влечение.

Это был позор. Он, Меловин, громко пообещавший на всю страну, что привезет с собой победу, не вошел даже в десятку. А если бы не толпа гормонами стукнутых фанаток, так вообще был бы последним. Хоть где-то пригодился этот откровенный детсад. Небось у мам телефоны пиздили, чтобы проголосовать. Интересно, когда уже в число его поклонников будут входить адекватные люди, ценящие творчество, а не страдающие малолетки? Костя сильно, безумно просто хотел верить, что этот момент когда-нибудь все-таки настанет. Господи, если ты есть… Но конкретно сегодня эти малолетки помогли ему не опозориться окончательно, за что он в глубине души был даже немного благодарен. Всяко лучше, чем последний. От такого он бы точно никогда не отмылся, а заканчивать карьеру, которая толком даже и не началась еще, Мэлу как-то не очень хотелось, знаете ли. У него были большие планы на будущее. Из ближайшего — выебать одного ЧСВшного красавчика, например. Этот самый красавчик носил имя Никита и корчил из себя всю такую недоступную и абсолютно гетеросексуальную сучару, что безумно бесило брюнета. Вряд ли на свете вообще были люди упрямее Алексеева, по крайней мере, Костя таких еще не встречал. Да и вряд ли такое возможно в принципе. И ведь самое интересное: Бочаров отлично видел, что вся вот эта вот холодность и неприступность — напускная маска. Что где-то в глубине души Ник заинтересован, как минимум. Незаинтересованные люди, извините-простите, так многозначительно не пялятся, когда думают, что ты не видишь. А кареглазый буквально насквозь взглядами прожигал, да так, что Меловин серьезно побаивался в один далеко не прекрасный момент просто вспыхнуть, как спичка. Чертов псевдонатурал. Но не сегодня. Когда-нибудь, но не сегодня. Сегодня ему нужно прийти в себя после провала. Хотя «прийти в себя» — это сильно сказано. Давайте будем проще, мы ж не ебучие аристократы. Ему нужно набухаться. Причем желательно так, чтобы до беспамятства и чтобы завтра вчерашний день не вспомнить. Идеальный вариант. У него всегда так, из крайности в крайность: либо не пить вообще, либо так, чтобы потом неделю отходить и сгорать от стыда, когда друзья рассказывают о похождениях во время встречи с зеленым змием. Афтерпати Евровидения обещала запомниться надолго, причем всем. Он на спор с кем-то выпивает дорожку из пяти стаканов виски. Выигрывает, ясен хер. Хоть где-то. После выпитого предмет спора вспоминаться отказывается, поэтому Мэл с добродушной улыбкой пожимает руку оппоненту, чуть не ломая ее (чистая случайность), и отправляется зализывать раны дальше. Решает не размениваться на стаканы и берет сразу бутылку. И правда, чего мелочиться? Если уж сажать печень, так сразу и навсегда, хули нет-то. Пьет прямо с горла, давится на четвертом глотке, проливает немного на черную футболку, осматривает себя и забивает хуй. Ну вот честно, кого это сейчас ебет? Явно не Костю. Хотя сам Бочаров сейчас кого-то с удовольствием бы выебал. Уговаривает бутылку наполовину. Стоять все еще можно, хоть и сложно. Не стоило, наверное, начинать бухать на пустой желудок, но уже поздно. И почему гениальные идеи приходят, когда нихуя уже не изменить? Блуждающий взгляд натыкается на знакомую спину в мешковатой белой рубашке. Последняя стадия помешательства: он может узнать человека только по спине, будучи пьяным в говнище. Усмехаясь про себя, Костя идет за удаляющимся из зала Никитой, надеясь, что двигается как человек, а не как парализованный кузнечик. По ощущениям примерно так и выходит, разве что пошатывает немного, а в целом норм. Вроде бы. Сложно оценивать собственные ощущения, когда сосредоточен на том, как красиво черные брюки обтягивают чужую худощавую задницу. Да, залип он знатно. Бочаров догоняет Ника довольно быстро, буквально пара шагов, и он уже прикасается к горячей коже над воротником рубашки, чуть не обжигая вечно ледяные руки. От такого контраста Алексеев дергается, резко оборачиваясь. У него глаза округляются, и это выглядит так забавно, что Меловину смеяться охота. — Кость, ты что-то хотел? — спрашивает старший, немного нервно озираясь по сторонам, и черноволосого аж передергивает. Что же так взволновало эту принцесску? Неужели испугался и теперь ищет повод отделаться и сбежать? Нет уж, не выйдет. Мэл парень настырный, привык получать все и сразу, а тут пришлось целый месяц ждать, еще с пре-пати в Амстердаме. Поэтому Костя облизывает губы и честно признается: — Хотел. Тебя. Ему хочется хоть как-нибудь запечатлеть это изумление в широко распахнувшихся карих глазах. Сфоткать, нарисовать, хоть что-нибудь. Удивленный Никита выглядит слишком невинно. Его хочется испачкать. Очернять эту ослепительно белую душонку долго, вдумчиво и с наслаждением. От одних только мыслей в паху тяжелеет, и Меловин сглатывает слюну. — Извини, я не понял, — лепечет ошеломленный Алексеев и уже открывает рот, чтобы продолжить затирать что-то такое же бредовое и бессмысленное, но оказывается прерван властным: — А тебе и не нужно. Закрой рот и наслаждайся. Бочаров толкает парня к стене, не рассчитывая силу от слова совсем, поэтому Никита едва слышно шипит от боли в спине. Ему самую каплю страшно. А еще стыдно, что кто-нибудь может увидеть. А еще хочется сбежать, запереться в номере и выйти только для того, чтобы улететь домой. А еще… Да слишком дохуя «еще». В нем такая гамма чувств бушует, что хер опишешь, по крайней мере, на это не один день уйдет. Для начала он решает попробовать достучаться до здравого смысла стоящего перед ним парня. — Костя, ты пьян. — Ну, если я был бы трезвым, я бы тут не стоял, — задумчиво тянет восходящая украинская звезда, рассматривая Алексеева, будто тот ценнейший трофей, или, на худой конец, картина в Эрмитаже. Ладони упираются в грудь, и Костя давит всем весом так, что Нику дышать тяжело. Или это не из-за этого? Старший делает вид, что он Скарлетт О’Хара, и обещает себе подумать об этом завтра. Не сейчас, когда его приперли к стенке и хотят то ли ебнуть, то ли выебать. Следующей в ход идет сила. Мэл перехватывает летящий куда-то в скулу кулак, сам поражается своей реакции, хватает вторую руку, пока Никита не сообразил, что вообще происходит, прижимает тонкие запястья к стене над кудрявой головой, самодовольно улыбаясь. Убирает с чужого лица растрепавшуюся челку, падающую на глаза, удивительно нежно касаясь кожи. Не верится, что он же сейчас сдавливает Никитины руки до боли, так, что они неметь начинают. Костя всматривается в глаза напротив долгие несколько минут: они темные настолько, что зрачков не видно, и затягивают, как водоворот. Две вселенные, его личный космос с золотыми крапинками-звездочками, который пленил его с первой встречи. В детстве Бочаров хотел стать космонавтом. И сейчас у него есть такая возможность. Он целует резко, порывисто, злится, встречая отпор и натыкаясь на плотно сжатые зубы, и это доводит его до белого каления. Месяц мечтал так сделать, ходил с назойливой идеей в голове, а сейчас вместо долгожданного удовлетворения получает вот это? Хуй там плавал! Меловин кусает парня за пухлую нижнюю губу, впивается зубами до крови, слизывает выступившую капельку, чувствуя на языке острый металлический привкус. Его заводит вся эта игра. Алексеев охает от неожиданности, и черноволосый мгновенно пользуется этой возможностью, вторгаясь в чужой рот языком и углубляя поцелуй. На этот раз сопротивления он не получает. Удивленный, он отстраняется, лениво приподнимает одну бровь. — Маленькая принцесса решила сдаться злому дракону? — Злой дракон не оставил принцессе выбора, — в тон отвечает Ник, многозначительно кивая на все еще сцепленные над головой руки, которые уже побелели и потеряли чувствительность. Костя понятливо хмыкает, отпускает чужие руки и тут же ежится от холодных пальцев под футболкой, что оглаживают спину, пробегают по выступающим позвонкам, словно по клавишам, рисуют невидимые узоры, обжигая холодом. Какая отзывчивость, вы только посмотрите! И это вот он тут стоял и ломался пару минут назад, как бракованный Тефаль? Даже не верится. Воистину, в тихом омуте черти водятся. А в Никите они, по-видимому, не просто водятся, они там пируют и веселятся, чувствуя себя как дома. Мэл цепко хватает парня за подбородок, чуть приподнимая красивое личико, и вновь впивается в губы, что сводили с ума весь последний месяц. Вылизывает чужой рот языком, проходится по кромке зубов, губами ловит тихие, но в то же время непозволительно громкие в царящей тишине, полустоны, что рвутся из чужой груди. Ник удивительно податливый, отзывается на каждое, даже случайное, прикосновение, дышит уже рвано, смотрит загнанно и с предвкушением, что разливается терпким сиропом по коньячного цвета радужке. И Костю вставляет от этого покорного взгляда сильнее, чем от любого алкоголя. — Ты вкусный, — у Никиты получается как-то шёпотом и с хрипотцой, а от тихого смешка у Бочарова колени подгибаются и внутренности самопроизвольно завязываются в тугой узел. — Виски, клубника и красный перец. В этот момент брюнет отчетливо понимает, каким будет его первый созданный для продажи аромат. А ещё он понимает ещё одну забавную вещь. — Ты тоже пил, — не вопрос. Утверждение. Вряд ли трезвый Алексеев позволил бы себе такую роскошь, как немного сойти с ума. У него же образ невинной ромашечки: сопли, слезы, страдания, вся хуйня. А невинные ромашечки не стонут в чужой рот так, будто готовы отдаться прямо в коридоре. — Ну так прощальная вечеринка же. Все пили, — пожимает плечами старший. Ну была там парочка бокалов чего-то золотистого и с пузырьками, так не смертельно же. Вот только кто-то не учёл одну простую вещь: если ты пьёшь раз в год, и то дай боже, то два бокала шампанского сносят крышу примерно так же, как полбутылки мартини. Быстро, качественно и далеко. Поэтому назвать Ника адекватным, по крайней мере, сейчас, язык не поворачивается. — Ну что же ты, прекрасная принцесса, — приторно-ласково начинает Меловин, оглаживает чуть подрагивающий кадык и резко давит на горло, перекрывая доступ кислорода, пережимая сонную артерию. Любуется, садист, мечтательно глядя на то, как карие глаза мгновенно подергиваются мутной белесой пленкой. — Леди же не пьют, — шепчет на ухо едва слышно, прихватывает мочку зубами, пуская разряды тока по почти уже бесчувственному телу парня, и так же резко отпускает точеную шею. Никита сипло дышит, и страх во взгляде мешается с наслаждением ровно пятьдесят на пятьдесят. — Ты сумасшедший, — Алексеев потирает многострадальное горло, молясь, чтобы не осталось синяков, и смотрит так... Вроде бы и укоризненно, а вроде и просит повторить. «Не, ну если второе, — думает Костя, разглядывая стоящее перед ним произведение искусства, — то повторим, хули, мы ж люди не гордые». — Тебе именно это и нравится, — тихо смеётся Бочаров, пребывая в полной уверенности, что да, именно поэтому Ник ещё не сбежал к хуям собачьим. Ему нравится это безумие. И не только ему. На этот раз первым целует Никита. Мягко так, нежно, едва ощутимо, как, собственно, и положено ромашечке. Костя усмехается про себя, когда думает об этом, и на секунду им овладевает мысль свести все к жаркой борьбе, но он держит себя в руках и отвечает так же тягуче-медленно, смакуя каждый момент. Чувствует, как холодные пальцы ласкают загривок, подавляет желание изгибаться и мурчать под этими руками, как мартовская кошка. Пытается вслепую расстегнуть на Нике рубашку, выходит откровенно хуево. Мэл отрывается от парня и чертыхается, предпринимает ещё одну попытку высвободить пуговицы из петель, психует, дергает за полы, и рубашка распахивается, обнажая стройное тело. Жемчужные пуговички разлетаются по полу, но никому нет до них дела: Меловин слишком увлечён разглядыванием рельефного пресса, а Никита — разглядыванием реакции брюнета. Черноволосый завороженно обводит кубики, считая про себя: два, четыре, шесть, восемь. Надо же, полный комплект. Даже завидно немного. Невесомо проводит пальцами по кромке брюк, сидящих слишком-господи-боже-низко, гладит выступающие тазовые косточки, чувствуя, как Алексеев замер и даже, кажется, дышать перестал. Самодовольно улыбается, ведёт ладони вверх, задевая соски. Ответом ему служит шумный выдох сквозь зубы. Ник откидывает голову и стукается затылком о стену, но конкретно сейчас это волнует его меньше всего. Во всяком случае, гораздо меньше, чем горячие губы на острых ключицах. Мэл размашисто вылизывает бархатную кожу, выцеловывает кадык, а потом резко и остро впивается зубами в бьющуюся жилку на шее, оставляя след, который не сойдет как минимум неделю. Его хочется пометить всего, чтобы ни одна сука не посмела покуситься. Зализывает место укуса, поднимает шальной взгляд и обвивает руками поясницу, забираясь под полы рубашки. — А если увидят? — хрипло интересуется старший, и смотрит так испуганно, будто и правда боится. Будто не он сейчас с таким наслаждением подставлял шею под мокрые, влажные поцелуи, не он изгибался в чужих руках так податливо, покорно, что Мэла вело, как накуренного. Вот ведь... Принцесса. — А тебе ли не поебать? — Костя кривит губы в усмешке, но потом осекается. У него ведь тоже эта, как ее, репутация, чтоб ее черти в аду кочергой оприходовали. Поэтому он собирается с мыслями, что довольно сложно, когда на тебя в упор смотрят глаза цвета шоколада, в которых черти чечетку выплясывают в такт с ударами колотящегося сердца, и выдает единственную пришедшую в голову мысль (ну, не считая "валить и трахать"). — Ко мне ближе. Ясен хуй. Комната Бочарова была буквально через дверь, в отличие от номера Алексеева, который располагался этажом выше. А до лифта еще дойти нужно было. Лестницу они вдвоем вряд ли бы преодолели, если только ползком и зависая на каждой ступеньке, чтобы поцеловаться. Несколько метров до нужной двери пролетают незаметно, дверь захлопывается с оглушительным стуком. Более предусмотрительный Никита еще и ключ в замке проворачивает, чтобы наверняка. И замирает в ступоре, чувствуя, как на смену желанию приходят неловкость и стыд. Смотрит затравлено и уже к ручке дверной тянется, порываясь сбежать, а Костя только смеется хрипло, отчего у Ника по позвоночнику мурашки табунами, хватает за руку и к себе притягивает. Гладит нежно по спине, дышит в шею горячо, прижимается губами к впадинке между ключиц. — Принцесса испугалась? Алексеев оставляет этот вопрос без ответа, лишь тянет отчаянно футболку на парне вверх, и разочарованно вздыхает, когда ничего не выходит. Мэл отстраняется, избавляется от мешающего куска ткани, швыряя майку куда-то под ноги, и тут же оказывается крепко прижат к горячему телу напротив. Кожа к коже. У брюнета голова кружится и комната перед глазами плывет от такого тесного контакта, и когда длинные прохладные пальцы нежно поглаживают затылок, его ведет куда-то в сторону. Устоять на ногах помогает чудо, не иначе. Бочаров цепляется за пояс Никитиных брюк, расстегивает пуговицу, стягивает непозволительно узкие штаны вместе с бельем и присвистывает. "Нехило так" — крутится где-то в мыслях. Поднимает глаза и видит, как щеки старшего заливает яркий румянец. Выглядит слишком мило. Меловин роняет парня на кровать, стоящую в удобной близости от двери, не озаботившись тем, чтобы избавиться от распахнутой рубашки, зато брюки с обувью отшвыривает быстро и далеко, чтобы не мешались. Упирается в матрас по обе стороны от Никиты, нависает немного угрожающе, а целует в противовес нежно, прихватывает нижнюю губу, оттягивает слегка и улавливает тихий стон. Алексеев пытается держать себя в руках, но все его самообладание рушится к чертям, когда брюнет нашаривает под подушкой тюбик смазки и зубами откручивает крышку. — Ты... Откуда? — Ну, милый, ты же не думал, что единственная дырка здесь? — многозначительно тянет Костя, выдавливая на ладонь немного лубриканта, другой рукой разводя ноги лежащего под ним парня. Ник непроизвольно вздрагивает от прикосновения холодного геля к горячему колечку мышц, напрягается весь, сжимается и дышит сквозь зубы, ожидая худшего. Мэл приникает к губам, отвлекая, помогая перебороть страх, целует нежно, растягивает аккуратно и трепетно, боясь испугать. Никакого сходства с тем безумцем, который горло сжимал в коридоре и наслаждался чужой беспомощностью. Алексеев все еще паникует, и когда черноволосый без предупреждения вводит первый палец, он чуть ли не подпрыгивает на кровати. Шипит от боли, зло поглядывая на брюнета, но уже в следующее мгновение, когда тот прихватывает зубами темную горошинку соска, выгибается дугой. Бочаров улыбается довольно, уткнувшись лицом в грудь, и резко добавляет второй палец. Садист в нем никуда не делся. Растягивает медленно, но не слишком бережно, раздвигает пальцы внутри, наслаждаясь дурманящей узостью. У Никиты в глазах темнеет и позвоночник в узел скручивает от сладостной истомы вперемешку с болью. — Пожалуйста, — шепчет на грани слышимости, надеясь, что Мэл все-таки услышит и прекратит эту пытку. — Повтори, — брюнет случайно натыкается на простату и тут же тяжелую тишину разрывает хриплый Никитин стон, которого от острого наслаждения чуть ли не наизнанку вывернуло. — Пожалуйста, я прошу, — покорно повторяет Алексеев и тут же с разочарованием ощущает холодную пустоту внутри. Костя одной рукой стягивает джинсы и белье, пальцами в смазке обхватывает уже вставший член и проходится по всей длине. Приставляет головку ко входу и медленно толкается, входит почти наполовину и почти теряет сознание. Узко, горячо и до одури хорошо. Так, как даже не смел мечтать. Никита тихо хнычет, на что получает тягуче-сладкий поцелуй, заставляющий забыть о боли. Черноволосый проталкивается дальше, до упора, и начинает двигаться, аккуратно и медленно, хотя хочется не так. Хочется совсем по-другому: быстро, несдержанно, до криков и мушек перед глазами, но Меловин сдерживается, обещая себе, что все будет, но в другой раз. Он немного меняет угол и попадает точно по простате, отчего Ника пробивает мелкая дрожь. Старший ногами обвивает Костину талию и зарывается пальцами в мягкие черные пряди, чуть оттягивая их каждый раз, когда парень толкается внутрь. Через несколько толчков Алексеев кончает без рук, с громким стоном пачкая собственный живот. Бочаров собирает сперму и сует перепачканные пальцы в рот. Никита молится, чтобы ему это привиделось, потому что если нет, то как прикажете ему жить дальше с таким воспоминанием? Через мгновение Мэл изливается внутрь, выстанывая несдержанное: — Ни-и-и-ик, — и Алексееву кажется, что от одного только своего имени, произнесенного т а к, он может кончить еще раз. Хотя вряд ли. Он слишком вымотан. Костя подползает ближе, падает на свободную часть кровати, задумывается на мгновение, разворачивается, перехватывает парня поперек живота и прижимает к себе. Накрывает валявшимся на краю покрывалом и мгновенно засыпает, умиротворенный. Никита не привык спать в чужих кроватях, на секунду ему кажется, что лучше будет встать и уйти, но он не может. Или не хочет? Он переворачивается на другой бок, стараясь не потревожить спящего парня, любуется точеным профилем, и принимает окончательное решение. Уверенно переплетает свои пальцы с его и улыбается. Что-то ему подсказывает, что пора привыкать делить одну постель на двоих.