Надоело

      В Стеф каждый раз что-то щёлкает, когда они снова подчёркивают её бесполезность и глупость. И это что-то так часто щёлкает, что она уже разваливается на куски. Ярко-синие глаза давно не горят как раньше, волосы давно не мягкие и блестящие, а красивое лицо стало таким бледным, что даже прохожие, увидев её на улице, спрашивают — всё ли с ней хорошо? Моргнув, Стеф облизывает обескровленные губы и отвечает, что она в порядке.       Стеф каждый раз пьёт дешёвое вино в загаженной таверне, когда куски заканчиваются. Раньше она, конечно, пила дорогой алкоголь, но куски в последнее время заканчиваются слишком часто, чтобы каждый раз тратить на их восстановление большие деньги.       Стеф каждое утро размешивает в чае зелёный порошок вместо сахара. Этот зелёный порошок — какие-то успокоительные травы, названия которых она, конечно, не запомнила, когда лекарь перечислял их. Правда, эти травы нихрена не помогают ей, но может эффект плацебо сработает?       Стеф уже давно не носит цветастые красивые платья, предпочитая им одежду, напоминающую серые мешки. В последнее время ей почти физически больно видеть яркие цвета. Сетчатка будто сгорает, как от огня, когда стоишь к нему слишком близко, и слезы так предательски глаза щиплют. Она завязывает косу чёрной лентой как скорбящая, да шляпу на голову натягивает. Только бы не видеть эти кораллово-розовые волосы.       Стеф каждый раз бьёт себя по лицу, когда ловит себя на том, что готовит ему им печенье с чёртовой розовой глазурью. Тесто летит в мусорку, лицо получает очередную оплеуху, а глазурь благополучно съедается под вздохи и тихие всхлипы. Не получат они никакого печенья.       Стеф одновременно боготворит и проклинает тот день, когда она познакомилась с ними. С одной стороны, они спасают её утопающее наследие, а с другой стороны, какой же ценой это спасение ей обходится. Она уже думает о том дне, когда Глупая Королева умрёт, а Широ будет улыбаться, пока ветер развевает её серебряные волосы. Только вот, Стеф ни разу не видела её улыбки. И почему-то в её фантазиях Широ вечно одиннадцать.       Стеф постоянно рыдает по ночам, крича в подушку, и недоумевает почему у неё такая судьба. А потом, проснувшись утром, трёт яростно красные глаза, царапая крупицами слёзной соли, умывается и спонтанно надеется, что в большом замке никто не слышал её истерик. И ведь почти никто не слышал. Кроме Джибриль. Но Джибриль им не рассказывает, лишь с напускной сочувственностью, безразлично спрашивает — всё ли в порядке? Моргнув, Стеф облизывает обескровленные губы и молчит. Они обе знают ответ.       Джибриль не замечает, когда ночью не слышит заглушенные крики.       Джибриль не замечает, когда утром не видит шмыгнувшую на кухню тень за очередной порцией чая с успокоительным.       Никто не замечает, когда Стеф исчезает.