Правильные сны

Здесь нет ничего особенного. Ни Войны, ни долга. Ни тесного воротничка клирика, стесняющего дыхание. Вера есть, но лишь в себя. Но её — хватает. Как и внутренней смелости для оправдания собственных грехов. Заставленная мебелью комната пахнет удушливо, тяжело. Она кажется живой — обволакивает собой. Словно ненасытная девка, которой всегда мало. Постоянно распаленная до лихой острой боли между ног, как он сейчас. В противно-пряном духе дорогих съёмных комнат Мариану дышится легче, чем в церкви во время обедни. Во время обязательных молитв, да скучных семинарских лекций. Мариан Кросс больше не жалкий церковный служка. Теперь он много значит, многого стоит. Может испытать всё то, что раньше казалось неправильным и запретным. И не отказывает себе в этом. У него тут рядом дорогой ликёр ещё пока не весь выпит. У него здесь пусть и чужая, но роскошь. И ещё несколько волос на подушке — бывшая собственность разных женщин. Кросс у них имеет большой успех. Наряду с прочим, цену ему набивает пистолет, лежащий тумбочке возле примятой кровати. Юный Мариан ощущает себя сильным, успешным и умным мужчиной. В служении Ватикану есть плюс — образование, необходимое для получения сана, кое в чём отменно. Во многом он теперь поневоле поднаторел. Узнал о множестве вещей. Изучил кучу книг. С упоением читал о смертных грехах, и о том, как Пастырь карал за них овечек своих. Про Великий Потоп и про Ноя. Ной был праведен, он был спасён от смерти, а внуки его спали друг с другом. Но про это вспоминать просто не принято. Ведь он и его род заново населили Землю людьми. Ной трудился, совершал подвиги, даже уже разочарованный в вере, и Создатель даровал ему отпущение. Бывают подвиги, за которые всё прощается. Вот и он, Мариан, сумеет совершить нечто, что смоет с души грязь прегрешений против Заповедей и Церкви. И гарантирует место в раю. Только усвоил он теолиогию весьма путано — слишком многое отвлекало горячего парня. Да и плевать на это, ведь именно свои понятия Мариан считал в корне верными. Плевать — потому что он не один, с ним рядом тот, кто должен понимать, как это провернуть. Ведь у него, святого отца Мариана, тоже есть свой Ной. Тот, кому когда-то выпала честь быть избранным Господом, если принять, что Память Ноя — это и есть библейский праведник, поделенный на свои основные слабости и пороки. Если верить в это, то становится совсем хорошо. И грехи становятся пустяком. Слишком много было тех, кто впадал в искушение, но сумел заслужить индульгенцию. Коли он содеет блистательный подвиг ради славы Господней — всё простится. Ускоренный бег крови подводит мозг почти к тонкой грани с безумием, наполняет жизнью малейшую венку, каждую клеточку тела: от волос до кончиков пальцев. Это — настоящая жизнь. Экзорцист Мариан, может втайне и рад, что у него есть Война и свой Ной. Его имя, «Нэа», тоже означает движение. Ироничное совпадение, но только если верить в случайности. Пистолет — чистая сила Кросса. Но за выпивку платит тот, кого Кросс про себя зовет «своим Ноем». — Мой Ма-а-а-риан, — самодовольно подтверждает Нэа — кому принадлежит на самом деле резкий запах уже несвежего белья и терпких духов. Изломанная полоска света, стыдливо пробирающаяся с улицы сквозь щель в портьере. День за окном. Новая жизнь Чёрного Священника Кросса. Его самоуверенность и сила. Новые знания о тёмной материи, магии и Тысячелетнем Графе. Практические познания о любви с женщинами и теоретические - с мужчиной. — Твой? — усмехается Мариан в ответ почти самодовольно, но кровь ударяет в скулы, окрашивая их. — Мой, — у Нэа чуточку великоватый рот — единственная брешь в идеальных чертах лица, но улыбка от этого ещё ослепительней. Нэа красиво вскидывает изящную руку. Завитая прядь волос над его сияющими золотом глазами мелко дрожит. Мариан выжидающе щурится, но упускает момент, когда рука опускается. На бедре расцветает красным тонкая полоса. Это больно — как укус, как ожог, но Мариану даже хорошо. На коже уже довольно много тонких следов, покрытое рыжими волосками бедро все разрисовано ими. Это нравится Мариану, но он всё же осыпает Нэа целой лавиной отборной брани. Кросс не изменяет позы. Хотя и неприятно лежать на боку в одной задранной рубахе. Мариан видел, как Нэа достаёт струну для рояля из багажа. Как впервые заносит руку. Как преображается его лицо во время ударов, становясь совершенно уродливым. Как тонкие ноздри дрожат, стараясь со странной жадностью вобрать запах крови. Кросс не может признаться, что поднявшийся член, на который Нэа сейчас беззастенчиво смотрит — это не утренний стояк, а нечто совершенно иное. Не может даже намеком выразить всё, что стерпел, замолчал, подсмотрел, ощутил, притворяясь набравшимся в хлам. — Хочешь меня? — интересуется Нэа с легким интересом. Улыбка Ноя становится шире, хотя это уже, казалось бы, невозможно. Мариану хочется выть, орать — так он хочет Нэа сейчас. Взять его и... Но подобного ему ни за что не позволят. Только если расстелиться самому, но подобное совершенно неприемлимо. Остаётся думать, что содомия — грех страшный. Вот если бы в роли женщины был сам Нэа... — Пристрелить, — насмешливо тянет молодой экзорцист. Нэа не обращает внимания — правда ему и так известна. — На пользу пойдет, — издевается Ной, — видно, маменька тебя никогда не воспитывала — так я могу. Кто оплатит ночную историю? Хорошо хоть, сейчас твоих компаньонок след простыл, но долгов это не отменит. — Твой брат, — нагло отзывается Кросс. — Ну уж нет — Орден, - парирует Нэа. Его бешенство прошло, он снова благодушен. Рельефные бедра Мариана расчерчены сеткой полосок - и это правильно. Наказать бы следовало сильнее, но, пока долги невелики, охоты нет. Дело с воспитанием этого странного протеже на самом деле только пошло на лад. — Самого-то где черти носили? — лениво вопрошает Кросс. Он делает крупный глоток из пузатой бутылки, даже не удосуживаясь прикрыться. Нэа ходил смотреть чужие сны, но он не может сказать такому важному союзнику, чьими они были. — Называй его Тысячелетним Графом, — напутствует он Кросса сладчайшим голосом, —или задушу тебя этим, - Нэа демонстрирует струну: она и вправду схожа с удавкой. Нэа хочется обернуть её вокруг шеи этого экзорциста. Придушить — не насмерть, а потом... — Мой Мариан, — вдруг повторяет он снова и легко поднимается — подтянутый, словно праздничный. В дорогом пальто, с бантом на шее. Полный контраст с расхлябанным Кроссом. Тот против воли завидует и решает впредь брать пример. — Не раньше, чем тебя самого придушат, — вскидывает подбородок Мариан. Прелюбодеяние - грех не такой страшный, как содомия, так ведь? А Нэа всё равно ни за что не позволит... Кросс молчит, ничего не возражая на «мой». Нэа отшвыривает струну, медленно сдирает перчатку и осторожно касается чужого бедра. Тонкие пальцы пробегаются возле ложбинки меж ягодиц, примеряясь. — Мой Мариан, — Нэа смотрит поверх него на окно. Туда, где сквозь штору лениво пробивается чужой солнечный день. У самого Нэа нет ничего, но он не желает этого признавать. Проверив, кто до сих пор снится Тысячелетнему Графу, он не против посмотреть грёзы Мариана. Но последний хочет продажных девок. А делить с ними даже чьи-то сны Нэа не намерен. Мариан лениво всасывает остатки алкоголя, не совершая ни одного лишнего движения. Он готов на все, лишь бы «его Ной» не заметил, как сбивается в несдержанный шум дыхание от того, что сердце в груди сейчас просто оплавится. — Накачал задницу, — деревянно хохочет Нэа. Мариан нагло ухмыляется в ответ. Им отпустят. Или ему будет отпущено. Кросс потом помолится — чтобы им. — Мы скоро разъедемся, но до той поры — больше никаких потаскушек. Сам себе расслабиться помогай. И посмеешь еще раз влезть в долги — я тебя так накажу... — Нэа оставляет Мариана и отходит к окну. Свет призрачно манит его к себе, словно пламя мотылька. Нэа всё ещё улыбается, понимая, что тяга к свету — предательство, и она способна его погубить. Но ему, в отличии от Адама, слишком скучно жить в темноте. Он не может поселиться в комнате, полной сумрака и идеальных вещей своего гениального брата Адама. И в таком месте — тоже. Особенно в подобном окружении. Нэа внимательно осматривается вокруг себя, его жёлтые глаза пусты, печальны и неподвижны — как у покойника. Кривая она — вот и всё. Небрежно подбитая штора. Только его брат Адам всегда шьет до нелепого идеально. Ещё одна смешная слабость Господина Графа — корпеть над безупречным результатом. Разум фиксирует её, руки всё дергают ткань. Его не удаётся прикрыть — свет этот. Мариан переворачивается, привставая. На головке его саднящего от перевозбуждения члена уже сверкает крупная капля. Кросс беззастенчиво двигает ладонью по стволу — картинно, напоказ, но Нэа не оборачивается. Кончает он быстро, но показательно лениво вытирает руку о простынь. Дышится сейчас, несмотря на шалящий пульс, всё так же легко. Это — настоящая жизнь, но она была бы куда слаще, если бы Нэа... «Мой день», — раздражённо убеждает себя Четырнадцатый Ной, глядя в окно. Ему простительно лгать. Ведь Создатель им все простит. Для этого нужно лишь, чтобы враг всегда видел правильные сны.