Адриан. Адриан. Адриан. Адриан. Адриан.
Гори синим пламенем всё то, что могло осудить их за безумие или привычки. Нужно привести свои мысли в порядок.***
Как загнанный пёс Лука пытался отдышаться. Вдох-выдох, вдох-выдох, всё медленнее, медленнее. Царящему умиротворению можно было позавидовать: ни в одном из уголков комнаты совершенно не угадывалась произошедшая какие-то часы назад вакханалия. Все предметы занимали своё законное место, простыня не была смята до состояния жгута и отнюдь не отличалась влажностью. Часы показывали пять-пятнадцать утра, в то время как Бражник пришёл в половину четвёртого, — запомнил, разбивая кулаки об то место, где когда-то стояла дверь. Ткань ведь не могла так быстро высохнуть? Парень вскочил на ноги, в два шага достигнув спрятанную сумку. Его злосчастное оружие покоилось на самом дне, ровно так, как его сюда и погрузили. В то время как Куффен совершенно точно использовал его как метательное ядро и бросил в неизвестном направлении. Тогда, совершенно растерянный, парень побежал к своей последней надежде. Неровный треугольник на уровне живота у самого края рамы, абсолютно неприступный для невнимательного старого козла… На стекле отсутствовал. Потерянный молодой человек уставился перед собой. Он чётко помнил, как быстрым мазком вывел максимально неслучайные линии, чтобы утром уличить старшего Агреста во лжи. Но… где они? Несколько шагов назад не повлияли на видение, ровным счётом как и приближение вплотную. Стекло было идеально настолько, что в него впору врезаться!!! Ну не бегал же Бражник после содеянного с тряпкой, специально выглядывая: а не заляпал ли какой-то Лука Куффен стёкла?! Или же… или же… Это и правда был сон?.. Тогда, в больничной палате, когда Лука созерцал собственные оголённые кости, Бражник не заметил книгу и оттого она не встала на место. Тогда он логично предположил, что злодей мог вернуть вспять всё, что натворил, но только с условием, что проконтролировал ситуацию и запомнил положение предметов до того как заполонил их иллюзией. Но что теперь? Ведь треугольник он тоже не видел! И не мог знать, в каком положении и под какими вещами лежал пистолет. Но если то был сон, возникший на почве возвращения Габриэля, почему Бражник решил явиться только две недели спустя? Потаённая часть человеческого разума. Ах, да, злополучная годовщина. Молодой музыкант ступил назад. Он осмотрел всё, до чего мог дотянуться. И вдруг понял, что всё это время избегал главного. Самого Адриана. Зрение будто игнорировало его существование. Ему будто не хотелось на него даже смотреть. Лука пришёл в ужас от подобных мыслей, оборачиваясь и во все глаза глядя на кровать. В столь ранний час белокурый юноша мирно спал. Виновен ли он в случившемся? А в случившемся ли? Будет ли Адриан действительно отстаивать собственную честь в ответ на каверзные предложения злейшего, но желанного врага? А желанного ли? Как много вопросов. Слишком сложно для едва проснувшегося мозга. Лука ещё раз осмотрел комнату. Вновь забывая об Адриане. Вера в его святость едва ли стоила сомнений в обычное время. Но после увиденного к горлу подкатывалась предательская тошнота. Ему тошно было сомневаться в любимом и тошно чувствовать, как он начинает верить собственной же фантазии. Никому и никогда не удавалось играть на самолюбии Луки Куффена ввиду его флегматичности. Сейчас же парень был готов поклясться, что буквально слышал эту нервную и нестройную мешанину из звуков, настолько громкую, что впору схватиться за голову. Что, собственно, он и сделал. Что ещё Бражник теоретически мог упустить из вида? Габриэль — несомненный идиот, и чисто физически не мог не допустить ни одного огреха! Глаза начали гулять по телу напротив, и на всякий случай музыкант опустился рядом с ним на постель. Он наклонился над лицом, пытаясь высмотреть на нём изменения. Да какие там могут быть изменения? Проверить стоило далеко не лицо, да и то, скорее всего, уже бесполезно. Какая же безвыходная ситуация. — Доброе утро. Конечно же, шумное дыхание и взгляд в упор не могли не стать причиной пробуждения Адриана. — Доброе. — Лука слишком быстро выпрямился и сложил ладони на коленях. — Как спалось? — М-м, отлично. С тобой всё нормально? — Да, всё отлично. — Прозвучал парень по обыкновению неубедительно, в следующую же секунду озвучивая причину своего состояния: — Что тебе снилось? Ты очень беспокойно спал. — А? — вместо ответа прозвучал непринуждённый зевок. В светлой голове же всё было не столь радужно. Конечно, Адриан помнил, что ему приснилось. Но стоило ли сознаваться в таком? Отнюдь нет. — Ничего особенного. — Ты звал Бражника. — А-а… — ещё раз «беззаботно» юноша потянулся на постели. — Ну, там была школа. Даже не знаю, что он мог там забыть. Ты опять ревнуешь? И конечно же он помнил, что Бражник забыл в его сновидении. Или всё же признаться? Как же стыдно врать. И ещё более стыдно осознавать, что он получил давно желаемое удовольствие, о котором давно позабыл. Он любит Луку, и ему с ним комфортно. Ему не хочется обижать его. И в то же время не хочется лгать. Какую из зол следует выбрать? Стать лжецом или подлым изменщиком? Впрочем, это ведь был сон? И в реальности он бы «ни за что не пошёл бы на измену»? Чего только не приснится!!! От волнения и мук совести юный Агрест почувствовал, как горячеет его тело, поэтому поспешил скорее сгладить неловкую паузу, лениво потянувшись за телефоном. — Который час? — украдкой он глянул в дисплей. — О, чёрт, зачем ты меня так рано разбудил? Мы могли поспать ещё целый час. — Подушка накрыла голову. — Я теперь точно не усну. К мастеру идти аж к девяти!«Стоит ли ему верить?»
«Стоит ли ему лгать?»
Как далеко они все зашли. Без шанса повернуть назад. Вот бы всё стереть и начать заново. — Знаешь, — вдруг заискивающе начал Куффен, пальцами приподнимая чужую футболку и пробираясь к животу, — раз у нас появилось свободное время, мы могли бы провести его с пользой? — Да, могли бы. — Как хорошо, что Лука решил перевести тему. Адриан с радостью принял ласковые действия, не менее нежно проводя по щеке напротив. Тот в свою очередь, услышав согласие, радостно сгрёб партнёра под себя. — Знаешь, — ещё одно невесомое касание к щеке, — я рад, что ты стал меньше уклоняться от «исполнения супружеского долга». — Супружеского?.. — внезапно парень остановился. Выражение его лица тут же сменилось на беспокойство, а голос и вовсе перешёл на шёпот: — Значит, мама всё же проболталась… и ты… согласен? — Что? На что согласен? Что ты имеешь в виду? — Я собирался сделать это в более располагающей обстановке, но… раз я так бездарно спалился, то… чувства, которые я испытываю к тебе, сильнее всех, что я испытывал за свою жизнь. Твоя партия в моей жизни — самая значимая и живая из всех. Поэтому… когда тебе исполнится восемнадцать, ты бы… ты хотел бы… чтобы твоя мелодия сопровождала меня всю жизнь и стала моим аккомпанементом? Ты хотел бы стать моим супругом? Что это только что было?.. Он спит? Это ведь не могло быть правдой? Не могло всё в жизни стать настолько хорошо?! Не осознав, что даже не дал ответа, юный Агрест вцепился в своего любовника руками и ногами, обнимая того почти до удушья. Чувство ни с чем несравнимого счастья накрыло с головой настолько, что он даже потерял счёт времени. А затихший музыкант не смел нарушить тишину. — Конечно, я согласен, — спустя неизвестный промежуток времени юноша сообразил, что ему нужно ответить, и позволил партнёру приподняться, чтобы видеть его глаза. — Ты самый лучший, добрый и заботливый человек на планете! — Только у меня нет с собой кольца. Я собирался приобрести его сразу после того как отведу тебя домой после тату… ох… а это считается? — Ещё как считается! Ничего страшного. Твои слова были искренними, и это главное. Не в силах справиться с этой святой добротой, парень прижался лбом к светлым ключицам: — Как же я люблю тебя… — Пожалуй, мы никогда не будем никому рассказывать, при каких обстоятельствах ты сделал мне предложение. Сначала музыкант вопросительно посмотрел на своего новоявленного «жениха», а потом понял, что всё это время его рука была у него на причинном месте, и чем конкретно они вообще-то занимаются.***
В холле их встретила картина необычная. Хозяин поместья стоял перед входной дверью и мрачно таращился в окно из-под верхушек свежепосаженных кустов. — Отец, — сразу же радостно воскликнул его сын, быстрее спускаясь по лестнице, — ты стоишь на ногах?! — Эти репортёры и мёртвого поднимут. За воротами и правда собралась нестройная толпа, своим напором, кажется, грозящая эти самые ворота снести. Неужели, врач нарушил обет молчания? Или же лепту успела внести сучья секретарша перед своим непосредственным обнулением? — Мне прогнать их, месье? Легка на помине и как всегда наводит жути своим бесшумным появлением прямо за спиной. Будто не было всех тех событий, что отбили ей всякую охоту служить ему. — Что ты тут делаешь? — Я обещала Адриану и Луке подвезти их. Прав был носатый: эта женщина и правда проявляла чересчур рьяный интерес к его семье. И даже когда у неё не осталось к ней никаких чувств, она продолжала лезть не в своё дело. Как бы вывести её из строя? — Ну и куда вы собрались в выходной день? — обратился маэстро уже к своему отпрыску, поворачивая голову на оного. — Тем более в такую рань. — Мы… — Адриан потупил взгляд в пол. — Просто хотим прогуляться. Судя по выражению лица, отец не поверил. Он подозрительно смерил троицу взглядом и сдвинул брови. Натали же спасать ситуацию не спешила, отсутствующе пялясь поверх предметов, и юноша на всякий случай дополнительно пожал плечами. — Что насчёт прессы? — всё же мадам сдалась, поняв, что надеяться не молодёжь не стоит. — Утром в новостях Ваш лечащий врач оговорился о том, что Вы уже давно находитесь дома. Поэтому я и приехала за мальчиками, чтобы они не попались журналистам. Что-то замышляют, паршивцы. Или паршивец? Будет ли Натали противостоять ему и теперь? И что сделать с желтушниками? Поверят ли они в его «чудесное» исцеление? Как же не вовремя месье решил похвастаться своим прямохождением. Зашуганная медсестра ждала в кабинете, и именно сейчас её отсутствие страшно раздражало. Он не умел плеваться медицинскими терминами ровно как и вести радушную беседу, и оттого сильно злился. Но если не пустить жадных до информации кретинов за ворота, то ожидать можно было всего, на что только способен полёт человеческой фантазии вплоть до становления грибом. — Я выйду к ним сам и отвечу на несколько вопросов. Иначе они не отстанут. — Чтоб им провалиться! — Натали, выведи молодых людей через пожарный выход. Послушно кивнув, женщина молча развернулась и двинулась куда-то вглубь дома, а следом за ним и парень с рюкзаком, как вдруг ступить не получилось. Удерживаемый им за руку юноша остался неподвижен. — Идите, я вас догоню. — С этими словами ладонь выскользнула из другой. Оставить двух его врагов наедине? Ну уж нет! Крашеный мерзавец смотрел на его сына поверх протянутой ладони почти минуту, и всё же хмуро зашагал в обратном направлении. — А… ты не торопишься? — Нет, — золотистые волосы качнулись, — просто я… Вдруг Адриан заметил, с каким недобрым выражением отец провожал его возлюбленного. Сказать? Или пока не стоит? Тем более что оставить отца с такой новостью и уехать было бы ужасно некрасиво. Скрепя сердце, юный Агрест поджал губы и ещё раз покачал головой. Пусть разговор о браке останется до лучших времён. — Ты выглядишь очень счастливым. Произнося это, хозяин особняка и сам сиял ярче рассветной звезды, вскоре по ставшей обыденной привычке заключая сына в объятия. Просто прекрасно: ему можно обнимать его как только ему вздумается, хоть на людях, хоть наедине. Можно прикасаться к нему неограниченное количество раз и ощущать теплоту его тела в любое время суток. — Просто очень рад видеть тебя на ногах. — Ответил юноша, уже укладывая ладони на родные плечи. — Подумать только, раньше тебе приходилось нагибаться, чтобы обнять меня. И теперь можно уткнуться носом в его шею, когда Адриан принимал его снизу. Теперь они идеально соразмерны. — Я очень жалею, что не делал этого раньше. — Пытаясь справиться с истинными чувствами, мужчина вдохнул запах кожи. — Сейчас я готов обнимать тебя постоянно, не выпуская. Даже не подозревая о мыслях единственного родного человека, которому мог доверять, Адриан расценил этот жест как проявление самой чистой и искренней родительской любви. В которой, к слову, ничуть не сомневался с самого рождения. Юноша сжал руки как можно сильнее. — Ай!.. — вдруг взвизгнул мужчина, вздрагивая в родных руках, которые тут же разжались. — Пожалуйста, не так сильно. Мои мышцы ещё не настолько восстановились.***
— Лука, ты хорошо себя чувствуешь? Может, мне отвезти тебя домой? — Мадам Филидор. — Проговорил Лука строго, начисто проигнорировав вопрос. — Вы можете быть со мной честной? — А… Конечно. — Отец Адриана — Бражник, ведь так? Пристальный взгляд голубых глаз не сулил ничего хорошего. Он резал своим льдом и давил мрачностью и обречённой злостью. Мадам замерла, точно попала под действие этого холода, явственно ощущая, как по спине пробежались мурашки. — С чего ты так решил? — наконец, отмерла она. — Вы обещали, что будете честны! Я знаю, что Вы в курсе всех его дел. Прошу вас, — парень подался вперёд, прижимая руку к груди и чуть ли не наваливаясь на водительское сиденье. — Скажите мне правду! Я ничего не буду предпринимать. Мне просто нужно это знать. — Нет. Отрезала она и тем самым способствовала тишине. — Что — нет? Мадам готова была провалиться под землю. Как же хочется не лгать… Наконец, дверца открылась, и на сиденье рухнул довольный и сияющий Адриан, сразу же подхватывая своего партнёра под руку. Женщина изменилась в лице и с напускной серьёзностью задрала нос вверх. — Как я и говорила, в случае, если месье Агрест обо всём узнает и будет негодовать, я буду отрицать свою причастность. — Да, Натали, я помню. Приму весь удар на себя. Под очаровательный смех своего подопечного, мадам завела мотор и привела автомобиль в движение. Лука всё ещё испускал в воздух молнии. Он почти был готов признать, что сходит с ума. Натали была последней надеждой, последним мостом к его разуму. Да и тот сгорел в мгновение ока. Она была бы с ним откровенна. Она сказала бы ему, если бы это было правдой. Она ненавидит Габриэля и пыталась его убить. Но будучи взрослым человеком, спрятала свою никчёмную ненависть подальше и продолжает жить без конфликта ради них всех. Когда-то так умел делать и Лука… И вот они остановились. Начинать заново было уже слишком поздно, поэтому, распрощавшись, молодые люди наконец ступили за порог. Некоторое время они шли молча, но как только автомобиль остался позади и скрылся под тенью голых деревьев, которыми была густо усеяна аллея перед нестройными воротами, музыкант остановился и тишина нарушилась: — Ты точно готов? — Ну… — ответил удерживаемый им за руку юный Агрест. — Я был готов. Пока не поговорил с отцом. Он так дове… Договорить ему не дали: до ушей донёсся жалобный писк. Оба молодых человека синхронно задрали головы в поисках источника звука. Но сколько бы они ни пытались, оный не находился. Пока Лука не протянул руку куда-то в сторону исполинской корявой рябины: — Как он туда забрался? С вершины дерева, едва проглядываясь сквозь черноту сухих ветвей и ссохшиеся потемневшие ягоды, вниз глядели два огромных зелёных огня. Разглядеть в этом чёткую фигуру стоило больших усилий, и всё же у них получилось. Это был чёрный как ночь котёнок. На ветру дерево энергично размахивало своими лапами как гремучая ива, раскачивая маленького пассажира над видами потаённых углов центрального парка. Адриан ахнул от ужаса, Любое движение грозило неминуемым падением. — Подержи, пожалуйста. — С этими словами юноша вручил своему спутнику рюкзак и уверенно направился к дереву. Ветки угрожающе затрещали под небольшим весом, заставив Куффена встрепенуться: — Может, не стоит? — Не бойся, всё будет хорошо. С каждым сантиметром «восхождения» Адриана на сухую рябину сердце Луки всё больше пропускало удары. Юный Агрест же был неумолим, всё больше приближаясь к заветной цели, которая теперь извещала о своём существовании ещё порядка нескольких километров. — Потерпи, — ласково пропел юноша, устанавливая ступню на промежуток двух крупных веток. — Скоро ты окажешься на твёрдой земле. Убедившись, что нога стоит надёжно, он покрепче сжал пальцы и резко поднялся вверх, кажется, услышав, как заскрипели лямки его рюкзака, сжимаемые казалось бы худыми белыми пальцами. В выпаде юный Агрест протянул руку и быстро сгрёб комок тьмы в ладонь. — Вот та-а-ак, — юноша прижал трясущееся существо к груди и медленно шагнул вниз. Затем ещё раз. — Видишь, совсем скоро будешь стоять на твёрдой земле. Когда до спасения оставалось около метра, ветка под ногой опасно хрустнула, но всё же выдержала. Следующая же опора оказалась чересчур мягкой. Даже неосязаемой. Юноша кое-как смог наклонить голову, выглядывая место, куда можно встать. — Правее! — нервно подсказывали внизу с вознесёнными вверх руками, готовыми в любой момент подхватить нерадивого спасателя. — И только держись! Стопа всё же опустилась на небольшой сук, и юноша спокойно выдохнул. Как вдруг послышался ещё один громкий хруст. Адриан поспешил скорее миновать опасный участок, что есть сил прижав животное к себе, но внезапно под рукой возникла пустота. Прежде, чем он успел отреагировать, раздался визг Луки, а перед глазами возникла темнота. — Адриан!!! Воздух удалось набрать в лёгкие лишь с третьей попытки. Когда юный Агрест восстановил соединение с миром, он обнаружил себя лежащим навзничь на бордюрной плитке. В непонимании он попытался покрутить головой, но внезапно она сделалась дико тяжёлой, на каждое движение отзываясь противной морской рябью. Несмотря на, по всей видимости, бурный протест со стороны мельтешащего перед глазами и размахивающего руками Луки, юноша всё же смог приподнять голову. Обладатель горящих зеленью глаз с вертикальным зрачком ошалело таращился на своего спасителя из-под тонкой куртки и сопел как чайник, согревая кожу своим горячим дыханием, а крохотными иглами на лапах вцеплялся в него как в дерево. Жив и полон сил. — Я же говорил, что скоро ты окажешься на земле. Правда, не думал, что так быстро. Тогда юноша понял, что его старания не были напрасными и блаженно растянул губы в улыбке, с чувством выполненного долга проваливаясь в забытье.***
Удавить бы синего паршивца за дверями вместе с «током ушибленным» кошаком, бросающего в их сторону презренный взгляд. Берёг его всю жизнь как зеницу ока. Своего «единственного» и долгожданного сына. И, как и предполагал, дозволение расправить крылья обернулось закономерными травмами. Прав ведь был, хоть и не вкладывал в свои мысли глубинного смысла. Как забавно: истинную суть и ценность вещей человеку свойственно осознавать только когда позовёт злой рок. Тогда не остаётся места для злости, а приходит лишь печальное осознание. Особенно, когда главным камнем преткновения и причиной бед ближнего стал ты сам. К великому удивлению и ужасу, на лице юноши всё ещё сияла улыбка: — Ну, зато я спас кота. Ставший объектом всеобщего внимания, Адриан беззаботно улыбался и щурил глаза, точно пытаясь скорее от этого самого внимания сбежать. Однако несмотря на его потуги, взгляд и не думал отставать от белоснежного гипса, «украшающего» его левую конечность. А главное — как умудрился?! Даже смешно: столько времени провёл на крышах небоскрёбов и грудах металла, и получил трещину в кости, навернувшись с высоты двух метров. Габриэль натянул одеяло на мальчишескую грудь и мягко коснулся узкой ладони на ней. В точности как в далёкие времена, когда по часу мог укладывать Адриана спать. На заре становления их семьи, Эмили приходилось много работать. И в определённый момент у неё просто не оставалось сил на ребёнка. Ей нужно было отдохнуть без лишнего внимания и шума со стороны маленького создания, путавшегося под ногами. Тогда Габриэль брал на себя ответственность и нейтрализовал отвлекающий шум, пряча его источник в необъятную клетку. — Ты уверен, что тяжёлое сотрясение, гематомы и трещина в «плюсневой» кости того стоили? — громко возмутился мужчина. — Я даже не знал, что такие кости есть. Как ты ещё не сломал рёбра?! Уму непостижимо! — У меня есть хорошая практика приземлений. Группировался как мог, чтобы меньше пострадать. — Адриан! — Да брось, трещина небольшая. — Апеллировал юноша, указывая на снимок на мониторе медицинского компьютера. — Мне совсем не больно. Скоро побегу. С начала гастролей блядского инцестного цирка вся «труппа» с завидной регулярностью оказывалась либо без башки, либо на больничной койке. И это месье знатно напрягало. На счастье, почти всегда процесс был обратим. Теперь же травму придётся лечить долго и муторно, вполне физически и причиняя боль. Себя он был готов приносить в жертву сколько угодно, в последнее время страдания и вовсе начали доставлять ему удовольствие. Но он никак не мог позволить этого своему сыну. Он не должен страдать. — Месье Агрест, — прихрамывая, в палату вошёл уже знакомый юноше врач. — Я передал письменные рекомендации Вашему секретарю. — Бывшему секретарю. — Мадам Филидор представилась как секретарь, приношу извинения. Вам нужно тщательно следить за самочувствием сына и через два дня явиться на контроль. В целом, учитывая высоту дерева и угол падения, а также благодаря тому, что Лука принял часть удара на себя, юноша отделался лёгким испугом. Ваш сын отлично умеет выбирать такой же отважный круг общения, месье. Большая редкость в наше время. Старший Агрест недовольно хмыкнул: а не подкупил ли ушлёпок этого врача? — От посещения лицея и тренировок стоит воздержаться более чем на месяц. Вы можете ехать домой. — Благодарю. — Как можно более вежливо процедил маэстро и, не задумываясь, под дружное изумление подхватил сына на руки и преспокойно зашагал к выходу. — Месье! — воскликнул врач. — Мы сейчас вызовем носилки, Вам не стоит так напрягаться. Габриэль остановился. Неловкая тишина заставила его посмотреть вниз. Адриан неловко затих и смотрел на него снизу вверх, прижав кисти к груди. Публика в коридоре наблюдала за странным действом с не меньшим изумлением, пусть некоторые из них — даже с восхищением. Мужчина встрепенулся, осознав ситуацию и, пытаясь выглядеть непоколебимо, продолжил свой путь. — Я уже поднял его. Справимся сами. Натали ещё раз что-то шепнула о тяжести, но была проигнорирована, поэтому скоро семенящим шагом направилась за ним. Оставшийся фрик с кошкой поползли следом, хоть и держась от «кортежа» позади. Путь до машины выдался максимально неловким. Юный Агрест всё время молчал. Точно котёнок, которого спасли и теперь несли домой. В то же время было немного боязно представить, как на самом деле отец отзовётся о ситуации и в чём обвинит Натали и Луку, когда они останутся наедине. — Вы двое. — Совершенно неожиданно Габриэль остановился. — Садитесь в машину. Музыкант растеряно закрутил головой, пытаясь понять, кого ещё агрессор видел рядом с ним. — Ты. И зверь. Быстрее. Отвезём вас до дома. Молодой человек встрепенулся от неожиданности, и всё же отлип от входной двери в больницу. Бережно усадив сына на пассажирское сиденье, вдруг Габриэль захлопнул дверь прямо перед носом его вздрогнувшего любовника. Дождавшись, пока оный выпрямится, маэстро перешёл на едва уловимый шёпот: — Спасибо, что спас сына. Жаль, что не полностью. — И вновь отворил дверцу, пропуская сжавшегося парня вперёд. Оказавшись внутри, Куффен не мог перестать на седой затылок на переднем сидении. Действительно ли Агрест решил закопать топор войны? Или он просто хочет перетянуть одеяло «лучшего» на себя? Но если бы он хотел выглядеть лучше, то, наверное, сказал бы слова благодарности во всеуслышание? Неужели, Лука и правда сходил с ума? — Что вы собираетесь делать дальше с этим животным? — Думаю, он будет жить у меня. Адриану сейчас не до животных. — Хорошо. Как назовёте? — Плагг! — хором воскликнули юноши, даже не глянув друг на друга. Эта ситуация позабавила почти всех, кто ехал в машине за исключением великого месье. Поймав скептический взгляд которого, Натали пришлось спрятать улыбку. В комнату Адриана также внесли торжественно на руках. Хотелось пошутить, что он может привыкнуть, но всё же пришлось сдержаться, осознавая всю серьёзность своего положения. — Кажется, ты покончил с геройской деятельностью два года назад. — Вздохнул отец, наконец укладывая сына на постель, а сам опускаясь рядом. — Твой поступок очень благороден, но он чуть не стоил тебе здоровья. Следовало подумать, прежде чем предпринимать нечто опасное. — Я знаю… но я просто не смог остаться в стороне. Я увидел беззащитное существо и принял меры. А вдруг кроме нас бы ему никто не помог? — Ты говоришь как настоящий герой. И всё же… у тебя больше нет волшебных сил. И ты можешь пострадать. Я не вынесу, если с тобой что-то случится. Тебе очень повезло, что рядом с тобой был твой друг. — Он всегда будет рядом! — Радостно засиял юноша и тут же осёкся: стоило ли выливать правду вот так? Кажется, за прошедшие три часа мнение отца касательно его жениха сдвинулись лишь на считанные миллиметры. — И… и мне ничего не будет страшно? Если он будет рядом… — Он будет рядом не всегда. Когда-то ваши пути разойдутся, вы поссоритесь или просто найдёте себе кого-то другого, это во-первых. — Но… — К тому же, не стоит уповать на его безграничную помощь. — Я просто пошутил. Я тебя понял. Буду осторожнее. Да уж, если он скажет о предложении сейчас, их разговор рискует улететь совершенно не в ту сторону. Что же делать? А что, если с течением времени он сможет доказать, что Лука — лучший человек на планете, показывая все его положительные качества напрямую, а не прятать за семью замками, как это было раньше? Думая об этом, юный Агрест послушно кивнул и откинулся на подушку, с трудом подгибая травмированную ногу и морщась от боли. — Просто с ним я всегда чувствую себя счастливым, поэтому и так сказал. — Я это вижу. Поэтому и пытаюсь его принять. — Мужчина взял узкую ладонь. Силясь как можно быстрее закрыть тему о крашеном кретине. — Знаешь, один из моих инвесторов обитает за городом. Вокруг только хвойный лес на десятки километров. Как насчёт того, чтобы поехать со мной туда для реабилитации через неделю? — Было бы здорово! — Замечательно. — Как приятно было осознавать, что на лице отца стала так часто появляться улыбка. — В таком случае, как только врач разрешит тебе покидать дом, мы отправимся на «реабилитацию». Адриан перелёг ещё раз, вновь забывшись и побеспокоив больную конечность. — Сильно больно? — Нет. Просто резко дёрнулся. — Хорошо. Отдыхай. — С этими словами Габриэль встал на ноги. — Через пару дней можешь позвать своего друга. Только без лишних действий. Теперь тебе нельзя фокусничать. — А… ладно. Что конкретно отец подразумевал под «фокусами», Адриан решил не уточнять, лишь смиренно кивнув и проводив родителя взглядом до дверей. А уж не имел ли ввиду их утренние игрища? А вдруг он их слышал? И именно поэтому стал мягче относиться к своему будущему зятю? Да ну, вряд ли. Только подумав о том, что отец мог видеть его в таком неприглядном виде, юноша жутко смутился и натянул футболку на лицо и уши, вмиг приобретшие один тон с отцовскими брюками.***
— Тебя не утомили деловые формальности? Мужчина протянул сидящему на диване подростку стакан с горячим чаем, который тот сразу обнял обеими ладонями, слегка задев отцовские пальцы. — Нет, ничуть. — Адриан сделал несколько глотков и шумно выдохнул. — Некоторые вещи довольны интересны. Скорее всего, это далеко не так. Но юноша как всегда благородно лгал о своих чувствах, чтобы никто не расстроился. Он скинул с ног обувь и поставил кружку на рядом стоящий столик, после чего накрылся пледом и съёжился на узком диванчике. — Ты можешь говорить, если тебе что-то не нравится. Не стоит прикидываться, чтобы меня не расстроить. Пальцы сжались на ткани. Быть честным? Высказывать своё недовольство не в эмоциональном порыве? Непозволительная роскошь. — Было немного скучновато. Но я не жалею, что поехал с тобой. — Уже лучше. — Кивнул Габриэль и сгрёб с кресла пушистый плед, после чего подошёл к сыну и уселся рядом с ним. — Ты не замёрз? Юноша выпрямился и покачал головой, но мужчина всё равно накрыл его плечи тёплой тканью. — Знаешь, зачем я на самом деле позвал тебя сюда? — Зачем? Не ответив, родитель вдруг распахнул балконную дверь. Адриан знал, что Вселенная бесконечна. Но чтобы настолько! От белых точек, где теплилась, а порой и горела жизнь, порой не оставалось свободного места. Те, что существовали порознь, скапливались в причудливые рисунки, в тысячи тысяч самых разных рисунков, которых не смогли впитать в себя учебники даже на жалкую треть! — Вау!!! — громогласно воскликнул он, буквально «подлетев» к бетонным перилам и повиснув на них, словно боли в ноге не существовало. На всякий случай его спутник ринулся за ним, чтобы от счастья его ребёнок не навернулся вниз. — Невероятно!!! Россыпь ярких белых точек отражалась в больших чистых глазах, точно ещё один небосвод. Куда более прекрасный, чем тот, что наверху. И Габриэль смотрел на этот небосвод как заколдованный, будто проснулась в нём доселе таящаяся страсть к астрономии. — Это ещё не всё. Но о втором сюрпризе ты узнаешь немного позже. — Ох, ну я же теперь не усну! — Потерпи. — Сильные руки потрепали набирающие широту плечи. — Ты будешь в восторге. — Ла-а-адно, — юноша потёр лицо, пытаясь скрыть зевок, — а когда ты расскажешь об этом втором сюрпризе? — Очень скоро. Спорить никто не собирался. И уже совсем скоро получивший тонну впечатлений подросток дремал возле его колен на узком диване, заботливо прикрытый пледом. — Очень скоро, Адриан… — шептал мужчина, поглаживая переливающиеся в свете естественного спутника волосам. — Очень скоро. Что ж, час пробил. Перевоплощение в Морока заняло считанные минуты, наполнив лёгкие обоих едким чёрным дымом. Поглаживание не прекратились, а лишь продолжились д шеи и обратно. К великому сожалению злодея, жертва очнулась достаточно быстро. Очнулась и вскочила, сев на диване и юркнув в противоположный угол. Опять он?! Опять во сне? Он ж совсем о нём не думает! Почему он продолжает приходить? С каждым визитом месье Фантомас заметно наглел, в этот раз и вовсе умудрившись сидеть с закинутыми на журнальный столик свои «лапти»! — Убери ноги. — Едко произнёс юноша и, поняв, что был не понят, грубо спихнул чужие конечности самостоятельно. — Ты не дома. — Ты тоже. — Усмехнулся наглец, по-свойски укладывая руку на спинку дивана и буквально разваливаясь на нём. — Зачем пришёл? — Решил раскрыть тебе свою личность. Глаза распахнулись, сон ушёл окончательно. Он сдвинул брови к переносице и свесил ноги с дивана: — С чего вдруг? — Выслушай меня. — Да пошёл ты! Не нужна мне твоя личность! Это всё сон, и ты можешь оказаться кем угодно! Я знаю, зачем ты пришёл. — Прошу тебя, Адриан. — Не… не называй меня так!!! Нет уж, если и сейчас всё сорвётся, он за себя не ручается! — Хорошо, Кот Нуар. — С явной насмешкой проговорил он. — Просто заткнись на минуту и выслушай, что тебе хотят сказать старшие. По обыкновению хотелось отпустить очередную шутку. Но месье был серьёзнее некуда. Серьёзнее и… печальнее? Адриан устроился на диване и приготовился слушать. Габриэль же в глубине души, да что там, на самой её поверхности отчаянно ждал, когда Кот пошутит и уведёт их разговор в тартарары. Увы, несносный мальчишка внимал его испуганному взгляду и был готов впитать каждое слово. Мужчина боязливо выдохнул. — Если бы только я набрался смелости раньше… всего можно было избежать. Юноша молчал. — Когда всё только началось. Когда ты только появился в моей жизни Я должен был открыть тебе своё лицо в самом начале. Мужчина выпрямился и спрятал взгляд в сжавшихся дрожащих ладонях. Которые — Больше всего я боюсь потерять тебя. Но ещё больше я боюсь не быть с тобой честным. Поэтому я готов… пожертвовать своим страхом ради тебя. Я хочу открыть тебе свою личность. Сердце в молодой груди ёкнуло. От волнения к щекам и вовсе подкатился жар, а картинка перед глазами потеряла чёткие границы. Под доверяющий, и в то же время испуганный взгляд, руки были заведены за голову. Или всё же стоило детрансформироваться? С небольшим усилием колдовская ткань поддалась и треснула на затылке. Когда дело дошло до лица, Габриэль почувствовал, будто сдирает с себя кожу вплоть до костей и шумно выдохнул. Но скоро сдалась и лицевая часть, и мужчина дёрнул в последний раз, с неприятным звуком отделяя латекс-не латекс от носа и наконец отшвыривая потерявшую форму маску куда-то в темноту. На всякий случай мужчина проверил, а не изуродовал ли он себя в действительности, и наконец открыл глаза. Адриан в ужасе попятился назад. — Я очень хотел сказать тебе правду. — Начал он, не дожидаясь комментариев и не двигаясь вперёд. Подобные действия стоили ему слишком большого времени и здоровья. — С самого начала, когда всё ещё не зашло слишком далеко. Моя ложь относительно тебя была довольно невинной. Но теперь… произошло слишком много, чтобы исправить что-то без последствий. Ты… и я… создали себе образы и поверили в них. Я не смел их разрушать. Тебе и мне было комфортно существовать в этом. Я много раз думал о том, что лжи вполне достаточно. Нужно рассказать тебе. Но… я боялся, что ты не примешь меня тем, кем я являюсь на самом деле. — Горечь в голосе стала невыносимой. — Я уже сталкивался с этим. Раскрытие карт не приводило ни к чему хорошему. Поэтому… я боюсь. И боялся по сей день. Даже сейчас ты смотришь на меня испуганными глазами. Сейчас… Адриан, скажи, что ты обо мне думаешь. — Убери это. — Адриан… — Убери это! Я не хочу… поддерживать твои идиотские шутки! И не хочу даже думать об этом! — Вот видишь. Даже тогда бы… ты сказал ровно так же. Я бы потерял последнего дорогого человека. Представь на секунду, что всё это правда, и Бражник — это я. Твой отец. После всего, что было. Что ты думаешь? — Я… — Я отвратителен тебе, так? — Более чем. — Как раскалённым ножом по рёбрам. — Но… я не могу, мне слишком сложно! Зачем тебе это? — Я хотел бы узнать, что сказал бы мой сын. — Ты не делал со своим сыном того, что делал со мной! Он бы сказал тебе по-другому. Убирайся!!! Не порочь честь отца! — Нет у меня никакой чести! Ты действительно непроходимо глуп, Адриан, раз не хочешь этого признавать! Почему ты пытаешься меня оправдать, почему веришь в мою невиновность?! Неужели я сделал тебе недостаточно больно?! Почему ты продолжаешь в меня верить? — Потому что ты мой отец. — Узнав всю правду, ты откажешься от меня, так? — Посмотри на меня! Я — Бражник! — Чего ты добиваешься?! Ты хочешь, чтобы я отрёкся от тебя или принял?! — Я хочу ответной честности! — Признавшись мне раньше в своей личности, ты остался бы в моих глазах не опасным преступником, а глубоко несчастным человеком. А сейчас… бы ни за что не простил тебе того, что ты сделал. Твоя ложь оказалась слишком… вездесущей. Ты лгал мне абсолютно обо всём. — Причина моих действий не была ложью. Я и правда делал это ради тебя и мамы. — А какая была причина у того, что ты предал свою жену и пал в руки другого? Опыт не хотел растерять? И вот он, тот самый злосчастный вопрос. О котором боялся даже подумать, но всё же допускал его возникновение. Впрочем, он отвечал на него. Просто чтобы втереться в доверие. Но что же случилось потом, когда личность оказалась раскрыта? На то у маэстро аргументов не было. Дым быстро пополз обратно, а Адриан рухнул там же, где стоял.***
Как и ожидалось, всё закончилось из ряда вон плохо. А на что он вообще рассчитывал? То, что слова Адриана о его симпатии к «папочке», были не больше, чем чёрным юмором, которые вообще-то являлись кристально очевидными, по-настоящему выбило из колеи надеющегося на какую-то микроскопическую взаимность маэстро. — Всё без толку! Абсолютно всё без толку! — сокрушался он, всплёскивая руками. Паническая боязнь стать отвергнутым оказалась вполне оправданной. Кому понравится стать осмеянным или наречённым злодеем за свои искренние чувства? Разве виноват он в том, что полюбил родного по крови? Хоть месье не видел очевидной причины своего провала и продолжал оправдывать себя, вопрос, заданный ему последним, упорно не шёл из головы. Если он и вправду делал это всё ради семьи… почему он вообще начал «отношаться» с другим человеком? Кто бы мог об этом подумать? Кто бы дал ответ вместо него? На вопрос, на который он и сам не знал ответ. Теперь у него есть пища для размышлений до следующей попытки. А будет ли эта попытка? Будет ли она иметь хоть какой-то смысл? Возможно, если он даст себе этот ответ… Он станет выглядеть «чуть менее уродом»? А что дальше? Адриан никогда его не примет. Ни при каких обстоятельствах. Даже если мир схлопнется, и они останутся единственными выжившими? А если… они не выживут? Если мир обратится в ничто. Если Адриан никогда не узнает, кем ему приходится Габриэль Агрест. Если он будет для него лишь интересным человеком, привлекающим его юное трепетное сердце. Будет видеть в нём защитную фигуру, которой ему недоставало вместо давно потерянного и возможно уже несуществующего отца, о котором изредка упоминала мама. Тогда… спустя время… он сможет полюбить его так, как ему того хочется. И ни одна живая тварь не посмеет обвинить их в падении. Они будут любить друг друга до самой смерти. — Этот мир слишком испорчен. Адриан… никогда меня не примет. — Без эмоций констатировал мужчина, оставляя глубокие борозды на поверхности раритетного трюмо. — Всё. Достаточно. — Плечи страшно дёрнулись, а голос перешёл в низкий и гортанный: — Видит Бог, если он есть, я пытался сделать всё в лучшем виде. Но у меня не вышло. В комнате раздался звонкий удар чего-то маленького и металлического об невероятно ровный паркет. Соскользнувшее от медикамента и крови кольцо с безымянного пальца месье закружилось на полу в диком одиночном танго. И, совершенно игнорируя его мастерство, маэстро решительно раскинул руки в стороны. — Нууру, расправь тёмные крылья. Звёзды за городом и правда поражали своей красотой. Сев на скамейку в саду и задрав голову вверх, он думал о том, как все годы детства, проведённого в родной деревне и вплоть до роковой трагедии ему было решительно плевать на них. Они не представляли ценности и ни просто висели над головой мутно-белой занавеской. Каким же невероятным сокровищем они могли быть для обычного городского мальчика, по рукам и ногам связанного оковами за воротами бетонных джунглей. Габриэль опустил голову и набрал номер на телефоне. — Валери. Собирайся и выходи в сад за домом. — Отчеканил он и нажал на отбой. В траве оглушающе громко трещали сверчки, а волнующиеся от едва уловимого ветра сосны скрипели настолько звонко и рьяно, что на секунду месье забеспокоился, как бы сын не пошёл проверять его и не порушил его грандиозный, последний в этой жизни безумный план. Будто подтверждая его мысли, природа всколыхнулась от резкого порыва ветра, беспокоя даже самые крохотные её участки. Мужчина сощурился и махнул ладонью перед лицом, чтобы убрать подброшенную порывом воздуха паутину, некстати прилетевшую прямо к его голове. Но и третья попытка не увенчалась успехом, и тогда он раздражённо переместился на макушку, чтобы, как он думал, справиться с эпицентром прикрепления злосчастного мусора, как вдруг почувствовал под пальцами свои волосы. Как волосы? Опешив, он повернулся и заглянул в безмятежный фонтан, после чего сразу обмер. В водяной глади будто отражался совершенно другой человек: сравнявшимся по цвету с серебром волосам была дарована абсолютная свобода, а маска-бабочка, лацканы на груди, впрочем как и весь теперь застёгнутый лишь на животе пиджак, изменились вплоть до структуры потемневшей колдовской ткани, оставляя неизменными только холодные серые глаза. Не поверив самому себе, месье обвёл пальцами контур железной маски, горловину подобной же водолазки и серебряные запонки на предплечьях, замеченные периферическим зрением. — Что произошло?