Горячие таймы.

Впервые его увидев, я почувствовал легкое желание. Оно ненавязчиво возникало в моем сознании, укрепляясь там, намеревалось развиваться дальше. Усилила его не ответная реакция, проблески которой все же были в глазах соперника, а его непокорность и гордыня. Он чувствовал себя фаворитом, он уже видел себя победителем на этой игре. Черт, как же я хочу его взять, заставить прогнутся, сломать его и эту решительность, стереть нахальную улыбку с его лица. Грубо иметь его в лучших традициях нации. Меня душили противоречия в желаниях. Его красота: бархатная загорелая кожа, выгоревшие на ярком солнце, короткие, чуть вьющиеся, русые волосы, пронзительные темно-зеленые глаза. В совокупности с плавными дугами бровей, острыми чертами лица, высоким ростом и рельефными мышцами, он выглядел очень привлекательно. Я хотел иметь его, как трофей, как игрушку и как своего покровителя, почти бога. Я вожделел его, возносил к небесам, также как хотел ударить, разбить и унизить. Я решался, что именно мне сделать, пока не подвернулся удобный момент. Удар. И…гол!!! Сложно описать, что я чувствовал, получив победу по окончанию матча. Интерес к Октавио исчез сразу, как в поле моего зрения появился любимый альбинос, раскрашенный под мой собственный флаг, с неизменным цыпленком на плече. - Молодец, Людвиг,- многозначно подмигнул мне Бальдшмидт, и увел меня в горячую глубь раздевалки, где его похвала стала для меня самой лучшей наградой…