***
Питер стоит у двери в квартиру Уэйда и не может постучать. Он наконец-то предпринял серьёзную попытку покончить со всем этим безумием, которое нарушает его душевный покой уже не первый месяц. Он предложил Мишель встречаться. Мишель красивая и умная. У неё звонкий приятный смех, длинные стройные ноги и густая копна тёмно-каштановых вьющихся волос. Они с Питером давно знакомы, довольно много времени проводят вместе и явно симпатичны друг другу. Паркеру с ней легко и комфортно, он даже готов углубиться в романтику и дарить ей цветы и милые подарочки, водить в кино и устраивать ужины при свечах. (Она, по крайней мере, не отрывает от его сердца по маленькому кусочку каждую встречу.) Питер, конечно, знает, что она заслуживает намного больше, чем парня с раскуроченной душой и занятым сердцем, но он постарается стать для неё кем угодно, — героем, принцем, да даже королём, — если она хотя бы чуточку его исцелит. Он так устал. Питер стучит. Дверь открывают быстро. Уилсон стоит на пороге в своём красном костюме и маске, с серым махровым халатом поверх. Питер жалеет, что не сможет видеть выражение его лица. Будет ли он удивлён? Расстроен? Или, наоборот, рад? Наверное, Питеру лучше этого не знать, чтобы не давать себе повод надеяться на что-то. — О, Паучок, ты рано, — Уилсон смотрит на невидимые наручные часы. — Ладно, проходи, я сейчас переоденусь. Или не переодеваться? Хочешь меня раздеть, м? Уилсон обхватывает рукой талию Паркера и прижимает к себе. Он утыкается в сгиб шеи, проводит носом до уха и шепчет: — Хочешь? Ответь. Питер закрывает глаза, пытается размеренно вдыхать и выдыхать и начинает считать до десяти. Один. Уэйд опускает руку с талии на зад и сжимает. Он закатывает маску до носа и ведёт губами от ключицы до плеча, местами прикусывая кожу. Два. Вторая рука забирается под футболку Питера, оглаживая мышцы пресса и спины, задевая соски. Три. Рука, до этого сжимавшая задницу Паркера, медленно скользит к паху. На четырёх Питер сбивается, потому что рука Уилсона ложится на его член, оглаживая прямо через ткань, надавливая, сжимая, а потом снова оглаживая, а сам мужчина трётся об его бедро своим стояком, и если это, блять, нельзя отнести к одним из лучших чувств в жизни Паркера, то ему такая жизнь нахрен не нужна. Где-то на задворках сознания тоненький голосок орёт, что Питер теперь, вообще-то, занят. И его будто в ледяную воду окунают, а потом вытаскивают за волосы; он перехватывает запястья Дэдпула и отталкивает его от себя, отходя на несколько шагов назад. В этот момент Паркер признаёт, что он ещё не совсем потерянная, но всё же тряпка. — Я не буду заходить, — тихо говорит Питер, рассматривая свои кроссовки. Надо бы заменить шнурки. — Я вообще пришёл сказать, что…ну…что больше не приду? Даже через маску видно, как Уэйд удивлённо приподнимает бровь, но явно не верит. Уже было несколько случаев, когда Питер закатывал истерики подобного рода, но через пару дней всё возвращалось на свои места. — Ну, то есть, у меня теперь есть девушка, так что… — Питер неопрелелённо взмахнул рукой. — Я хотел бы трахаться с ней, а не с тобой… То есть, я не это хотел сказать! В общем, ну, ты понял. Питер кивнул сам себе. Прощальная речь, конечно, получилась далеко не такой уверенной и снисходительной, как ему хотелось бы, но он хотя бы смог более-менее внятно изложить свою мысль, так что, наверное, всё не так уж плохо. — Это что, шутка такая? Паучок, ты в норме? — Уилсон сделал шаг вперёд и потянулся рукой к его лбу, чтобы проверить температуру. — Нет! — Питер отшатнулся. — Я серьёзно. Её зовут Мишель, она просто замечательная. И она мне очень нравится! Так что, я думаю, что нам стоит прекратить общение и…и всё остальное. Уэйд моргает. Хмурится. Да, у Паркера были подобные истерики, но…в них никогда не были замешаны девушки. Проще говоря, Питер пытался с ним порвать, но с девушками отношений не заводил. Уэйд не уверен, были ли у него вообще когда-нибудь девушки. Уж слишком воодушевлённо он смотрел на Старка. — Эм, ладно, — Уилсон кивает. — Но ты же мог просто позвонить. Зачем ради этого приходить сюда? Нет, Питти, ты ничего такого не подумай, я всегда рад тебя видеть, но мы не так уж близко живём, чтобы ради передачи такой незначительной информации заявляться ко мне домой. — То есть, эта информация для тебя незначительная? — парень недоверчиво прищуривается. — Это хорошо. Я просто подумал, мало ли. А пришёл лично потому, что проходил мимо. Вот и решил зайти. — Проходил мимо в одном из не самых спокойных районов города? — Ну да. Я патрулировал. — А, ладненько. Отлично. — Отлично. Ну, пока? Уилсон ничего не ответил и захлопнул дверь. Питер не знал, как это расценивать, и даже думать об этом не хотел. У него назначена встреча с его девушкой (как же приятно звучит) через полчаса, нужно успеть принять душ.***
В общем-то, Уэйд обладал прекрасной силой самовнушения. Она всегда помогала ему избавиться от назойливых неприятных мыслей и чувств, позволяя Уилсону забывать о проблемах на долгое время. В случае с Питером самовнушение тоже сыграло очень важную роль. Уилсон познакомился с Паркером на одной из миссий, организованных Щ.И.Т.ом. Парень в костюме Спайдермена оказался просто неподражаемым: невероятно гибким, сильным, рассудительным, с глуповатыми (и оттого смешными) шутками. А милая мордашка, так упорно скрываемая маской, ещё больше распалила в Дэдпуле желание поставить эту сучку с оленьими глазками в коленно-локтевую и жёстко отыметь. И даже то, что Паркер оказался приемником Старка, Уилсона ничуть не смутило. Какая ему разница, кому там Питти жопку подлизывает? Впрочем, он оставался безразличным к этому недолго. Паркер оказался интересным собеседником, хорошо понимающим и принимающим все заскоки Уэйда, и действительно неплохим шутником. Он очень звонко смеялся с выходок Уилсона, краснел, когда Уэйд отвешивал ему пошлые комплименты, и из рук вон плохо скрывал свою симпатию к наёмнику. Короче говоря, «освещал кромешную жизнь прогнившего мужика своими глазами-солнышками». И Уэйду, вроде, забить бы на всё это и послать назойливого Паука куда подальше, но голоса в голове орут «пошёл нах, мудила, не вздумай отдавать нашего Питти в руки какого-нибудь поганого миллиардера-плейбоя-филантропа-извращенца», и Уэйд даже слышит стук собственного сердца (если оно, конечно, всё ещё есть в его грудной клетке; он просто давно не проверял), когда Паркер рядом. О как. Все эти чувства, будем честны, Уилсона до усрачки пугали. А если что-то пугает бессмертного мужика, от одной рожи которого младенцы пачкают подгузники, то это уже пиздец вселенского масштаба. Всё, собирайте вещички и бегите в бункер, потому что Дэдпул идёт творить возмездие своим страхам, и вам не стоит попадаться ему под руку. Но и в этот раз мир избежал погибели, потому что Уэйд провёл с собой очень серьёзную беседу на тему «Питер Паркер — тупая шлюха», после которой со спокойной душой стал слать голоса нахер, а учащённое сердцебиение списал на старение и сердечные болезни. (Разумные доводы голосов насчёт его регенерации посылались нахер вслед за ними.) Когда же Питти-пирожочек припёрся к нему и заявил, что он теперь, видите ли, занятой мужчина и хочет секса только со своей избранницей, Уилсон удивился. Даже немножко разозлился. (У Уэйда всегда были собственнические наклонности, мол, «не трогай моё, а то будешь искать свою ебанутую голову в ближайшей мусорке, ой, хотя, постойте, хах, как ты найдёшь голову без головы?».) Но почти сразу же решил, что ему глубоко похрен, кому там Питер собирался передавать свои слюни. Он даже был уверен, что Паркер прибежит к нему через несколько дней, раздвинет ноги и будет молить о прощении. А Уэйд ответит, что ему похуй так-то, но он прощает. Да, вот так. Круто и дерзко. Но Питти не пришёл. Ни через два дня, ни через три, ни через неделю. Всё это время он водил Мишель в кафе, кино и на всякие прогулочки. (Не то чтобы Уилсон следил, нет, он просто проходил мимо.) Они сидели в парке, ели мороженое, вместе ездили на колледжские олимпиады и кормили грёбанных уточек в грёбанном пруду. А ещё целовались. Мишель прикасалась к губам Питера очень робко и неумело, а Паркер отвечал, уверенно, но без напора, медленно и нежно. И Уилсон, если честно, истерично ржал, потому что если бы милашка ЭмДжей знала, кто научил её парня искусству передачи микробов изо рта в рот, то, наверное, проблевалась бы. Уэйду как-то мучительно больно становится. Разговоры с самим собой больше не помогают — самовнушение забилось в дальний угол и отказывается работать, говорит, мол, оно здесь не помощник. Да пошло оно. Херня. Он каждый день следит за Питти-ну-нахрена-ты-ушёл-сука-Паркером и его тупой сучкой и отрезает себе по одному пальцу, когда они целуются. (Загибать пальцы — хрень, отрезать круче и брутальнее.) Уилсон думает, что если Питер полезет к своей любимой под юбку, то больше никогда в жизни её не увидит. Ну, разве что по частям. (Да, она, конечно, не какой-нибудь обмудок наркодиллер и не глава мафии, но она самая настоящая воровка — просто взяла и спиздила у Уэйда сердечко прекрасного Спайди, а тот с собой ошмётки его, Уилсона, сердца прихватил и возвращать не хочет. Но Спайди-то мы, конечно, простим, а вот эту блядскую ЭмДжей — неа, ни за что.) Через месяц Уэйд практически перестаёт спать. Ему снятся мокрые сны и кошмары с Питером в главной роли, и он не знает, что хуже: после первых он просыпается с каменным стояком и осознанием того, что, возможно, всё то, что Спайди вытворял в его сне, он может прямо сейчас вытворять с Мишель, а после вторых… После вторых он просыпается в холодном поту, не имея возможности проверить, всё ли с его мальчиком на самом деле в порядке. Он хватается за холодную простынь на другой половине кровати (до появления Питера он спал посередине, а потом перебрался на правую сторону, к стенке, чтобы Паркеру было удобнее) и рыдает. И пускает себе пулю в висок. А однажды ему снится свадьба Питера и Мишель. Они стоят у алтаря в праздничных костюмах, вокруг гости, все в светлом. В центре зала стоит большой шоколадный торт с фигурками молодожёнов на верхушке. Паркер целует ЭмДжей страстно, напористо, так, как целовал только Уэйда. Уилсон стоит за спиной Мишель, и Питер смотрит ему прямо в глаза. Смотрит и продолжает целовать. Гости хлопают, чокаются бокалами с шампанским (а Уэйд ещё раз чокается на голову) и поздравляют пару. Питер отрывается от ЭмДжей, улыбается Уэйду. Уэйд тянет к нему руку, но Питер делает шаг назад. Вдруг книга в руках священника превращается в пистолет, который он передаёт Паркеру. Уэйд хочет остановить Питера, но не может пошевелиться — он даже не чувствует ног. Уэйд кричит, но звук не получается, только беспомощно открывается рот. Гости смеются. Питер улыбается. И выстреливает в своё горло. У Уэйда дрожат руки, а раны от пуль затягиваются несколько часов вместо привычных десяти минут. Голоса в голове молчат, и Уилсон думает, что быть бессмертным — та ещё херня.***
Уэйд не выдерживает к концу второго месяца — в голове орут голоса, на теле куча ран (приходится отсиживаться дома по нескольку дней, чтобы полностью восстановиться после очередного задания), а реальность от сна отличить катастрофически трудно. Да и надо ли вообще отличать, если во снах всё прекрасно, Питер всегда рядом, обнимает его, тараторит о чём-то интересном и даже… Даже целует. Не в постели, когда они оба разгорячённые, потные, так тесно прижатые к друг другу, будто являются одним целым. Питер готовит завтрак и целует Уилсона в щёку, когда тот подходит к нему со спины и нежно обнимает за талию, прижимая к себе и укладывая подбородок на плече парня; целует медленно и тягуче во время просмотра фильма, засыпая на плече мужчины к середине комедии; провожает на миссию и снова целует. Во сне Паркер всегда рядом, максимум на расстоянии метра — Уэйд его тепло нутром ощущает. А в реальности Мишель всё чаще зовёт Питера на чай вечером, с явным намёком на то, что они, скорее всего, не будут пить заваренную травянистую бурду из пакетиков. Паркер вежливо отнекивается, но каждый раз оборачивается и смотрит пару минут, будто думая: а может всё-таки стоит зайти? Уилсон залезает в квартирку Питера через окно, попутно думая, что если ЭмДжей сейчас лежит рядом с Паркером или, что ещё хуже, верхом на нём, то Уэйд её пристрелит. А потом и себя за компанию. Чтобы малыш Питти остался совсем один (пусть и не навсегда — регенерация у Дэдпула, конечно, подпортилась, но он всё ещё бессмертный мудак) и понял, каково было Уэйду. К счастью, Мишель в комнате не оказывается. Питер лежит на кровати один, его лицо освещается отсветом экрана телефона — переписывается с кем-то. Он, услышав посторонние звуки в непосредственной близости, резко напрягается и принимает сидячее положение, освещая гаджетом темноту. — Уэйд? Питер, честно говоря, удивлён: от Уэйда не поступало никаких сигналов с их последнего разговора, они не пересекались даже по заданиям Щ.И.Т.а, и Паркер обзавёлся идеей-фикс устроить слежку за Уэйдом. То, что Мишель ему совсем-совем не нужна, Пит понял к концу первой недели. Он не чувствовал и капли того, что испытывал к болтливому психопату, и девушка никак не могла вытеснить этого безумного мужика из головы Паркера. Он всё ещё вспоминал их ночи, скулил от желания вернутся, даже если Уэйд станет в десять раз грубее и хамоватее (а Уилсон итак нихрена не неженка), и мечтал ещё раз прикоснуться к странной коже, покрытой шармами и кратерами, хотя бы на пару секунд. К концу третьей недели ЭмДжей начала раздражать. Она пыталась забраться Питеру под футболку (а один раз даже в штаны), постоянно несла какой-то бред, напоминая жужжание старинных холодильников, и целовалась как-то не так. И пахла не так. И выглядела не так. И даже не была мужиком. Питер скучал. Господи, как же он скучал. — Привет, Паучок. Уилсон начал быстро стягивать с себя одежду, путаясь в рукавах и штанинах костюма. Он так хотел спокойно поспать, а потом проснуться и почувствовать Питера (настоящего Питера) рядом, что уже не осознавал, что делает. — Уэйд, что ты… Уилсон легко перелез через Паркера и улёгся рядом, вплотную прижимаясь спиной к стене. Кровать у Питера, увы, была немного больше односпальной, но парень являлся воплощением стройности (и силы, конечно же), а Уэйд вполне помещался, но только лёжа на боку. — Прости меня? — прошептал Уилсон, обнимая Питера одной рукой поперёк груди, а вторую подкладывая ему под голову, утыкаясь носом в его шею. Питер готов был кричать. Он так давно не чувствовал тепла Уэйда, его запаха, так давно не прикасался к нему. Сколько они не виделись? Пару месяцев? А кажется, что вечность. Питер временами думал, что смог отказаться от Уилсона. Смог забить и забыть. А сейчас, прижимаясь к нему, он может смело заявить, что просрал все свои достижения и награды за выдержку. Всё, судьи, отбирайте медали, этот парень жульничал. Обманывал всех, начиная с себя, вот поганец. Уэйд всё ещё сидит внутри него, маленький такой, точит свои мини-катаны и поедает мини-буритто. — Тебя так долго не было, Питти. Прости меня. Ты мне так нужен. Я так скучал. Можно остаться? Клянусь, я взорву себя, если ты меня прогонишь. Прости меня. — Почему ты не пришёл раньше? Питер, конечно, его не прогонит в любом случае. Ни за что. Даже если Уэйд сейчас скажет, что на эти пару месяцев напрочь забыл о нём, бухая и трахаясь со всеми, кто даст, а сейчас пришёл потому, что давалки закончились, Питер его всё равно простит. Это, похоже, неизлечимо, как вечный рак грёбанного Уилсона. Эй, гордость и инстинкт самосохранения Питера Паркера, вы где вообще? Тут как раз работка для вас, ау-у-у. Чёрт, похоже, они пропали, и бедному Питти уже ничего не поможет. — Я думал, что ты мне не нужен, Питти. Я такой тупой обмудок. А голоса…они так скучают по тебе, визжат, как сучки, мол, верни Питти, верни Спайди, верни, верни. И нам снятся сны, ужасные сны, Питти. Я так давно не спал. Наверное, несколько дней. Или больше. Ты простишь? Прости, Питти. Уэйд покрывает поцелуями лицо Питера. Сначала подбородок, потом левую щёку, плавно переходит на нос, а с него — на правую. Беспорядочно целует лоб, веки, снова щёки и подбородок, но губы не трогает. Запрет Паркера — закон. Питер задыхается от эмоций — Уэйд никогда не был с ним таким нежным и осторожным. Будто боится, что Питер его оттолкнёт. Паркеру от этой мысли смеяться хочется, потому что он бы не только не прогнал Уилсона, но и разрешил бы ему себя избить. — Я прощаю тебя. Прощаю, Уэйд, слышишь? Только не уходи. Хорошо? Питер, сам себе удивляясь, кладёт руку на шею Уилсона и притягивает его голову к себе, целуя. Поцелуй выходит каким-то смазанным, быстрым и напористым. Питер целует, очерчивает языком контур тонких губ, проникает внутрь и, кажется, забывает дышать. Уэйд тяжело дышит, шепчет что-то непонятное и называет Паркера своим «блядским спасителем». Да, вот она, та самая дыра, из которой не вытащит даже мистер Старк — грёбанная точка невозврата. Но Питеру так похуй, если честно, что он забывает обо всех принципах («поцелуй с Уэйдом вне секса — признак размазни»), которые были у него всего пять минут назад. — Ого, Питти-бой только что поцеловал меня просто так? — в темноте не видно, но Питер уверен, что Уилсон в данный момент улыбается. — Я не уйду. Ни за что. Даже если твой железный папочка решит разрезать меня на части и спрятать по разным уголкам планеты. Уэйд выцеловывает шею Питера, ключицы; он облизывает яремную впадину, прикусывает кожу сильнее, чем было нужно, вызывая недовольное шипение Питера, но тут же зализывает укус. Уилсон поочерёдно облизывает соски парня и слегка дует на них, несильно сжимает пальцами и выкручивает. Питер тихо стонет, устраивая руки на затылке Уэйда и притягивая его к себе. — Тебе нужно спать, — едва ли может выговорить Паркер, чувствуя, как одна из рук Уэйда медленно ползёт вниз, очерчивая пальцами кубики пресса. Уэйд усмехается и целует Питера, запуская два пальца под резинку его боксёр. Паркер зажмуривается — он хочет, чтобы Уилсон отдохнул, но не может его остановить. Это поражение. Второй рукой Уэйд подхватывает Питера под зад, приподнимая и стягивая с него боксёры. Уилсон отползает подальше и рассматривает голого Паркера так, как критик осматривает картину на выставке, восхищаясь ею: колени парня сведены, в потных ладонях — помятая простынь, чёлка прилипла ко лбу. Тьма скрывает лицо, но Уэйд уверен, что щёки Питера горят румянцем. Он возбуждён, и это чертовски завораживает. Уэйд разводит ноги Паркера и укладывается между ними. Он размазывает выступившую капельку смазки по розовой головке и погружает в свой рот, обводя языком. Питер дёргается и глухо стонет. Его охватывает жар — тот самый, о котором он мечтал с последней встречи с Дэдпулом, такой правильный и нужный, что никакая Мишель не сможет дать ему даже чего-то отдалённо похожего. Уэйд вбирает глубже, обводит языком все неровности, втягивает щёки и пропускает член Питера в глотку. Паркер будто с ума сходит: ёрзает, порывается насадить ещё глубже и безостановочно стонет. Уэйд отстраняется, сплёвывает на ладонь и заключает ствол парня в кольцо из пальцев, надрачивая. Обычно Уилсона не заткнуть даже во время секса, но сегодня он непривычно молчит, полностью концентрируясь на том, чтобы доставить удовольствие Питеру. Паркер же скулит и начинает толкаться в руку наёмника, выгибаясь. — Уэйд, блять, я сейчас… Уэйд неглупый парень, всё видит и понимает. Он, чёрт возьми, и сам от вида прекрасного и до чёртиков возбуждённого Питера (хоть и приходится всматриваться, никто из них же не удосужился включить хотя бы ночник) готов спустить без рук, но на сегодня у него немного другие планы. Уилсон сжимает член Питера у основания и останавливается. Парень матерится и тянет руки вниз, но Дэдпул перехватывает их своей свободной рукой и сцепляет над головой Паркера. — Всё ещё хочешь, чтобы я остановился? Тяжёлое дыхание, каждые несколько секунд срывающееся на скулёж, и отрицательное мотание головой служат прекрасным ответом. Уэйд усмехается и переворачивает Питера на живот, продолжая удерживать его запястья уже двумя руками. Вид открывается прекрасный: широко разведённые ноги, влажная дырка, прогнутая спина с выступающими позвонками и колом стоящий член, прижатый к кровати. — Ты всё такая же сучка, Питти. Моя невероятная сучка. Ты такой мокрый, пиздец. Дэдпул огляделся. Они всегда трахались в его квартире, поэтому тюбика смазки у Питера не было. Он же не спал ни с кем другим, верно? — Можешь прям так… Я готов, Уэйд… — Спайди, не говори глупойстей, тебя нужно растянуть. — Всё в порядке, правда, — Питер скользнул членом по мятой простыни и простонал, подаваясь назад в попытке насадиться на член мужчины. — Я готов. Уэйд бы и рад вставить Паркеру по самые яйца без всякой подготовки и драть, драть, драть, чтобы на свою Мишель даже смотреть не мог, но он же, оказывается, малыша Питера любит и не может опять ему больно сделать. Вот блядство. — Уэйд? — Да, сладкий? — Просто сделай это. Уэйд входит так медленно, как только может при всём его состоянии. Питер громко кричит и зажимается, вцепляется зубами в подушку и дышит рвано, будто ему потихоньку перекрывают кислород. Уилсон даже дышать боится, что уж горворить о телодвижениях. Проходит мучительных семь минут (да, Уэйд считал, но чем ещё заняться, если твой член в чьей-то заднице, а тебе нельзя им двигать?), прежде чем мышцы, обхватывающие ствол Уилсона, расслабляются, пропуская его внутрь. Постепенно толчки становятся резче и быстрее — Уэйд задаёт темп. Питер стонет, уперевшись щекой в ту самую злосчастную подушку, и даже не открывает глаза. Это всё так нужно, так правильно и так адски горячо, что Паркер будто сознание теряет. Как он мог существовать без этого? Как он мог прикасаться к какой-то Мишель, целовать её, проводить с ней так много времени, если всё, что ему нужно — вот оно, горячо дышит в шею и оставляет засосы, вколачиваясь в его зад? Оргазм настигает Питера неожиданно и ярко, он на мгновение перестаёт дышать, кончая, и растягивается на кровати в форме звезды. Уэйд выходит из него, ложится рядом и несколько раз быстро проводит по члену вверх-вниз, кончая следом. Паркер переворачивается на спину и ложится на Уэйда, утыкается носом в его плечо, обвивая его руками и ногами. Уилсон устраивает руки на пояснице парня и прикрывает глаза. — Спи, — шепчет Питер, целуя мужчину в висок. Не то чтобы Уэйд был против.***
Питер расстаётся с Мишель на следующий день под наблюдением Уэйда. Она хмурится и пожимает плечами: «Ты всегда был странным, Паркер». Уже к концу недели главным слухом колледжа становится заявление о том, что у Питера маленький член. Не очень справедливо. Уэйд переходит в состояние ворчливого, но безобидного говнюка, который продолжает нести всякий бред, но не причиняет Питеру вреда. Наоборот, Паркеру приходится останавливать наёмника, который попытался сломать шею Нэду, когда тот по-дружески обозвал Питера обмудком. А Питер решил, что испытывать к кому-то такие сильные чувства — не значит быть тряпкой. Это всего лишь значит, что…ну…что ты влюблён? Конечно, гордость должна быть всегда, но чёрт, какая нахер гордость, когда такой большой и страшный наёмник-психопат обнимает тебя так, что рёбра слегка хрустят, просит посмотреть какую-то сопливую мелодраму («ну же, Питти, мне её Колосс посоветовал, ну как не посмотреть?») и чуть ли не мурчит. Ну и где Питер мог так проебаться?