***
Адриана трясло. Причем настолько сильно, что он чуть не забыл детрансформироваться. Вспомнил он об этом уже достигнув дома. Утерев слёзы, юноша постучал в дверь. И тут же отскочил от неё, как от огня. Он слишком поздно подумал, что лучше было бы, если бы он пошёл через окно. Сейчас же, заходя через дверь, он рисковал попасть под целый шквал вопросов, так или иначе касающихся его внезапных слезных осадков, которые по всем признакам были продолжительными. Да и вообще, что он, чёрт возьми, делает за дверью?! И за воротами? Что с тобой не так, Адриан? Он всхлипнул и посмотрел на окно. Исправляться уже поздно? Адриан помотал головой и, не помня себя и не соображая, побежал вниз по лестнице и судорожно соображая, куда можно спрятаться. Но дверь слишком быстро открылась. Кое-как собрав мысли в кучу (явно состоящую из сухого песка и готовую рассыпаться при первой же возможности), он помахал руками перед покрасневшим лицом, стараясь остудить его. Всё это время, как только он соскочил с балкона, в его голове царил вакуум, не давая сообразить даже элементарного. Впрочем, отчасти он был этому рад — его голова не забивалась мыслями об этом человеке. О непосредственной причине его истерики. Редкие прохожие за воротами шли мимо и не обращали на него внимания, будто он висел под потолком в облике паука. Прекрасно. Ещё бы дома так было. Отец вряд ли придаст этому особое значение, а вот Натали обязательно достанет его, пусть и чисто ради приличия. Она должна выполнять свою работу. Натали была чем-то взволнована и отводила взгляд, стараясь скрыть настоящие эмоции. Адриан тут же рванул в комнату, чуть не сбив секретаря с ног. Там-то он даст волю чувствам в полной мере. По сути, он должен успокоиться и взять себя в руки, «ведь он же мужчина». Но нет. Он и так кажется многим окружающим чересчур безэмоциональным, постепенно становясь похожим на своего родителя. О том, что таким он являлся только на людях, знал, собственно, только он сам. Не хватало ещё, чтобы это действительно стало так и он растерял все свои эмоции. За ним никто не пошёл, отлично. Когда он прибавил шаг и уже уверовал в свою победу, его путь вдруг преградили. Габриэль Агрест внезапно оказался стоящим прямо перед его комнатой. Создавалось ощущение, что его ждали. Хотя это не могло быть правдой. Натали не могла так быстро сообщить ему о его, в прямом смысле, плачевном состоянии. Здесь крылась другая причина. — Адриан, — вдруг начал мужчина. — С тобой всё в порядке? — Да, — ответ не заставил себя долго ждать. Его всего-то обесчестили и выбросили, и это всё ради какого-то дурацкого кольца. Ничего интересного. Юный Агрест почувствовал, что до очередной волны истерики оставалось совсем немного. Почему он не кричит? Почему не спрашивает, какого вообще лешего он не в своей комнате, а на улице? Затишье перед бурей? Всё слишком не так. Будто во сне. Только в кошмаре или нет, он ещё не понял. Ему нужно было срочно попасть в своё логово. Однако родитель не собирался его отпускать, не отступая в сторону и не сводя с него своего пристального и какого-то тревожного взгляда. Срочно. В комнату… — Пропусти, пожалуйста, — Адриан не отважился сделать шаг вперёд и выставить руки вперёд, только согнув руки в локтях и, прижимая к телу, развернув их ладонями к отцу. — Ты лжешь мне. Прозвучало очень грубо. Габриэль заметил это и поспешил поправиться, в привычном жесте скрывая трясущиеся руки за спину: — Я вижу, что с тобой что-то не то. — Всё нормально. Руки начали трястись. Ростом отец был точно таким же, как Бражник. У него такие же широкие плечи и гордо поднятая голова. Снова вспомнив о нём, юноша отвернулся и зажмурил глаза, чувствуя, что он на грани. Что происходит? Даже когда он сходил с ума по извечно «динамившей» его Ледибаг, такого не было. Возможно, это из-за того, что с Леди у него всё не зашло настолько сильно далеко? — Не нормально. Кто тебя расстроил? — Никто… — Адриан. Его имя, произнесенное низким голосом отца, всегда заставляло его содрогаться. И сегодняшний день не стал исключением. Месье Агрест вздохнул, понимая, что сын находится в состоянии, близкому к замороженному, и положил руку ему на плечо, открывая дверь в комнату и заходя внутрь. Как только они прошли, он закрыл дверь и проследовал к кровати. Такое поведение было необычным и слегка напугало психически нестабильного юношу. Вдруг Адриан забылся и всхлипнул. Он заметил это только когда отец шумно выдохнул. — Теперь мы вдвоём. Рассказывай. Но это не особо воодушевило его сына. Он продолжал сидеть словно замороженная рыба. Габриэль не сводил с него взгляда и всё ещё ждал, что Адриану хватит духа признаться. Но тщетно. Тогда он не долго думая взял его за подбородок и повернул голову к себе. Большие зелёные глаза были красными и удивленно смотрели на него. Для Бражника и Кота это было обычным жестом, после которого обязательно следовал долгий поцелуй. На секунду мужчина даже забыл, что на нём нет маски. И только нервное дыхание и метающиеся из стороны в сторону глаза вернули его в реальность. Поняв, что такое поведение не приемлемо для отца и сына, он чуть не одернул руку, однако вовремя справился с собой и постарался держаться как можно естественнее. — Можешь рассказать мне абсолютно всё, — уверенно сказал он, отстраняясь. — Почему? Габриэль внутренне вздрогнул. Зрачки в больших зелёных глазах уменьшились. — Что почему? — Почему ты внезапно стал интересоваться моим состоянием? Тебя это раньше никогда не волновало. Адриан сказал это очень грубо, даже не позаботившись о правильности ни интонации, ни тембра голоса. Ему внезапно захотелось накричать на кого-нибудь. Недавний жест снова напомнил ему о Бражнике, к которому он испытывал целый шквал чувств, среди которых главенствующим была всепоглощающая ненависть. Габриэль всё прекрасно понимал. На его месте он бы и сам разговаривал не лучше. Адриан разбит и опустошен, думая, что им просто воспользовались. Но он знал это только как Бражник. Месье Агрест не должен быть в курсе происходящего. Ведь его же там не было. Идеализированный собственным сыном, он виделся ему безупречной ледяной фигурой и всегда старался соответствовать этому образу. Но сейчас он вдруг запутался и не знал, как ему действовать. Как Габриэль он должен удивиться и поставить своего ребенка на место. Как Бражник… Чёрт возьми. Он совершенно точно запутался. Быть Всепарижским злом было трудно. Любовником своего врага — очень трудно. Отцом желаемого всеми мальчика — тем более. А вот совмещать эти три, с позволения сказать, профессии, оказалось просто невозможно. Особенно с учетом того, что два последних пункта пересекались слишком уж тесно. Получался замкнутый круг. И, подумав, он решил, что виноват абсолютно во всём, что творилось с его сыном. — Я просто… — Агрест-старший решил подать признаки жизни. — Я ведь твой отец… — Прости… — к счастью, Адриан умерил свой пыл и кажется пришел в себя, скрывая лицо в ладонях. — Я не должен был так разговаривать. Как же хочется удавиться…Как же хочется удавиться…
— Это ты меня прости. Я уделял тебе слишком мало времени. Я заслужил это, наверное… Юноша ещё никогда не видел настолько виноватого лица и не слышал таких слов. Приятно, что отец прозрел и главное, признал это вслух. Противно, что он не мог этому порадоваться, ведь его настроение сейчас маячило где-то наравне с фундаментом. Ещё его огорчало то, что сие редчайшее явление произошло так не вовремя. В любой другой своей проблеме он бы обязательно признался. Но вот открыть то, что он спал с мужчиной, казалось ему невозможным. Придумать что-то другое Адриан не мог. Слишком мало времени. И так много пустоты в голове. — Ты можешь рассказать мне всё, что угодно. Даже если это кажется тебе ужасным. Слишком «палевный» намек. Но делать нечего. Как по другому заслужить доверие и ещё больше возвыситься в этих изумрудных глазах, Габриэль не знал. С другой стороны, он опять наступал на те же грабли. Идея косплея на Мать Терезу уже однажды сыграла с ним злую, даже слишком злую шутку, из-за которой собственно всё и произошло. Повторяться Габриэль Агрест не любил. Он не терпел вторичности нигде. Ни дома, ни на работе, где зеркальное отражение могло погубить всю композицию. Неужели, пришло время ломать стереотипы? Скорее, пришло время узнать, что такое быть настоящим отцом. — так он себя «успокаивал». — Нет. Сказал, как отрезал. Ууу, чертова наследственность. — Клянусь принять, понять и по возможности помочь. — Не бери в голову. — Адриан. — Я не хочу… чтобы ты отстранился от меня ещё больше, — вдруг выпалил юноша. — А если я признаюсь, это… это точно произойдёт. Как же тяжело знать правду и ждать, пока тебе её скажут. Адриан лишь помотал головой и отвернулся. Он всегда мечтал сблизиться и поговорить по душам с единственным родным человеком на любую тему. Но он не хотел, чтобы ему пришлось признаваться в чем-то таком… ещё сейчас юный Агрест очень боялся потерять своего единственного родственника. Вот только… признание означало полный провал. Крах и без того хрупкого доверия между отцом и сыном. И в то же время игнорирование грозилось не меньшим крахом. Судя по лицу, Габриэль уже начал понимать, что ему не удастся ничего добиться, и постепенно терял интерес к беседе. А ещё он посчитал, что его сын ему не доверяет. В кой-то веке отец отважился поговорить с ним. И тут такая ситуация. Полный провал. Так думал Адриан. Нужно было срочно решать, что для него и его отношений с родителем сейчас лучше. Они никогда не разговаривали на такие темы. Они вообще редко что-то обсуждали, но вот тему гомосексуальности и непосредственного мнения Габриэля о ней, не задевали уж точно. До недавних пор юноша даже не задумывался об этом, да и не предполагал, что когда-то коснется её. И тут такая подстава. Что сделает отец, если он признаётся? Накричит, окончательно сотрет из своей жизни или поймет и примет, как и обещал?.. Очевидно, что он склонялся к рискованному варианту с открытием всех карт, не желая уподобляться всё тому же отцу и понимая, что игнор приносит собеседнику только жгучую боль. Габриэль внимательно смотрел на сына. Хватит ли ему духа признаться? Впрочем, чего он удивляется? Его сын его боится. — Не произойдёт, — твёрдо сказал он. — Я пообещал, что приму всё. Хоть я и мало уделяю тебе внимания, мне важно, чтобы с тобой всё было хорошо. Чёрт, отец какой-то подозрительный. Неужели, он каким-то образом… всё знает? Значило ли это, что неделю назад Натали все-таки их видела? — Правда? — в зеленых глазах загорелась слабая, очень слабая надежда. — Ты правда обещаешь? — Да. Адриан повернулся к отцу полностью. Поднял на него виноватый взгляд, но тут же опустил обратно. Хотел взять за руки, но побоялся. Он сглотнул возникший в горле ком и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но из горла вырвался только тихий хрип. Месье Агрест почувствовал себя настоящим чудовищем. — Я… понимаешь… Я… Один мужчина… — каждое слово давалось ему с огромнейшим трудом, будто весило как три Гориллы. — И он… Увидев это, отец уже сам взял его за руку, тут же накрывая узкую похолодевшую ладонь своей. Руки отца тоже оказались ледяными и слегка дрожащими. — Я и он… — Спокойнее. — Мы… встречались с ним, — и невольно поднял взгляд на родителя, но спустя мгновение снова вернул на покрывало. Отец был спокоен. — Мы… спали. Последнее слово он произнес настолько хрипло и тихо, что любому человеку пришлось бы прислушиваться. Но Габриэль всё прекрасно расслышал. Его сыну хватило духа. Все-таки он у него сильный мальчик. Адриан выдернул свою конечность и став в тысячу раз виноватее, спрятал её подмышку. Лучше бы отец его и правда о побеге спросил. — А сегодня он… сказал… что я… В глазах начало ужасно щипать. Только бы не зарыдать… — Что я ему не нужен. Что всё кончено. Ресницы намокли, но ему удалось сдержать слезы. Все-таки смог. Признался. Теперь он просто зажмурил глаза, плотно сжал губы и даже перестал дышать, ожидая реакцию. Молодое сердце билось настолько громко и часто, что казалось, будто мелодия его сердцебиения эхом отражается от стен и потолка просторной комнаты. Время будто замерло. Реакция всё не поступала, и становилось страшно. Секунда. Две. Десять. Минута. Сколько уже прошло? Ещё мгновение, и его сердце точно остано… Поток мыслей оборвался, когда лоб ощутил приятную поверхность знакомой ткани отцовского пиджака. От неожиданности Адриан распахнул глаза, но умение дышать возвращаться так и не спешило. — Ну и дурак ты, — раздалось во внезапно душном помещении. — Наивный и доверчивый дурак. Юноша не смел вдохнуть. Руки отца лежали у него на спине, а одна из них прижимала его голову к плечу. — Кто он? Как его имя? Ха, вот уж действительно интересный вопрос, Месье! — где-то внутри усмехалась совесть. Мальчишке же было не до смеха. Когда он уже подумал, что всё позади, возникла новая причина для волнения. Их общим договором со всей супергеройской нечистью была полная анонимность. И даже их с Бражником отношения не стали исключением. — Не знаю… — Как это «не знаю»? — Не знаю, и всё… Узкие плечи начали подрагивать, и мужчина решил, что довольно с мальчика пыток. Бесполезных пыток. Он всё равно знает своё имя. Волнующегося отца он сыграл достойно. Хватит. — Я думал… ты будешь злиться из-за того, что я… с мужчиной… — Хоть с мужчиной, хоть с женщиной надо при себе мозги иметь, — произнес Месье Агрест в откровенно говоря не характерной для себя манере. — То, что ты… — и внезапно осекся, подбирая слова. — Голубой… это ничего. Это твоя особенность. — Я не голубой, — Адриан отстранился и, почувствовав свободу, успокоился. —