Он так неописуемо хорош

Когда Козетта, купив пачку сока, подходит к нему и садится рядом, Анжольрас занят кромсанием своего салата. – Ты что, до сих пор злишься на то, что он назвал тебя «милым мальчиком»? – спрашивает она, а потом толкает его в плечо, когда он не перестает хмуриться. Хотя, конечно, даже нахмурившись, выглядит он хорошо – самой Козетте никогда не удавалось принять по-настоящему грозный вид. – По сути своей это ведь комплимент. Анжольрас начинает хмуриться еще сильнее. – Не в этом дело, – говорит он, но дальше не поясняет. Козетта вздыхает и поудобнее устраивается на диванчике. Анжольрасу никогда не удавалось долго держать в себе накопившееся раздражение, а съемка продолжится только через час, так что она никуда не спешит. – Он что, не понимает, что у тебя есть парень? – бормочет Анжольрас через двадцать три минуты молчания. Она отрывает взгляд от сообщения, которое собирается отправить Мариусу. – Кто? – спрашивает она. – Грантер? – Да, – резко отвечает тот. – Грантер. Козетта некоторое время смотрит на него, а затем на лице у нее возникает широкая улыбка. – Ты злишься не из-за «милого мальчика», – произносит она, соединяя кусочки паззла воедино. – А из-за того, что он назвал меня «ненаглядная». Ты тогда едко прокомментировал его профессионализм не потому, что устал после долгой съемки, ты его заревновал, – она мягко смеется. – Анжольрас, тебе что, нравится Грантер? – Нет, – с чувством отрицает Анжольрас, но шея его едва заметно краснеет, и это всегда происходит, когда он смущен. Он никогда не умел хорошо лгать. – Это просто идеальный вариант развития событий! – с восторгом восклицает она. – Грантер мне никогда не поверит. Анжольрас смотрит на нее широко раскрытыми глазами. – Ты ему не расскажешь, – шипит он. Козетта фыркает. – Правильным было бы сказать, что тут и рассказывать нечего, – говорит она, и Анжольрас краснеет. – Ох, Анжольрас. – Ты ему не расскажешь, – еще раз говорит он, уже мягче, а потом стонет и прислоняется лбом к ее плечу. – Он просто такой… раздражающий, – Анжольрас вздыхает, Козетта обнадеживающе похлопывает его по колену. – И талантливый, – он на секунду умолкает, а потом издает недовольный стон. – И его руки. Козетта смеется. * – Я думаю, – говорит Козетта, когда съемка начинается вновь, склоняя голову в своем фирменном невинном жесте, и Анжольрас понимает, что сейчас начнутся проблемы, – что именно эта съемка была бы лучше, если бы в ней принимал участие только Анжольрас. Что думаешь, Грантер? Грантер хмурится и поворачивается к Анжольрасу, окидывая его задумчивым взглядом. Анжольрас одновременно обожает и терпеть не может то, как Грантер сосредотачивает свое внимание только на нем, как его взгляд скользит вниз и вверх по телу Анжольраса, будто пытаясь запомнить каждый его дюйм, обожает и терпеть не может то, как Грантер облизывает губы, прежде чем повернуться обратно к Козетте. – Знаешь что? Думаю, ты права, – произносит он. А в сторону Анжольраса говорит: – Ослабь галстук, расстегни две верхние пуговицы своей рубашки, ладно? Кто-нибудь, взъерошьте его немного. Надо, чтобы он выглядел помятым и растрепанным. Анжольрас следует его указаниям, послушно позволяет Жану провести пальцами по волосам, закатать ему рукава. Он посылает Козетте лишь один гневный взгляд, потому что он профессионал. На снимках Грантера он всегда получается очень хорошо, потому что Грантер хорош в своей работе, но для этого приходится попотеть. Его соло-съемки всегда занимают в два раза больше времени, чем, например, те же съемки Козетты, потому что Грантер, кажется, снимает его со всех возможных углов, прежде чем остается доволен результатом. У Анжольраса даже начинает создаваться ощущение, будто камера Грантера его ненавидит. – Анжольрас, стой где стоишь. Жан, из кадра, пожалуйста, – вдруг произносит Грантер, и Жан, в последний раз поправив его сюртук, отходит. – Смотри прямо в камеру, – говорит ему Грантер, и Анжольрас, подняв взгляд, слышит, как несколько раз щелкает затвор объектива. – Я не был готов, – хмурясь, выдает он. Грантер игнорирует его и вместо ответа говорит: – Продолжай хмуриться. Анжольрас смотрит на него и недовольно хмурится. – Великолепно, – произносит он. – Можешь, – Грантер поворачивается к Жану. – Обувь имеет значение или он может ее снять? Жан, по нему видно, изо всех сил пытается подавить улыбку. – Тебе просто нравится смотреть, как мы его раздеваем, – говорит он, но кивает Анжольрасу и ничем не выдает, что заметил, как покраснели у Анжольраса кончики ушей. – Где мне лучше быть? – спрашивает Анжольрас, сняв ботинки и носки. – Везде*, – тихо бормочет Грантер, и Анжольраса вновь накрывает раздражением, с другими моделями Грантер ведет себя вежливее. Не то чтобы его вина была в том, что он плохо получается на снимках Грантера, а значит приходится делать их снова и снова; он, на самом деле, весьма популярен, и ни с одним фотографом у него таких трудностей не возникало. Вместо того, чтобы озвучить свои мысли вслух, он растягивается на диванчике, все еще слегка хмурясь. Грантер издает какой-то писк, но когда Анжольрас поворачивается к нему, тот прочищает горло и говорит: – Голову немного выше. Анжольрас подчиняется. – Еще выше, – теперь хмурится уже Грантер. – Нет, не так, – он аккуратно кладет свою камеру и подходит к Анжольрасу, берет его за подбородок и наклоняет ему голову, открывая шею. – Ты смотришь не туда. Слушай, смотри на… Он умолкает на середине предложения, моргает, будто только что осознал их близость. – Смотри на меня, – заканчивает он мягко. Анжольрас сглатывает. – Ты больше не хмуришься, – тем же мягким тоном замечает Грантер, а его указательный и большой палец все еще лежат на подбородке Анжольраса, и тому хочется наклонить голову, чтобы поцеловать их. Он отворачивается от Грантера. – Значит дай мне повод, – говорит он, но раздражения в голосе нет. В продолжение всей съемки Грантер ничего не говорит о том, что Анжольрас смотрит совсем не в нужную сторону. * – Что это было? – спрашивает Козетта, щипая его за руку, когда Грантер объявляет перерыв. – Ты испортил такой момент! – Я, – он сглатывает и отводит от нее взгляд. – Все стало бы слишком очевидно. Козетта непонимающе моргает: – И? – Он бы узнал, – в отчаянии восклицает Анжольрас. – Он узнал бы, он смеялся бы надо мной, а у нас с ним еще два дня съемок, и это было бы ужасно. Козетта стонет: – Ты мой брат, и я люблю тебя, но иногда ты такой тупица. Боже, Анжольрас, он не станет смеяться над тобой, если узнает. Ты сделаешь его самым счастливым человеком на свете! Анжольрас морщится, а потом вздыхает, когда она недовольно глядит на него. – Ничего подобного, – говорит он ей. – Он терпеть не может со мной работать. Выражение ее лица смягчается. – Это он тебе сказал? – спрашивает она. – Если да, то клянусь, я… – Нет, – тут же обрывает ее Анжольрас, потому что у Козетты появляется недюжинная фантазия, когда дело доходит до угроз, и некоторые из ее идей заставляют его чувствовать себя неуютно. – Но ведь это и так видно, – он пожимает плечами. – Ты ему нравишься намного больше, – говорит он и радуется, что в его тоне нет ощущаемой им горечи. – И это логично, правда, потому что ты хорошая близняшка, конечно ты ему нравишься. Это не важно. – Он не, – Козетта несильно толкает его. – Ты видел вообще, как он на тебя смотрит? Анжольрас слегка склоняет голову. – Нет? – Он смотрит на тебя так, будто не может отвести взгляда, даже если будет сильно стараться, – просто отвечает Козетта, и что-то вспыхивает у него внутри, потому что Козетта никогда ему не лгала, и не похоже, что сейчас она просто щадит его чувства. – Он смотрит на тебя так, будто ты единственный в комнате, на кого он только может смотреть, и это вообще-то грубо, но он влюбился в тебя, так что я не в обиде. – Он не… Он пытается найти нужные слова, пытается найти что-то, что можно было бы противопоставить ее словам. – Какого черта, Козетта, он не влюбился в меня. – Он правда, правда влюбился, – терпеливо говорит ему та. – Слушай, просто обернись. Анжольрас оборачивается и видит, что Грантер смотрит на него. Он опускает взгляд в тот же миг, когда понимает, что Анжольрас заметил и вступает в разговор с Фейи и Жаном, пытаясь выглядеть как можно невиннее. Правда, он слегка краснеет, будто смущенный, что его поймали за разглядыванием. – О, – говорит Анжольрас. – О, – повторяет за ним Козетта, качая головой. * Анжольрас никогда не был хорош в том, чтобы выжидать и держать свои мысли и мнения при себе, поэтому он идет прямо к Грантеру, когда съемка, наконец, заканчивается. Козетта, идеальная сестра, незаметно выпроваживает всех из комнаты, и они остаются одни. Грантер это замечает, вздыхает и говорит: – Прости. Ты наверняка чувствуешь себя неловко из-за меня. Если хочешь, чтобы с тобой работал другой фотограф, я договорюсь и вмиг уберусь со съемочной площадки. – Что? – спрашивает Анжольрас, сбитый с толку. – Нет. Я не хочу другого фотографа. Я не об этом хотел с тобой поговорить. – О, – произносит Грантер, видимо расслабляясь. – Значит, хочешь посмотреть фотографии? Козетта уже посмотрела, когда был перерыв. Она считает, что почти все они неплохо вышли, но я считаю, есть несколько снимков, которые особенно хороши, и может ты тоже взглянешь на них, решишь, нравятся ли они тебе? – Я… Он кивает, слова «Я тебе нравлюсь?» застревают в горле, не желая произноситься. – Я хочу взглянуть. Кажется, я еще не видел ни одной с нашей первой съемки. Грантер улыбается ему, открывая свой ноутбук. – Ты ни разу не спросил об этом, – говорит он. – Я просто подумал, ты знаешь, что получишься хорошо на них несмотря ни на что. – Я не уверен, кому это комплимент – тебе или мне, – говорит Анжольрас и улыбка появляется у него на лице, когда Грантер смеется в ответ. – Вот, смотри, – говорит Грантер, листая фотографии с соло-съемки Анжольраса. Тот безмолвно пробегает по ним глазами. Они все… Всё это – отличные фото. Он знает, что обладает привлекательной внешностью, с ним и раньше работали талантливые фотографы, но, думает он, таких фотографий он никогда раньше не видел. – Я… – начинает он, но потом они добираются до сегодняшней съемки. – Ты смотрел совсем не туда, куда нужно, – бормочет Грантер, и когда Анжольрас поворачивает к нему, то видит, что взгляд того прикован к экрану, а губы изогнуты в несчастной почти усмешке. – Но они все равно получились великолепно, по-другому не могло и быть. Тут он сглатывает и произносит: – Грантер, я очень хотел бы, чтобы ты поцеловал меня. Грантер отрывается от ноутбука и смотрит на него, совершенно сбитый с толку. – Что? Анжольрас повторяет свою просьбу и прямо смотрит в глаза Грантеру, а тот просто в совершеннейшем непонимании глядит в ответ. – Пожалуйста, – добавляет Анжольрас, не думая, и Грантер подчиняется, мягко касается своими губами губ Анжольраса, а потом отстраняется. – Еще раз, – говорит Анжольрас, и в этот раз, когда Грантер наклоняется к нему, Анжольрас кладет руку ему на шею, притягивая ближе, кусает Грантера за нижнюю губу, чувствует его руки на своих бедрах, Грантер судорожно вздыхает, приоткрывая рот, и Анжольрас скользит в него языком. – Грантер, попроси меня пойти с тобой домой, – выдыхает Анжольрас, когда поцелуй заканчивается; Грантер убирает его выбившуюся светлую прядь за ухо, и Анжольрас прикрывает глаза. – Попроси меня, пожалуйста, Грантер. Грантер так и делает. * Он позволяет Грантеру вжать себя в матрас, потом выдыхает, когда тот забирается в постель вместе с ним, скользит руками по бедрам Анжольраса. – Прекрасен, – еле слышно шепчет Грантер, и глаза его темные, полные возбуждения. Анжольрас краснеет, едва может остановить дрожь от этого чувственного взгляда, и Грантер легко смеется, прижимается губами к уголку его губ. – Я ведь не первый, кто говорит тебе, что ты красив, – произносит он. – Нет, – отвечает Анжольрас. – Но ты не просто говоришь это, ты смотришь на меня так, будто… – он умолкает, не зная, как выразить это чувство, облизывает губы. Хватка Грантера на его бедрах становится сильнее, и Анжольрас прерывисто выдыхает. – Будто… – Будто ты произведение искусства, – заканчивает за него Грантер. – И это правда, – он поднимает руку, прижимает ее к щеке Анжольраса, легко проводит по линии скулы большим пальцем. – Когда я увидел тебя в первый раз, я не мог оторвать от тебя взгляда. Мне все еще с трудом это удается. Ничто другое не может с тобой сравниться. И Анжольрас не знает, как на это отвечать, поэтому он просто делает порывистый рывок вверх, прижимается к Грантеру, целует его. Они целуются долго, дышат одним воздухом, обводят руками обнаженные тела друг друга. Когда Грантер начинает легко кусать его за плечо, Анжольрас стонет, но мягко отстраняет его. – Никаких видимых следов, – поясняет он. – У меня завтра съемка. Грантер смеется. – У тебя завтра съемка со мной, и вот мое профессиональное мнение: ты бы выглядел потрясающе с засосами, – говорит он Анжольрасу, но затем послушно целует его в шею, вместо того, чтобы кусать. Анжольрас снова стонет. – Подождешь с ними до завтра? – спрашивает он, и дыхание у него прерывается, Грантер спускается поцелуями к его груди, ниже, ласково кусает за выпирающую тазобедренную косточку. – Боже, Грантер, я хочу… Грантер поднимает на него взгляд. – Чего ты хочешь, Анжольрас? Скажи мне, я хочу дать тебе все. Я хочу всего вместе с тобой, хочется сказать Анжольрасу, но вместо этого он выдыхает: – Тебя. Я хочу тебя. Боже, Грантер, пожалуйста. И Грантер дает ему именно то, чего он желает. * После, насытившиеся, они лежат, обнявшись, обмениваясь ленивыми поцелуями и еще более ленивыми прикосновениями, и Анжольрас замечает, что Грантер смотрит на него сосредоточенно, как он делает, когда пытается поймать нужную позу модели, нужное освещение. Анжольрас чувствует, как по телу пробегается покалывание мягкого удовольствия. Он позволяет глазам закрыться, улыбается и произносит: – Можешь сфотографировать. На память. Грантер фыркает и осторожно проводит по волосам Анжольраса рукой. – Знаешь, – говорит он, – фотография – это не самая любимая моя форма искусства. Я хорош как фотограф, и платят мне хорошо, но она все еще не моя любимая. Анжольрас приоткрывает глаза. – Да? Какая же тогда любимая? – спрашивает он. Грантер тянется через него к ночному столику, на котором лежат скетчбук и карандаш. Он раскрывает его на чистой странице и спрашивает: – Удобно лежишь? Сможешь продержаться в этой позиции час? Вопрос больше риторический, потому что Анжольрас растянулся на его кровати с максимальным удобством, но он все еще улыбается, когда Грантер, еще не дождавшись ответа, начинает делать набросок, его карандаш танцует по бумаге, чертит мягкие линии. – Это у тебя такой хитрый план, чтобы я остался на ночь? – интересуется он. – Вполне возможно, – коротко отвечает Грантер, не глядя на него. Его щеки слегка розовеют, и Анжольрас вдруг понимает, что Грантер так же сильно нервничает по поводу того, что между ними происходит, как и он сам. Он принимает серьезное решение и тянется к Грантеру, отбирает у него скетчбук и карандаш, кладет их обратно на столик, а затем прижимается к нему. – Ты можешь зарисовать меня завтра утром, – обещает он, бормоча слова в шею Грантеру и, уже засыпая, чувствует, как тот мягко целует его в волосы.