Неделимые

Каждый раз, когда он ловил ее взгляд, ей казалось, что даже небо не может быть настолько пронзительно голубым. Это завораживало и пугало, потому что чувства, охватывающие ее в такие моменты, нельзя было объяснить банальным притяжением или любовью с первого взгляда. С первого, да и со второго взгляда была лишь ненависть, причем обоюдная. Как увидели – так и невзлюбили – идиллия ненависти. Их ненависти. И она не пыталась ее понять – он был хулиганом, так какая разница, по каким принципам они с дружками выбирали себе жертву? И вот она попалась им на глаза, чтобы неприязнь вспыхнула новыми красками сарказма, иронии и злобной желчи, которую они каждый раз выливали друг на друга, даже не задумываясь о наблюдателях. Им было все равно. Друг для друга существовали только они сами и, никаких других не было. И это было неправильно, ведь ненависть – это интерес, а сильная ненависть – страсть. Однако остановится они не могли, но лишь до того момента, когда на их телах появились имена. Роуэн и Брендон. Брендон и Роуэн. Ровные, будто выжженные паяльником на бледной коже буквы, а боль, обоюдная, связавшая их в момент ожесточенного спора посреди коридора, сработала катализатором накрывшей лавины осознания. Неделимые. Пытаясь совладать с собой и не вскрикнуть от боли, Брендон лишь шипит сквозь сжатые зубы и чтобы отвлечься, смотрит перед собой. Его личная заноза в заднице – Фрикс, огромными испуганными глазами лани смотрит на свою руку. И, кажется, едва сдерживает слезы, прикусывая пухлую нижнюю губу. Парень сам не понимает, когда начал замечать все эти нелепости в собственной голове, связанные с ней, но это не мешает ему увидеть сжатые маленькие кулачки, которыми она однажды даже пыталась его ударить. Смешно тогда вышло, он смеялся, а потом видел ее под лестницей в тени и, вот тогда веселье для него прекратилось так же как собственное сердце, внезапно пропустившее удар. Резко и больно, будто удар под дых. Сейчас же глупый орган будто решил работать на максималках, едва взгляд упал на кровавые следы от ногтей и мокрые дорожки на щеках. Плевать, что у самого рука в огне и едва хватает дыхания на вздох без отдачи, нет же, едва в поле зрения ОНА – тело реагирует быстрее, чем мозг отторгнет лишь возможность проявить что-то помимо ненависти. А он ведь так привык ее ненавидеть. Чертов орган и ощущения агонии лишь от взгляда на собственную руку, что так долго была одинока. И кажется, что Вселенная недостаточно над ним издевается, ведь даже не веря во все эти легенды о соулмейтах, Брендон отчетливо знает, какие буквы увидит на внутренней стороне своей руки. Знает, потому что уже клеймен ими где-то глубоко внутри, а теперь и на теле. А хозяйка имени ведь рядом, только руку протяни и встретишь стену. И не то чтобы Фрикс была плоской, если бы...тогда бы его рука не была столь одинока по вечерам, когда с губ срывается имя. Стена столь мощная, вышколенная и взлелеянная их чувствами друг к другу, что продраться сквозь нее нет ни возможности, ни желания. Потому что он знает, что встретит на той стороне, а Брендон никогда не считал себя мазохистом. До этого времени. И когда он чувствует ее ускорившийся пульс через касание, отчетливо понимает, что добровольно прикоснулся к ней. И не только прикоснулся, но ведет ее, едва слышно всхлипывающую, через толпу офигевших зевак куда-то под лестницу. Чтобы толкнуть к стене, а после прикрыть собственным телом, чем-чем, а за ширину своих плеч он был спокоен. Чего не скажешь о зуде в кончиках пальцев, ощутимого даже сквозь раздирающую боль от клейма. Видимо того маленького кусочка оголенной кожи ее смуглого запястья ему было мало, катастрофически мало, чтобы успокоить собственный пульс. Но одновременно слишком много, раз вызвало привыкание и ломку уж с первого, добровольного раза. - Я – эгоист, Фрикс. - Сквозь сжатые зубы цедит Брендон, едва заплаканные карие глаза вновь ловят его взгляд. В них плещется испуг, боль и непонимание, но ему сейчас настолько хреново, а что-либо объяснять ей, да и себе бы не помешало, тупо нет сил. – Так что придержи свои слезы, я смогу оценить их позже. - Нет, Дэрроу, ты просто мудак, - в голосе девчонки сталь смешана с водой, будто бы напускная храбрость поможет ей перетерпеть боль, - отпусти мою руку и, разойдемся по-хорошему. Мне сейчас не до тебя. – Новый всхлип заставил его лишь сильнее стиснуть ее запястье, а Роуэн раздраженно зашипеть, словно разъяренная кошка. – Тебя заклинило что ли, придурок? Разожми тиски своих конечностей… - Фрикс… - Мне больно, Дэрроу! – Ее голос, будто американские горки, то поднимается почти до крика, но тут же почти шипит, как если бы они были не одни. Но они одни и даже если Брендон и продолжает играть роль плохиша, пропитавшая всю ее фигуру боль, разъедает его словно кислота. Заставляя хотеть чего-то невероятного, но парень лишь выкручивает ей запястье, притягивая к своей груди. Вторая рука прижимает ее лицом к его кофте, и он шепчет у самого ее уха: - Будь добра, заткнись. Роуэн замирает, продолжая лишь беззвучно рыдать. И где-то на закорках сознания, там, куда еще не добралось тепло от мужского тела, вспыхивает огонек благодарности к придурку. Тусклый, но с нотками аромата его парфюма, он все больше разгорается, пока истерика медленно отступает под натиском неги, которую несли сильные руки. - Ты все равно придурок. Грудь парня завибрировала от тихого смеха. - Если бы ты это забыла, было бы уже не так весело дразнить тебя, Фрикс. – Будто в подтверждение своих слов, тиски его рук сократили оставшиеся между ними миллиметры, сдавив чуть сильнее. Из горла девушки вырвался хриплый вздох, опалив горячим дыханием ткань футболки. - С огнем играешь. – Будто в отместку за прерванное дыхание, вторая рука Дэрроу, отпустив запястье, легла на талию. Жар от прикосновения заставил Роуэн непроизвольно задрожать и покрыться мурашками к удовлетворению парня. - Мне не нужна твоя защита. – Хрипло прошептала девушка, пытаясь вырваться из тисков. Она начинала задыхаться не столько из-за объятий, сколько от осознания, в чьих руках она находиться. Это же придурок Дэрроу, какого черта с ним творится? Это уже какой-то чертов новый уровень издевательств и неужели все для того, что Тревор и Шон, вылетев из-за угла, смогли вновь унизить ее? Все спокойствие летит к чертям. - Фрикс, мне нравится твоя новая татуировка. - Придурок!