короткометражки.

На бледной коже жгучими кляксами черных пионов распускается очередной бутон. Он жжет сильнее предыдущих, и Юнги не может справиться с растекающимся огнем, который охватывает тело новыми судорогами. В горло будто стекла насыпали. Из колонок доносится разбивающий тишину скрим солиста любимых Bring Me the Horizon, но легче все равно не становится. Хочется кричать вместе с музыкантами. Но, свернувшись на полу от резкой боли в теле, Юнги может лишь думать о том, что когда-нибудь это все закончится. Скорее всего на печальной для него ноте, но это всяко лучше. Сказки из детства так и остались на потертых страницах книг. Когда-то светлые истории в реальности оказались настоящей тьмой, из которой выкарабкаться уже невозможно. В уголках глаз застывшие слезы. Они похожи на маленькие хрустальные шарики. Юнги выгибается в очередном приступе. Воспоминания из детства сдавливают в тиски, и кажется, будто голова сейчас лопнет от давления. Юнги вспоминает, как бабушка подарила ему шкатулку. В ней хранились разноцветные хрусталики, и Юнги мог часами смотреть сквозь них на солнце. Еще одна сказка, которая превратилась в пустые воспоминания. Хрусталики превратились в бесцветные стекляшки, а солнце погасло как уличный тусклый фонарь после рассвета. Сквозь музыку Юнги слышит глухой стук в дверь, но сил открыть нет. Наверняка какой-то сосед хочет занять сотню до зарплаты, и Юнги рад бы помочь, да только кто б ему помог. По спине проходит разряд тока. Змеёй ползет от копчика, выше, и взрывается ярким фейерверком в глазах. Тонкими пальцами Юнги сжимает ворс ковра и кусает собственную ладонь. До крови. Только без толку все. Чернеющие пионы приобретают багровый оттенок, и Юнги знает - осталось потерпеть немного. Он прикрывает глаза, сильнее скручиваясь на полу, и дышит через нос. Тянется непослушными пальцами во внутренний карман куртки и дрожащей рукой вытаскивает потертое фото с загнутыми уголками. - Ты до сих пор хранишь его, - раздается за спиной неуверенное и тихое. Такое знакомое, болезненное и ядовитое. Юнги чувствует, как его обнимают знакомые руки, и давится очередным приступом кашля. Хочет коснуться, но боится сломаться окончательно. Чонгук дышит надрывами у самого уха, и Юнги слышит, как бьётся его сердце. Чонгук шепчет что-то неразборчиво, обещает что-то придумать и не отпускать. И Юнги наверно верит. Только реальность всегда перед глазами. - Это все сказки, - шепчет Чонгук, чувствуя неуверенность Юнги. Обнимает сильнее. Сжимает ткань футболки на груди и повторяет как мантру: – Так не бывает. - Юнги чувствует на губах соленное и, собираясь с силами, разжимает чужие пальцы на своей груди. - Уходи, - хрипло шепчет Юнги и смотрит на Чонгука. Старается заново запомнить каждую аккуратно выведенную линию красивого лица, но в глаза заглянуть боится. Боится увидеть чужие эмоции. Еще больше – надежду, которой у них нет. - Если я буду далеко, это прекратится? – сквозь слезы, шепчет Чонгук. – Если перестану любить... Они исчезнут? – Юнги хотел бы сказать, что дело не в этом, но... Молчание разбивается о стены, как и что-то внутри самого Юнги. Настенные часы отсчитывают минуту за минутой, и время в четырех стенах тянется бесконечно долго. Истории о соулмейтах как сказки без хэппи энда. Или это только им не повезло, Юнги не знает. В бабушкиных книгах все заканчивалось совсем иначе, и Юнги правда хотел бы поверить, что это всего лишь дурной сон. - Дай нам время, - тихо говорит Юнги, и на потрескавшихся губах появляется призрачная улыбка. Он не хочет давать надежду ни себе, ни Чонгуку. Но это лучше, чем знать, что самый близкий человек пытается разлюбить тебя только потому, что кто-то решил все за них. Чонгук лишь молча кивает и подползает ближе. Укладывается рядом с сидящим у стены Юнги и закрывает глаза. Юнги чувствует, как где-то под кожей начинает прорастать очередной цветок ядовитого пиона, но у них еще есть немного времени...