавший хозяина и андроида Сумо радостно разгуливая взад и вперед рядом. — Ты чего такой осторожный, опять память барахлит? — осторожно уточнил лейтенант, вешая пиджак на облезший крючок. Андроид покачал головой, что-то пролепетав, и скользнул внутрь дома. Оказавшись на диване, он задумчиво уставился себе в ноги. Сидел Коннор обычно как студент-заучка: идеально выпрямив спину, руки на коленях. Хэнка всегда веселила эта образцово-показательная поза «выдержка и терпение, ничего более». Он зажег свет на кухне, по обычаю подойдя к холодильнику. Холодный кафель неприятно холодил кожу, напоминая о «веселом пробуждении». Пить категорически не хотелось, поэтому в итоге Хэнк обошёлся стаканом воды. Он обратил свой взор назад: в другой комнате виднелся Коннор всё в той же задумчиво-выдержанной позе. Это раздражало и пугало одновременно. Сказав про себя пару ругательств, Хэнк всё же достал бутылку пива. Потом снова ругнулся, поставив её назад, и заглянул в комнату: — Эй, железная статуя на диване, я в душ. Увидев движение головы, похожее на кивок, он направился навстречу долгожданной горячей воде.***
*** До сих пор не понятно, откуда у андроидов столько скорости, что человек может не узнать своё жилье после недолго отсутствия. Выйдя из теплой банной влаги, Хэнк остановился, удивленно вдыхая аромат, уже вовсю гуляющий по дому. Было понятно, что это не бургер и не булки, что выпекают на Джайтенс авеню, что такое не подают в любимом вагончике еды. Но что-то до боли домашнее и уютное таилось в аромате печеных овощей, который вызывал улыбку и чувство легкости в уставшем теле. Закинув полотенце на плечо и подтянув зеленые боксеры, хозяин дома направился к источнику аромата. На кухне уже вовсю орудовал андроид, но выглядел он немного иначе: белую рабочую рубашку, красиво подчеркивающую ладную ширину спины, украсил какой-то абсолютно нелепый бордовый фартук с цветочными узорами. Такие можно было встретить на уличных распродажах в райончике, подобном тому, где жил Хэнк. Услышавший шорохи Коннор оглянулся через плечо, показывая Андерсону прекрасно оголенную шею. И улыбнулся. Тепло и так уютно-уютно, что было охота замереть, чтобы продлить волну приятных ощущений. В душу снова закралось то обманчивое чувство, какое лейтенант отгонял от себя уже не раз: не было этого проклятого яда в синей крови, не было чертового визита к Камски, плачущий на полу столь уютной сейчас кухни андроид — это просто нечаянный сон. — Ты совсем как андроид, — Коннор как раз укладывал противень с выпечкой на кухонный стол, — не ел весь день. И всё из-за меня. Хэнк завороженно переступил порог, там же и оставшись. «Чёрт». Белая тарелка, вынутая Коннором откуда-то из старого комода, уже стояла на кухонной стойке. Андроид чуть склонился, накладывая порцию пряно пахнущей овощной запеканки, изредка поглядывая на стоящего рядом Хэнка. Но глаза лейтенанта следили вовсе не за едой. На лице брюнета расположилась какая-то спокойная меланхолия, казалось, что процесс накладывания пищи приносил ему ощущение безмятежного счастья. Рубашка с задранными по локоть рукавами демонстрировала аккуратные, выточенные движения рук. И когда Коннор повернулся, чтобы сказать что-то, Хэнк перехватил одну из них, поднося теплые от разогретой посуды пальцы к губам. Чувство невесомого, готового ускользнуть в любой момент счастья, наполняло их. Всё неизбежно вело к нему: мягкие, нежные подушечки пальцев щекотали при прикосновении, а Коннор то и дело нервно и завороженно вздыхал, смотря, как медленно гуляют губы Андерсона по бледным ладоням, поднимаясь по аккуратному узору вен вверх. Тягуче, сантиметр, миллиметр. Шаг к чужой, пугливой душе. Страдающей и чувствующей настоящие, человеческие чувства. Чем чувственней становилась реакция на прикосновения к нежной коже, чем чаще менялись изгибы тела в порывах получить новую дозу прикосновений, тем сильнее, где-то глубоко внутри, разгоралась ревность, граничащая с бесконечным желанием обладать этим невообразимо прекрасным телом. Но было мало. Хотелось запустить руки в душу и забрать, выхватить её прямо из пластиковой груди. Андерсон сам не понимал, откуда взялась смешанная с желанием злость в груди, вызывающая больше вины, чем пуля, пущенная в любимое тело ранее. «Только мои руки могут вызывать в нём желание отдаться». Хэнк притянул его к себе, смахивая с прохладной щеки какой-то зожный соус, наспех сооруженный не совсем умелым, судя по обгоревшей корочке на противне, поваром. Коннор ведь и готовить толком не умел. Ладонь как-то прерывисто и грубо сползала вниз, охватывая шею, и живое сердце лейтенанта покатилось куда-то в бездну, когда он осознал, почему пальцы каждый раз с таким желанием тянутся овладеть заветным участком кожи. Бьющиеся в живом ритме, тут ежесекундно пробегали, возможно, целые сотни миллилитров синей жидкости, заставляющей андроида продолжать свое существование. От Коннора пахло свежей зеленью. Каким-то чертовым укропом что ли, может сельдереем. Андерсон не знал, но был очарован этим. Он не произнёс это вслух. Одними губами. «Спасибо». Взгляд шоколадных глаз. Лампы делают их пластиково-блестящими, устремленными прямо в самую душу, поэтому Хэнк пропускает момент, когда робот подается вперед, позволяя зарыться пальцам в свою копну темных волос, и, как бы Андерсон не избегал грубости, он делает это резко, так, что голова резко склоняется назад, оголяя бледную шею. Он впивается в белую кожу, целуя, кусая, вызывая низкий, грубый стон из груди брюнета. Испуг. Страсть. Любовь. У человеческих чувств много названий, но нет ни одного похожего «боюсь», «страдаю», «обожаю». Ту поразительную комбинацию бесконечной влюбленности и восхищения в прикосновениях Коннора описать было просто невозможно. В момент улетучилась та тяжесть гнетущих эмоций, когда тонкие пальцы, будто не веря, припали к коже Хэнка, едва ощутимо прогуливались по шее; секунда, и они задели шрам, полученный в перепалке пару лет назад. Коннор насторожился, думая, соображая. Нет, его еще не было рядом, когда какой-то уличный псих выстрелил в прохожую, а Хэнк подставился под пулю сам. Повезло, что глубокая царапина. Будто завороженный, лейтенант замирает, следя, как медленно тянутся к нему расслабленные губы. Поцелуй получился пугливым и каким-то совершенно невесомым. До дрожи хотелось почувствовать его тело полностью. Лейтенант думал, рассчитывал, вспоминал: андроид не помнит его голос, возможно, много чего еще забыл, но боится сказать об этом, напуганный и озадаченный. А вдруг завтра он оттолкнёт его? Это страшный сон, ей богу, просто догадки, лишние страхи — похер, как это еще назвать. Такого быть не может. Его Коннор всегда будет знать, что он из Киберлайф. Что прислан на службу. Чтобы стать его андроидом. Личным. Ладони скользят под фартук, огибая материю рубашки, под которой находится подтянутый мужской живот. Лейтенант чуть тормозит, чувствуя, как прогибается молодое тело в месте прикосновения и Коннор тихо скулит от внезапной теплоты на прохладном скине. — Коннор, тебе придется смириться с тем, что на первое я хочу тебя. Хэнк подхватывает с виду немалое тело андроида, отмечая, что в реальности он куда легче. И так куда приятнее, ведь уже через мгновение, столь желанный, Коннор сидит на обеденном столе, соблазнительно расставив ноги, а лейтенант удобно устраивается между ними, снова увлекая в поцелуй. Робот отвечает ещё охотнее, смелее. Будто раскрывается, рассказывает. Как волновался. Как переживал, решал, надеялся, размышлял и много чего еще. И как чувствовал. Любовь. Влюбленность. Слов нет. Слова не описывают то, что чувствуют андроиды с еще пока не настолько искалеченными душами. И Хэнка ведёт от этого взгляда и ладони на щеке. «Чёрт. Будь любым. Свободным. Искренним. Делай, что тебе велит твоя душа. Только будь со мной». Неуклюжим движением ладони Коннор уступает новому напору гуляющих по торсу рук, и, проехав на ней десяток сантиметров, смахивает банку с корицей, купленную им же пару месяцев назад. Тогда, помнится, он устал слушать едкие комментарии о мерзком запахе утреннего кофе. Он помнил, как глядя на красивый порошок, Хэнк лишь ухмылялся, говоря, что херовый кофеин каким-то сорняком не исправить. Но сейчас она пахнет божественно. Кажется, в поднявшейся ароматной пыли, Коннор становится каким-то сногсшибательно сексуальным. Хэнк проводит языком по мочке уха, и ему в действительности кажется, что он ощущает этот самый запах у себя в легких. Он легонько кусает краешек покрасневшего уха, чувствуя, как брюнет заметно ерзает на месте, прижимаясь ближе к теплому телу. «Ближе», — срывается с чуть покрасневших губ. Медленно расстегиваются пуговицы выглаженных штанов: Коннор уже выгибается, помогая стянуть ненужный предмет гардероба. Они освобождаются от одежды так быстро, что не успевает проходить и тройки секунд между столь желанными контактами двух тел. Рука ложится на бедро, огибая ладонью всю линию стальных мышц, ведущих к острому, безумно привлекательному колену. Хэнка просто выводит из себя эта мысль. Он. Сейчас. Без ума от одного изгиба. Губы резко припадают к подтянутому бедру, выводя линию поцелуев до заветной угловатости. Коннор закидывает ногу ему на плечо, оголяя всё новые и новые линии, которые хочется и желается изучать, прежде чем припасть к гладкому паху, вновь поднимаясь вверх. Хэнк просто вылизывает его, продолжая ощущать корицу каждым рецептором: текстуру, вкус, запах. Гладкость кожи в пути до напряженного соска, снова резкие движения грудной клетки андроида. Дыхание? К черту, как это звать, когда кто-то очень дорогой шепчет тебе «прикоснись», «войди» всё напористей и напористей. Хэнк медленно проводит ладонью вдоль напряженного члена, прежде чем срывается, снова требуя закинуть длинные ноги на плечи. Андроиды лучше гимнастов. Совершеннее. Гибче. Он практически не растягивает его и, слушая невнятный и повторяющийся как какое-то заклинание хрип «скорее», входит внутрь. Андроид лишь жмётся ближе, и сильнее стягивает кольцо рук вокруг шеи Хэнка. Он чувствует, как тот уже дрожит и становится буквально горячим. Едва поцелуй прерывается, с губ срываются хриплые, прерывистые слова. — Я сойду с ума, Хэнк, сойду с ума. Я не забуду этих прикосновений. И Хэнка просто ведёт от них. Он проваливается в какую-то бездну безумного жара и нарастающего предвкушения всепоглощающего оргазма. Тяжело дыша во влажную от бесконечных поцелуев щеку, он кончает, замечая, что андроид, кажется, на секунду отключается, расслабляя мертвую хватку. И если бы не поддержка на талии, они бы точно оба свалились на пол. На волнистые линии волос ложится ладонь: человек немного встревожен, и не знает, как еще показать это. Коннор явно хочет что-то сказать, но не решается. — Спи сегодня рядом, хорошо? Хватит уходить на диван, пол или куда-либо ещё, Коннор. В ответ кивок. — Хорошо. Перейдём ко второму? В окне их дома еще не скоро гаснет свет. Андроид боится сказать, что уже забыл, как пахнет дом Хэнка. Что уже не вспомнит виски, пролитый на ковёр, и не улыбнется мысли, что засыпать с бутылкой в руках в любое время суток — очень похоже на Андерсона. Ночь будет тревожной.