Человек, который продал мир

I must have died alone A long, long time ago

Он стоял на лестнице в пролёте между третьим и четвертым этажами. Нечёткий силуэт в густом сигаретном дыме, превращающим всё пространство в черно-белое кино. Облокотившись о перила и вытянув длинные ноги, он совершенно перегородил мне дорогу.       — Ты жалеешь о чем-нибудь? — спросил он таким тоном, словно мы уже давно вели какой-то разговор.       Я в растерянности остановился. Я жалел только о том, что не сходил в магазин раньше и вынужден теперь задерживаться в тёмном подъезде в сомнительной компании. Он склонил голову, стряхивая пепел и ожидая ответ.       — Ни о чем таком особенном, — вежливо ответил я. — Позвольте…       Я решительно шагнул вперед, рассчитывая, что он наконец уступит мне дорогу. Он не пошевелился.       — Так я и думал, — продолжил он, и я обреченно затормозил, ставя тяжелую сумку на мысок ботинка, чтобы она не касалась грязного пола.       — Обычная жизнь, мелкие ежедневные проблемки, молоко вон по скидке. И ни тени памяти. Ты действительно как будто никогда не существовал.       — Простите, мы знакомы? — спросил я с лёгким раздражением.       В ответ он зашелся хриплым, каким-то каркающим, невесёлым смехом.       Мне стоило разозлиться или признать его сумасшедшим, или, в конце концов, испугаться, потому что происходящее слишком походило на сцену из того дешёвого детектива… я никак не мог вспомнить название. Но вместо этого его печальный голос пробудил во мне сочувствие и даже любопытство.       — Можешь ли ты хотя бы утверждать, что доволен своей жизнью? — снова спросил он с отчаянием.       — Жизнь как жизнь. Ни хуже ни лучше других.       — Только посмотрите на него. Тысячелетия упорных трудов, и в результате этот венец творения равнодушно сообщает, что живёт не хуже других!       — А что вы ожидали услышать? Я врач, помогаю людям и считаю это делом достаточно важным…       — Мелко, — перебил он.       — Да какое право вы имеете стоять тут и осуждать меня? — вдруг разозлился я. — Может быть, вы знаете больше других и постигли какие-то тайны мироздания?       Мне показалось, что он изучающе смотрит на меня, хотя я, конечно, не мог разглядеть этого в темноте.       — Нет, — тихо сказал он.       Помолчали. Где-то долго и назойливо звонил телефон.       — Вы не отсюда? — спросил я примирительно.       — Нет, но это мне ещё предстоит. И, кажется, я получился весьма скучным смертным.       — Смертным? — уточнил я, подумав, что ослышался.       — Да, — он нетерпеливо дёрнул ногой. — И сейчас мне около тридцати… скажем… хм… пяти? Я хожу на работу, провожу вечера перед телевизором и, судя по всему, безуспешно имитирую диету. Я ничего не знаю о своей роли, не знаю, что всё это, — он неопределенно махнул рукой с тлеющей сигаретой, — моя ответственность.       — Послушайте, — я поправил очки и, тщательно отмерив профессионально-участливую интонацию, спросил: — Вы не думали обратиться к специалисту?       — Каждое задуманное мной благо всегда оборачивалось страданием тех, кого я люблю, — он, казалось, не услышал моего вопроса. — И вот я решил оставить их одних. Дать им возможность жить самостоятельно. Что это будет, свобода или одиночество?       Маячок сигареты потух под его ногой. Я подумал, что мне даже нравится густой вишнёвый запах.       — Я здесь, видишь ли, по большой милости, — продолжил он. — Решение принято, но перед тем, как я всё забуду, мне позволено увидеть результат сделки. И что же?       — Что? — спросил я, ни слова не поняв.       Он только вздохнул и протянул мне пачку сигарет. У него были красивые пальцы, такие бывают у пианистов.       — Спасибо, я не курю.       — Ну разумеется, — фыркнул он и достал одну для себя. — Потерять память, друг мой, это всё равно, что умереть, ты не считаешь? Интересно, об этом я знаю так же мало, как вы. Но через десять минут все прояснится.       — Вы собираетесь умереть через десять минут? — недоверчиво спросил я.       — Как знать. Думаю, примерно через десять. А потому скажи: стоит ли этот мир хоть чего-нибудь? Что в нём есть хорошего?       — Любовь, — выпалил я первое, что пришло мне в голову.       Он расхохотался.       — Если бы в этом мире оставалась любовь, я получил бы за него больше.       — Что же вы получили? — осторожно переспросил я.       — Возможность начать с чистого листа, конечно. Неплохая цена, но всего несколько десятилетий, чтобы узнать ответ?.. — он покачал головой.       — Большинство укладываются.       — В самом деле? У меня другие данные. Ну так какие у тебя ещё варианты?       — Дети, — неизвестно зачем продолжил я эту дурацкую игру, правила которой были мне непонятны.       — У тебя есть дети?       — Нет, — признался я.       — А все мои дети отвернулись от меня и в лучшем случае считают старым, чокнутым параноиком.       — Это прискорбно, — сказал я, хотя в душе с энтузиазмом с этим мнением согласился. — Ну что же, быть может, красота?       — Ты не стараешься. Подумай хорошенько.       — Знаете… — я окончательно потерял терпение, — вам действительно стоит обратиться. У меня есть номер телефона отличного психотерапевта. Если вы подождете пять минут…       — У меня нет пяти минут.       Он уронил сигарету и затушил её каблуком, потом оторвался от перил и повернулся ко мне.       — Ну же. Последняя попытка.       Его глаза блеснули. Я чувствовал, что ответ мой ему отчего-то очень важен, но никак не мог взять в толк, какие бы слова его удовлетворили.       — Сегодня на моих руках умер пациент, — наконец сказал я. — Он был стар и совершенно одинок — ни семьи, ни друзей. За два месяца в больнице его ни разу не навестили. Так вот, умирая, он улыбался. И сказал, что надежда делает нас людьми. Надежда, если она добрая, всегда оправдывается.       Я замолчал, борясь с комом в горле.       — Когда он скончался, я вышел из палаты и увидел там женщину. Она даже не сняла пальто, спешила по коридору, дёргала двери. Это была его одноклассница, первая любовь. Она пришла.       Он немного помолчал. Потом положил мне руку на плечо.       — Знаешь, принеси мне этот номер.       Я кивнул, подхватил пакет и поднялся к себе.       Дома я привычно бросил ключи на комод, включил свет и принялся выдвигать ящики, ища визитку моего знакомого психотерапевта. В мыслях устало перекатывались обрывки нашего странного диалога, и меня подтачивало смутное чувство, что я упустил что-то важное.       Взгляд упал на отражение в зеркале. На меня задумчиво и несколько тревожно смотрел тридцатипятилетний мужчина с серыми глазами, бледными губами и, пожалуй, слишком отросшими тёмными волосами. Я остолбенел. Дикий, невозможный пазл вдруг собрался в моей голове.       Я рывком распахнул дверь и, забыв про визитку, бросился вниз по лестнице. Мне было совершенно необходимо увидеть его лицо. ***       Пролёт между третьим и четвертым этажами был пуст. Я спустился проверить этаж ниже безо всякой, впрочем, надежды. Только на обратном пути я заметил пачку сигарет на подоконнике, словно ответ на вопрос, не сошёл ли я с ума и не привиделось ли мне всё это от переутомления. Внутри оставалась одна, последняя сигарета. Я поднёс её к лицу, вдыхая запах вишни, и простоял так довольно долго, пока окончательно не замёрз.       Правильный ли я дал ответ? Что ж, у меня есть ещё несколько десятилетий, чтобы узнать.