Безымянный декабрь

19 декабря, Нью-Йорк, госпиталь Бронкс-Лебанон Потолок был белый. Абсолютно. Артур не знал, сколько он уже в него пялится, но глаза ощутимо болели, хотя болело в принципе все. Больничная койка казалась жесткой доской, как будто специально сконструированной для изощренных пыток. Артур попытался застонать, но не получилось, — не получилось даже прикрыть глаза. Боковым зрением он видел темное небо в окне, видел мерцающие огни — скорее всего, это Нью-Йорк, хотя в преддверии Рождества все города похожи на Нью-Йорк: как будто неоновое полотно накинули, все сверкает и мигает, елки-витрины-елки. Правый глаз жутко зачесался, Артур зарычал, резко дернулся, почти сел. Спину прострелила резкая вспышка боли, за которой последовал странный писк. Потом Артур снова упал на постель. Пищали приборы. Дверь распахнулась, послышался стук каблуков — Артур, если честно, не помнил, чтобы медицинскому персоналу разрешали ходить на каблуках, но, может, это какая-нибудь особенная больница? — Ну вот, — выдохнула подошедшая медсестра — то ли негодующе, то ли сочувственно — и склонилась над ним. Артур почувствовал слегка раздражающий запах ее духов; светлые кудряшки упали ей на лицо, и она быстрым и легким движением убрала их в сторону. Ее яркая помада отвлекала. — Вам хуже? — спросила она, не сильно, впрочем, надеясь на ответ. Артур неопределенно промычал. Скорее всего, медсестра собиралась смыться с дежурства на свидание: один глаз у нее был густо накрашен, а другой едва подведен. Артур хотел сказать ей что-то вроде: «Извините, что срываю ваши планы», но не смог разомкнуть сухие спекшиеся губы. — Судя по вашим травмам, болеть все будет еще дней пять, — дружелюбно сообщила она, — а потом станет легче. Артур ощутил, как ее прохладная ладонь осторожно коснулась его лба, и боль милосердно отступила. Совсем немного. Он улыбнулся медсестре краешком губ — по крайней мере, ему самому так показалось. Она мельком взглянула на капельницу. — Чертова Стонхейвен… Спихнула на меня дежурство в такой важный вечер. Ну разве не сука, а? Артур мысленно с ней согласился — да, действительно сука. Медсестра смотрела на него — сочувственно и равнодушно одновременно; смотреть так могут только люди, ежедневно видящие сотни смертей вокруг себя. Кажется, это называется профессиональной деформацией. Или здоровым цинизмом. Сам Артур, например, искренне жалел тех детей, отцам которых он стрелял в лоб, — но очень абстрактно и как будто в другой жизни. Наверное, эта медсестра воспринимала его точно так же — как существо из какой-то параллельной реальности, с несуществующими, выдуманными страданиями, даже жизнью выдуманной. Ей ведь было по-настоящему плевать на то, почему Артур лежит здесь, раненый, — она всего лишь хотела уйти пораньше и попасть на свое свидание. Проклятые мысли разбегались. — Вы ведь никому не расскажите, что я ушла, да? — слегка виновато спросила она и неосознанно оглянулась через плечо, закусила губу. Потом продолжила: — А к вам посетитель, кстати. Он каждый день приходит и просит пустить к вам. Но я не могу. А он очень меня просил и… и сказал, что побудет с вами в мое отсутствие. Поэтому можно. На прощанье она коснулась пальцами артуровой щеки. Шепнула: — Небритый. — И добавила невпопад: — Хорошо, если есть такие друзья. У Артура дернулось веко, когда она аккуратно прикрыла за собой дверь. Потому что около кровати стоял Имс — хмурый, нервный и виноватый. 1 декабря, Нью-Йорк, Манхэттэн Артур привычно вздрогнул, когда Имс ткнулся ему в шею горячими губами, слегка оцарапав щетиной. Его широкая шершавая ладонь гладила живот, забравшись под футболку, и колени разъезжались словно сами собой, пропуская Имса, наглого и напористого. Артур зарылся пальцами в отросшие рыжевато-русые волосы, выгнулся всем телом, когда пальцы задели соски, прикрыл глаза. Это было странно. Обычно Имс не нежничал — он просто… ну, брал свое. Лапал за бока и задницу, оставляя красные пятна, облизывал, целовал, куда только мог дотянуться, трахал долго и сильно, но без всех этих… Артур мог бы сказать «гейских штучек», но в данный момент это было бы поистине смешно, поэтому он просто плюнул. Послушно приподнял бедра, позволяя стянуть с себя домашние джинсы с трусами, и тут же почувствовал теплое дыхание у пупка, отчего короткие волоски на шее приподнялись и по коже побежали мурашки. — Говорят, голубые сосут друг у друга хуи, м-м-м? — мурлыкнул Имс со свойственной ему одному такой… милой пошлостью, и Артур против воли рассмеялся. — Говорят, — подтвердил хрипло и коротко всхлипнул, когда теплые пальцы легко пробежались по внутренней стороне бедра — Артур вздрогнул от щекотки — и обхватили член. Имс двигал рукой слишком медленно, слишком дразняще, и голова Артура металась по подушке, а щеки горели лихорадочным румянцем. Имс в очередной раз задел пальцем чувствительную головку, и Артур выдохнул возмущенно-умоляюще: — Сосать — это немного не так, знаешь ли. — Хочешь показать?.. — Имс склонился совсем близко к его члену и облизнулся так похабно, что Артур чуть там же и не кончил. Умеет же, скотина… — Мне кажется… ты уже должен был усвоить… технологию процесса! — Горячий и влажный язык Имса все же коснулся головки члена, и голос Артура предательски сорвался на фальцет. Он выдохнул потрясенно и… почти восхищенно, потому что Имс вобрал в рот член полностью. Артур приподнял голову, чтобы взглянуть, как пухлые и влажные губы Имса двигаются вверх-вниз по стволу, и тут же уронил ее обратно, зажмурившись; зарылся пальцами в имсовы волосы, дернул на себя резко — знал, что это больно, но Имс был на удивление покорным сегодня, не протестовал, только застонал низко и гортанно. Под веками плясали яркие неоновые кривые и взрывались звезды. Имс, сволочь, сосать все же умел, что бы он там ни говорил до этого. Вот же все-таки… гад. Артур кончил, стоило только повторить это слово в мыслях. Имс тут же подтянулся на руках и поцеловал его — долго и требовательно, упираясь в бедро собственным стояком. Артур опустил руку вниз, забираясь в брюки и нижнее белье, сжимая и поглаживая. Он любил дрочить, и не себе одному. Кажется, Имс это уже оценил, потому что ему хватило пары движений, и он дернулся всем телом, больно укусив Артура в плечо и кончив ему в руку. — Господи, ебаный в рот, — выдохнул куда-то в шею, а потом — через пару секунд — осторожно зализал место укуса. Артур улыбнулся — было безумно хорошо, как всегда с Имсом. И почему он не встретил его лет в восемнадцать? Тогда можно было бы не тратить кучу времени и нервов, трахаясь с кем попало и как попало. Потому что вот же он, идеальный ебарь, лежит рядом с ним, блаженно прикрыв глаза. Лучшего времени для разговора просто не найти. Что-что, а уж время Артур выбирать точно умел. Имс промычал что-то вопросительное, словно почувствовав, и Артур повернулся на бок, оказавшись с ним лицом к лицу. — Послушай, — начал он и нервно облизал губы. — Мне… мне звонили насчет работы. Имс заинтересованно завозился, приподнялся на локтях; Артур невольно залип взглядом на его татуировках, моргнул пару раз, чтобы привести себя в чувство. — Нужно провести извлечение, — продолжил он, стараясь не частить, — не очень сложное, всего лишь узнать подробности одного финансового соглашения… — Имс нахмурил брови, из взгляда исчезла расслабленность, и Артур тоже подобрался, сев на кровати. — Девяносто процентов, что сознание объекта подготовлено. И, скорее всего, у него много охраны. Сложно пробиться. — И кто же наш объект? — серьезно и настороженно спросил Имс. — А, главное, кто заказчик? Артур опустил на мгновенье голову, стараясь справиться с нервной дрожью в руках. — Мартин Паркс. — Собственный голос показался ему хриплым карканьем. Имс взглянул на него — остро и… почти недобро. — Ты шутишь, Артур? Он отрицательно покачал головой: — Нет. — То есть… — Имс приблизил свое лицо к его собственному почти вплотную, и Артур едва сдержался, чтобы не сглотнуть, глядя в его сощуренные серые глаза. — Ты хочешь покопаться в голове у человека, в руках которого сосредоточено большинство правительственных заказов в сфере химической промышленности, так? Артур даже кивать не стал — ну разумеется, это так. Имс продолжил: — Если ты проведешь это чертово извлечение, то сорвешь сделку… мирового масштаба. Кажется, в последних новостях говорилось что-то об экспорте сверхлегких полимеров, да? — Он обхватил сильными пальцами артурово запястье, поднес его к лицу. — Артур, это не может закончиться хорошо. Те, кто заказал это… Шансов на успех практически нет. А в случае неудачи ты будешь скитаться так же, как Кобб. Если вообще останешься жив. Артур вырвал свою руку, вскочил с постели, как ужаленный, принялся расхаживать туда-сюда по спальне. Нервно потер глаза ладонями, взглянул на Имса, сквозь Имса — в стену. — Ну не зря же они позвонили именно мне, мать твою! Там… очень большие деньги, Имс. Это больше, чем мне когда-либо предлагали. Господи, да это больше, чем у меня в принципе денег было!! — заорал он и двинул кулаком по стене. Боль отрезвила; Артур сморгнул, закусил губу. Имс сидел по-турецки на кровати и рассматривал его, словно какую-нибудь диковинную зверушку. Крайне опасную зверушку, мысленно уточнил Артур, глядя исподлобья в ответ. — Тебе денег мало? — наконец после напряженного молчания осведомился Имс. — Тебе не хватает чего-то, я не понимаю? Артур только дернул плечом в ответ. И он сам, и Имс прекрасно знают ответ — всего Артуру хватает, это просто… — Это просто абсолютно идиотская попытка самоутвердиться! — выплюнул тот. — Хочешь, чтобы все еще раз убедились в том, какой ты охуенный профессионал? Так это и без того известно! У тебя есть репутация и уважение, ты… — Имс, заткнись, — коротко рыкнул Артур. — Ты несешь бред. Он даже не заметил, как тот оказался рядом с ним — стоял вплотную, положив руку на плечо и глядя обманчиво ласково. — Это ты у нас бредишь, лапушка. — Тон Имса был похож на тот, которым разговаривают с клиническими идиотами. — Это ты, — он сделал ударение на последнем слове, — хочешь обуть американское правительство. Такие дела добром не заканчиваются. У Артура дернулась щека, он посмотрел на Имса зло и серьезно — прямо в его серые, непроницаемые сейчас глаза. — Окей, — произнес холодно, — я понял, что ты в этом участвовать не собираешься. Имс расхохотался — так, что Артур едва подавил в себе желание отойти от него подальше, а еще лучше — забиться в какой-нибудь дальний угол. Он много раз видел его в гневе, но до сих пор этот гнев не был направлен не на него самого. Кажется, подумал Артур с некоторым пугающим оттенком паники, везение кончилось. — Блядь, ну разумеется, не собираюсь! — проорал Имс. — И тебе не позволю, идиот конченый! Артур не знал, как так получилось. Скорее всего, это была просто реакция тела — стать в стойку, занести руку для удара, почувствовать теплую кожу под костяшками пальцев, а потом… Потом самого Артура скрутили и прижали к стене; имсово колено больно упиралось в спину, и ноги были неприятно разведены в стороны. — Да твою же мать, Имс… — прохрипел Артур, сглатывая. — Ты меня ебать собрался, что ли? Оказывается, удариться головой об стену — это действительно больно. Рот тут же наполнился кровью, из носа потекло; запах железа, казалось, разнесся по всей комнате. Артура уже не держали. Он стащил с себя футболку, морщась от боли во всем теле, и утер ею кровь с лица. Имс матерился где-то в коридоре — он по жизни не мог сладить с дверью артуровой квартиры. — Имс… — позвал его Артур негромко, глядя, как тот раздраженно возиться с замком, и чувствуя, что сердце колотится как бешеное. «Неужели и правда уйдет?» — мелькнула глупая мысль, но Артур сразу же прогнал ее из головы. С чего это ему держать Имса? Пусть идет, куда хочет. Пусть… — Послушай… — снова попытался начать он вопреки своим мыслям, но Имс пнул дверь с ноги, вылетел на лестничную клетку, держа в руках ботинки. Артур услышал быстрый топот босых ног вниз по лестнице. Наверное, если бы Имс заорал что-то вроде «Пошел нахуй!» или «Еби себя сам, козел!», ему было бы легче. Наверное. Артур прислонился голыми лопатками к стене, прикрыл глаза. И с хрена ли ему так плохо? Удовольствие он сегодня получил, его никто не злит и ничего не запрещает. Все хорошо. А Имс… Имс вернется. Он же всегда возвращается. 19 декабря, Нью-Йорк, госпиталь Бронкс-Лебанон — Заебись, — присвистнул Имс в больничной тишине. Артуру стало слегка не по себе. Он услышал тихие осторожные шаги, а потом почувствовал прикосновение шершавых пальцев к своей щеке. Медсестра дотрагивалась до него не так. Имс погладил его скулу, приласкал взглядом. Артур смотрел на имсово лицо и никак не мог оторваться. Тот был уставшим, с синяками под глазами; у губ и носа залегли глубокие складки, щетина — сколько ей уже? — отдавала синевой. У него получилось сипло выдохнуть: — Привет. — Привет, — согласился Имс. Всего лишь на мгновенье Артуру показалось, что на его лице мелькнула улыбка. — Я рад, что ты живой. Тебя нехерово так отделали. Артур бы усмехнулся, если б мог. Имс присел на краешек постели, и матрац прогнулся под тяжестью его тела. — Мне казалось, что ты меня все же послушаешь, — печально изрек он, рассматривая собственные сцепленные в замок пальцы. — Господи, и куда только девается весь твой хваленый мозг, а? Артур пожалел, что не может перевернуться на другой бок или заткнуть уши. Выслушивать все это — особенно от Имса — было досадно и… стыдно. Он ведь действительно повел себя как дурак. Да еще какой дурак! Имс склонился над ним совсем близко, легко поцеловал в висок. Артур не знал, чего ему хочется больше: прошептать «Я так рад тебя видеть» или заорать изо всех сил что-то вроде «Да пошел ты к чертям собачьим!». Он не мог сделать ни того, ни другого. — Я никогда не убил бы тебя, — шепнул Имс совсем тихо. Артур взглянул в его виноватые глаза и сглотнул. Он и так это знал. 3 декабря, Нью-Йорк, Хиллсайд Авеню Водитель говорил на смеси арабского и французского. Артур пытался объяснить ему, куда ехать, путался в словах и окончаниях, нервно стучал пальцами по подлокотнику сиденья, держа PASIV на коленях, и то и дело матерился про себя. Ну что за фатальное невезение? Почему именно тогда, когда опаздывать совершенно не следует, ему попался таксист-араб, совершенно не говорящий по-английски и не знающий города? Да еще и этот дождь… Артур уныло наблюдал за тем, как потоки воды стекают по стеклу, вполуха слушая тарабарщину водителя. И почему здесь нет Имса?.. Имс знает французский в совершенстве. Арабский, кажется, тоже. Машины оглушающие сигналили друг другу, водители орали. Судя по всему, пробка растянулась на всю Хиллсайд Авеню. Артур выругался сквозь зубы, хлопнул таксиста по плечу. Тот обернулся, глянул на него темными маслянистыми глазами, спросил что-то. Артур молча сунул ему деньги; с трудом выбравшись из машины, он перебежал улицу, лавируя между машинами по лужам. И только потом, стоя под козырьком какого-то маленького магазинчика и глядя, как медленно ползет эта механическая змея из сотен автомобилей, понял, что забыл зонт в такси. Начало дела определенно задалось. Еще никогда в жизни Артур не чувствовал себя таким… дилетантом. Неожиданно он расхохотался и побежал. Ну, у всех же бывают осечки, верно? Имс наверняка сказал бы именно это. До места он добрался минут через сорок, опоздав на добрых полчаса. Едва войдя в ресторан, Артур почувствовал себя неуютно: мокрый, злой и в грязных ботинках, он явно выбивался из общей картины. — Артур, я полагаю? — спросили у него за спиной, и он резко развернулся на каблуках, оказавшись лицом к лицу с неприметным человеком неопределенного возраста, со светлыми водянистыми глазами и рыхлым лицом. Кивнул, пожал предложенную руку, стараясь не выдать легкого раздражения. — К вашим услугам. Мужчина склонил голову. — Приятно наконец познакомиться с вами лично. Меня зовут Джеймс Тэйлор и я представляю компанию, на которую вы будете работать. Мистер Тэйлор полностью пренебрег официальным этикетом и отлично это осознавал. Он даже не собирался исправлять это свое «будете» — ведь формально Артур еще не дал согласия. Очевидно, мелькнула у него мысль, людям с такими деньгами вежливость ни к чему. — Присядем? Артура кивнул почти на автомате. В голове билось и пульсировало осознание того, что это начало конца, но отступать было поздно: за столько лет в этом бизнесе Артур научился спиной чувствовать прицел. Они сели за неприметный столик у стены, и он с трудом смог подавить в себе желание встать и пересесть: это место слишком хорошо просматривалось. У Артура нарастал странный зуд в лопатках; перед глазами стояли все возможные траектории, по которым может пролететь пуля и войти ему в затылок. Тэйлор понимающе усмехнулся. — Знаете, Артур, я бы чувствовал себя несколько… разочарованным, не испытывай вы волнение в данной ситуации. Чтобы немного облегчить, — глаза его на секунду сощурились, — ваши страдания, я скажу: снайперов двое. При желании вы даже можете их увидеть, но я бы вам не советовал много смотреть по сторонам. Артур дернулся. Попытался удержать холоднокровное и спокойное выражение лица, но не смог; хотелось вылететь из этого чертового ресторана и бежать, не разбирая дороги, бежать без оглядки. Практически каждый второй заказчик говорил такие вещи: кто-то блефовал, кто-то — нет. Но ни один из них не рассказывал об этом с таким спокойствием — словно о погоде говорит. Это даже не пугало, это ужасало. Господи, куда же он влип. Очевидно, эта мысль отразилась у Артура на лице, потому что Тэйлор предостерегающе приподнял брови и очень серьезно произнес: — Отступать уже поздно. И Артур смог только кивнуть. 12 декабря, Нью-Йорк, Гринвич-Вилладж Слежку Артур откровенно ненавидел. Это всегда было работой Имса: только тот мог часами сидеть в засаде, становиться частью не то что толпы — самого города, мог угадывать буквально каждое движение объекта, идти всегда на полшага позади, но держать в голове всю траекторию. Артуру этого умения не хватало. Если уж совсем начистоту, ему не хватало и самого Имса. Несколько раз он даже порывался позвонить, но не знал, что надо говорить и надо ли что-то говорить вообще. Предложить работу в паре? Имс откажется. Попросить о помощи, о спасении? Имс… скорее всего посмеется. А о спасении Артур уже был готов умолять — вот только кого? Следя за Мартином Парксом, он и за собой чувствовал постоянную слежку: хотелось дернуться, отойти от плана просто для того, чтобы проверить, получит ли он пулю в лоб, но Артур и без того знал: разумеется, получит. С технической точки зрения дело было действительно легким: войти в сон, найти и взять информацию. Артур все рассчитал: с учетом того, что подсознание объекта было вооружено, ему понадобится тридцать минут. Архитектура сна — квартира любовницы и внебрачного сына; было бы неплохо найти толкового имитатора, чтобы тот сыграл мальчика, но… Артур упрямо сжал челюсть. Он справится и сам. Как бы там ни было, он справится. Черный бентли, едущий впереди, плавно остановился; Артур хлопнул водителя по плечу, чтобы тот припарковался следом. Выбравшись из машины, он немного подождал, стараясь сохранить между собой и объектом приличное расстояние. К любовнице Мартина Паркса всегда возили очень путано, разными маршрутами и только поздним вечером, поэтому напасть на след, да еще и застать его одного, без охраны, считалось огромной удачей. Просто удивительно, как они не заметили хвост. Артур улыбнулся и нервно выдохнул сквозь зубы. Поразительно хороший день. Почему-то казалось, что из окон многоквартирного дома за ним следят сотни пар внимательных глаз; он зябко поежился, тряхнул головой и поспешил следом за мистером Парксом, покрепче сжав ручку PASIV. — Подождите! — крикнул он, когда Паркс открыл дверь своим ключом. Тот послушно придержал ее, и Артур благодарно ему кивнул. Лишь бы ничто не выдало его волнения. Лишь бы… Когда они вошли в дом плечом к плечу, консьерж кивнул им обоим, но все же смерил Артура подозрительным взглядом. Тот мысленно взмолился, чтобы все прошло хорошо, потому что его неожиданная удача несколько… настораживала. Но он решил не поддаваться паранойе. Главное — это закончить дело, получить деньги… тоже ведь неплохой бонус, правда? А потом куда-нибудь пропасть, желательно надолго, и… круто, если бы в этом «где-нибудь» был Имс. Паркс нажал кнопку, лифт плавно поехал. Артур никогда до этого так не боялся того, что случайно выронит шприц с сомнацином, или введет слишком большую дозу, или слишком маленькую, или… Но его рука действовала уже автоматически. Игла мягко и бесшумно вошла в яремную вену, тело Паркса тут же обмякло, и Артур подхватил его, едва успев хлопнуть ладонью по кнопке STOP, чтобы лифт остановился как раз между этажами. На мгновенье он крепко зажмурился. Если там наверху или где-нибудь еще кто-то есть, пусть он сделает так, чтобы ему хватило времени. Только бы ему хватило времени. Он вытащил из кейса шнур, ввел иглу в вену, прикрыл глаза, почти с наслаждением чувствуя, как сомнацин смешивается с кровью. Сейчас. Сейчас все решится. …Первым ощущением Артура была приятная тяжесть Глока в руке. И только потом он понял, что стоит на коленях, крепко сжимая худое детское плечо и приставив к темноволосому виску пистолет. Его слегка замутило. Кажется, именно так все и задумывалось. Мартин Паркс сидел в кресле прямо напротив него, сложив руки на коленях и глядя на Артура испуганными темными глазами. Мальчик дрожал. — Послушайте… — начал Паркс хриплым, срывающимся голосом. — Я… дам вам денег, я… Ноздри щекотал запах детского шампуня. Артур знал, что это проекция, знал и старательно убеждал себя в этом, но руки у него все равно тряслись. — Нет, мистер Паркс, — ответил он холодно, еще плотнее приставив дуло к голове ребенка, — это вы меня послушайте. Мне не нужны ваши деньги. Мне нужна информация. Ваш сын не умрет лишь в том случае, если вы ее предоставите. Он поднял вопросительный взгляд на вмиг побледневшего мужчину; даже с такого расстояния Артур видел, как капельки пота собирались у него на лбу и над губой. Паркс хотел было поднять руку — очевидно, утереть лицо ладонью, — но тут же осекся, положил ее обратно на колено. Мальчик коротко и тонко всхлипнул. Артур не сводил пристального взгляда с Паркса, пока тот не кивнул. Выдохнул: — Спрашивайте. — Мне нужны сведения о вашем последнем соглашении. Есть ли среди американского правительства лица, заинтересованные в успехе сделки. Кто эти люди и какого рода помощь они вам оказывают. В каких суммах. И что они рассчитывают получить взамен. Паркс хохотнул — сипло и нервно. Сощурился. — Вам нужен компромат. Артур понял, что это был не вопрос, склонил голову, не ослабевая хватки на плече мальчика. — Именно. Паркс втянул в себя воздух, откинулся в кресле. Инстинкты Артура просто вопили о том, что пора делать ноги, но на деле… все шло как никогда хорошо. Просто замечательно. Сейчас он получит информацию, выстрелит в висок мальчику, потом — себе. Очнется в лифте и столкнется с острым приступом клаустрофобии у крупного бизнесмена. Наверняка никто не будет распространяться об этом конфузе. Артур думал об этом, не замечая, как по стенам ползут трещины. Пол начал ходить ходуном, в ушах нарастал гул, мальчик закричал, становясь выше, раздаваясь в плечах. Черты его лица приобретали жесткость и жестокость, глаза неуловимо меняли цвет: от темно-карего — как у отца — до серо-зеленого. Артур задохнулся от неожиданности, а потом ему вспороли живот. …Проснулся он, глотая воздух и все еще не веря, что живой, чувствуя фантомную боль. Оказался с Имсом лицом к лицу. — Еб твою мать, — выдохнул Артур. — Ага, — согласился Имс и пнул его в колено. Артур зашипел, отклонился назад, ударившись затылком о стенку лифта, и ударил Имса в ответ. Мазнул кулаком по скуле, заехал локтем в живот. Тот сдавленно выругался и бросился на Артура, прижимая его к стене всем телом. Не почувствовать дуло пистолета у виска было просто невозможно. Артур прикрыл глаза, под веками темнота взрывалась яркими пятнами. Имс ловкими пальцами расстегивал его пальто, горячо дышал в шею, сопел над ухом. Артур хотел спросить: «Как ты здесь оказался?». Или: «Ты убьешь меня?». Или: «Кто тебя нанял?». Но когда Имс его поцеловал, он смог только прижаться к нему и ответить — с жаром, с досадой и яростью, с отчаянием — ответить так, как давно хотелось. Застежка имсовых брюк далась легко; Артур прогнулся в спине, позволяя ему приспустить свои собственные и стянуть с плеч пальто. Наткнулся взглядом на все еще спящего Паркса и не смог сдержать истерического смешка. Имс приподнял его подбородок дулом пистолета и легко поцеловал в уголок губ. Шепнул: — Не обращай внимания. У нас есть время. И Артур послушался. Трахаться в лифте — это самая неудачная идея, когда-либо приходившая ему в голову, решил он, когда Имс принялся оглаживать его бедра широкими шершавыми ладонями и вылизывать шею в открытом вороте рубашки. — Господи, — всхлипнул-простонал Артур; Имс стянул его брюки до щиколоток, выматерился, влажно поцеловал куда-то в шею. Пальцы забрались под рубашку, прошлись по ребрам, задели соски; Артур не знал, что с ним творит этот взрывной коктейль из опасности, страха, нервозности и Имса, но стояло у него так, что он был готов кончить хоть сейчас. Имс прижал его к себе крепко-крепко, толкнулся бедрами. В голове помутилось. Артур смотрел на себя словно со стороны: вот Имс хватает его за бедра, поворачивает лицом к стене, задирает рубашку так, что та сбивается в непонятный ком у подмышек, целует лопатки. Он застонал и сам удивился, что это был за стон — полный… мольбы и унижения, кажется? Или?.. Артур чувствовал, как ему в ягодицы упирается твердый член Имса, терся о него, опускал голову низко-низко, упираясь ладонями в стену, чтобы не было заметно горящего от стыда и удовольствия лица. Да ебать же… — Да, да, — зашептал Имс прямо в ухо, горячо и влажно облизывая мочку, — это я и имел в виду. Неужели Артур произнес вслух?.. Парксу осталось спать минут семь; наверное, это мысль пришла в их головы одновременно, потому что Имс торопливо облизал свои пальцы, опустил руку вниз, погладил сжатый анус Артура. Тот запрокинул голову назад, прямо ему на плечо, подставляя шею и яркие, искусанные губы. Имс послушно их поцеловал. — Ты, блядь… — прорычал Артур, все еще чувствуя прохладный металл имсовой Беретты где-то у своего плеча, — вставишь мне или нет? Имс рассмеялся тихо и опасно, укусил его за загривок — больно. Ответил: — Сейчас. И вошел. Артур никогда не трахался насухо, это было больно, это было… правильно. Наверное, Имс вымещал свою обиду и раздражение, наверное, сам Артур хотел искупить собственную вину, но он с удовольствием слушал, как чужие яйца звонко бьются о его ягодицы, с удовольствием чувствовал боль, сам насаживался на член, двигал бедрами и в упоении закусывал губу, чтобы не кричать. Имс сжал его член, начал дрочить быстро и резко, задевая каждый раз пальцем влажную головку, двигая бедрами в одном ритме со своей рукой. — Сука, Артур, сука… — зашептал Имс сбивчиво и хрипло, — сученыш, гад, лапушка, Ар-ртур, Ар-рур… Зарылся носом во влажные темные волосы на затылке, начал вколачиваться еще быстрее; Артур завел руку назад, обхватил его крепко, почти до боли, и кончил так бурно, как, кажется, не кончал ни разу в жизни, и через несколько мгновений почувствовал горячую сперму Имса в заднице. — Блядь, — выдохнул тот, выходя, и Артур поморщился от боли. — Помоги мне, — каркнул надсадно. Имс послушно вытер сперму с его живота и бедер, натянул нижнее белье с брюками. Еще раз втянул носом запах артуровых волос, спросил: — Все должно выглядеть правдоподобно, ты же знаешь? Артур кивнул. Мышцы дрожали от напряжения, колени подгибались, в мозгу билась судорожная мысль, похожая на неоновую вывеску: осталась минута. — Осталась минута, — эхом повторил Имс. — Я понимаю. Он осторожно взял из его ладони пистолет; руки тряслись. — Нет, я не могу, — выдохнул сквозь зубы, — лучше ты. Имс взглянул с пониманием, отобрал Беретту. И выстрелил Артуру в плечо. Тот взвыл от боли, согнулся пополам, смаргивая выступившие слезы. Почему-то вспомнилась любимая фраза Мол: «Боль — она в голове», хотя все это было не во сне, реально как никогда. Артур засунул кулак себе в рот, прикусил костяшки пальцев. Имс легко погладил его по спине, придержал за бока. — Все хорошо, — зашептал торопливо, — Артур, они сейчас придут, съебывайся отсюда, быстро, немедленно, беги, мать твою! Артур захлебнулся криком, попытался отдышаться. Конечно. Сейчас. Сейчас. Веки Мартина Паркса задрожали. Имс с усилием раздвинул двери лифта, помог Артуру забраться на этаж, взглянул со страхом, тревогой и… чем-то еще, что Артур не смог опознать. Он побежал. 19 декабря, Нью-Йорк, госпиталь Бронкс-Лебанон — Вообще-то я тебе даже не похвастался, — нарочито весело произнес Имс, глядя в окно. Артур внимательно рассматривал его русый затылок. — Ребята из правительства позвонили мне через день после того, как ты свалил. Не слишком-то шустрые, правда? Артур не видел, но буквально кожей чувствовал его усмешку. Интересно, что это? Попытка объясниться? Или извиниться?.. Наверное, глупо на это надеяться. Имс продолжал: — Мне предложили просто бешеное бабло, знаешь ли. Твоя головка очень дорого стоит, зайка. Очень. Артур дернул уголком губ в ответ. Да уж, смешно. Он закашлялся, из глаз брызнули слезы. — Принеси воды, а? — наконец-то смог прохрипеть; Имс обернулся, и на мгновенье Артуру показалось, что в его глазах мелькнула тень беспокойства, но… кажется, действительно показалось. Он молча поднялся и пошел за водой, не переставая болтать. — Ты совершенно не умеешь за кем-то следить, кстати. Пялишься всю дорогу на одну и ту же машину и даже не можешь заметить, что тебе тоже кто-то сел на хвост. Еще и таксистов берешь первых попавшихся. — Послышался шум воды льющийся воды. — Я из крана, ты не против? Артур сжал челюсть. Ну конечно. Ебаный мастер маскировки. Неужели так трудно было повнимательнее всматриваться в лица водил?.. Интересно, и как этот мудак в лифт смог забраться? Имс вернулся с кружкой в руках — такой, которая есть во всех палатах; в каждой больнице выделяются какие-то деньги на одежду и посуду для беспаспортных и бездомных пациентов. Он придерживал голову Артура, пока тот пил жадными глотками, медленно осознавая свое нынешнее положение. Твою мать. Поднял взгляд на Имса, и тот враз посерьезнел. Уселся поудобнее, принялся расшнуровывать ботинки. Артур все-таки сумел издать звук, чем-то напоминающий возмущенное фырканье. — Эй, не ворчи, — миролюбиво осадил его Имс, с ногами забираясь на постель. Сел по-турецки, на самом краю, стараясь не потревожить Артура. Взгляд его светлых глаз был до странности мягок, как будто… Артур предпочел зажмуриться и не анализировать. Лучше не надо. Имс завозился и вытянулся рядом с ним во весь рост; его отросшие волосы щекотали артурову щеку. — Знаешь, что я подарю тебе на день рождение? Огромный такой талмуд по проектированию вентиляционных и лифтовых шахт. Безумно увлекательное чтиво. — Артур молчал. Так и не дождавшись ответной реакции, Имс хмыкнул. — Нет, я знаю, тебе интересно, как я попал в тот лифт. Интересно же, да? — спросил он почти с надеждой — так знакомо и по-мальчишески. Артур постарался сделать непроницаемое лицо. Имс, разумеется, не должен догадаться, что он думал об этом всего лишь несколько минут назад. Тот повернул голову, посмотрел прямо в глаза; из его взгляда неожиданно исчезли и смешинки, и… какие-то странные намеки на нежность. — Они все еще хотят тебя убить, Артур, — серьезно сообщил ему Имс. — Охотятся за тобой. Думают, ты успел что-то узнать. — Он умолк, посмотрел в окно, где мигали рождественские огни. — Я, кажется, уже говорил тебе, что ты очень дорого стоишь. В горле застрял ком — ни сглотнуть, ни выплюнуть. Артур почувствовал, как сердце начинает биться часто-часто и ускоряется пульс. Почему, почему он испытывает что-то похожее на… страх? — Ты… — гортань сдавило болезненным спазмом, Артур втянул в себя воздух, — ты все видел. Он ничего… ничего не успел мне рассказать. — Я знаю, — кивнул Имс. — Но… но они все равно хотят тебя прикончить. И Артур снова взглянул в этот уже опостылевший ему, абсолютно белый потолок. 12 декабря, Нью-Йорк, Манхэттен, станция Пенн Он дрожал. Вагон метро был абсолютно пуст, только радостные лица с рекламных листовок смотрели на него равнодушно и счастливо. Артур согнулся пополам, прижал ладонь к кровоточащей ране на плече. Кажется, его пальто осталось в этом гребаном лифте, вместе с Имсом. Да какого хера там вообще делал Имс?! Ну то есть понятно, конечно, какого. Имс хотел его убить. Он залез в сон, он… Артур все еще чувствовал запах шампуня, исходящий от волос мальчика, помнил его меняющееся, словно в фильмах ужасов, лицо. Помнил глаза. Хотелось закусить собственное запятье и выть — не только от боли, но и от жуткого, прожигающего внутренности унижения. Господи, зачем Имс пощадил его? Зачем он его, мать вашу, выебал и пощадил? У него была тысяча возможностей пристрелить Артура, да что там пристрелить — зарезать, расчленить, убить с особой жесткостью. Он старательно гнал от себя мысль о том, что Имс просто-напросто пришел его спасти. Потому что сам Артур ни за что бы не стал спасать человека, с которым он просто… трахался?.. Просто так, без обязательств и ради взаимного удовольствия. Разумеется, не стал бы. Рубашка пропиталась кровью, прилипла к ране. Было жутко холодно, вагон трясло. Кажется, у Артура еще никогда не было такого сокрушительного фиаско. Он закрыл глаза, а под веками все еще стояло лицо Имса, злое и испуганно-тревожное. Артур видел его разным. Раздраженным — когда сны рушились и все шло наперекосяк, радостным и бухим — когда к их банковским счетам прибавлялась пара-тройка нулей или Имс все-таки выигрывал у него в плэйстейшен, спокойным — когда они лежали вместе, соприкасаясь голыми плечами, не в силах отдышаться. В его глазах никогда не отражалось ничего, даже напоминающего привязанность или… Это было просто невозможно. Двери с шипением открылись, Артур, пошатываясь, вышел на станции, медленно побрел к выходу из подземки. Немногочисленные прохожие оглядывались на него, смотрели с жалостью, презрением или брезгливостью. Он резко вдохнул морозный воздух, прислонился лопатками к холодной стене. До дома осталась совсем немного. Потом он зайдет в квартиру, наберет ванну и ляжет спать. Главное — дойти. …Удар пришелся в скулу. Артур почувствовал обжигающе-больное касание металла и успел удивиться мельком — неужели и правда кастет? Его били по лицу наотмашь, как в школе, когда нет никаких правил, когда есть только взаимная злость, когда по-настоящему хочется убить. Он рефлекторно выставил вперед руку, защищая голову, и тут же понял, что зря — защищать надо было живот. Артур осел на землю, заходясь в кашле, чувствуя тяжелый металлический привкус во рту. Он пытался сосчитать нападавших: кажется, трое. Ему всегда было интересно, зачем человека избивают перед тем, как убить. Не легче ли сразу… На грязный снег попали первые красные капли, Артур смотрел на них завороженно, стоя на коленях и уже не ощущая боли. Лучше бы его убил Имс. Он сделал бы это… не так больно и хотя бы с уважением. Имс убил бы его с уважением, точно, мелькнула отстраненная мысль и тут же потухла, а потом Артур услышал выстрелы. Он обязательно поблагодарил бы этих парней за милосердие, если бы не отключился. 19 декабря, Нью-Йорк, госпиталь Бронкс-Лебанон Имс глубоко вздохнул. Он резко сел, сжал в руке артурово запястье. — Слушай, я… Я теперь тоже вроде как в опале. После того, как грохнул тех троих парней. То есть я-то знаю, куда мне бежать и где скрыться, но… хочется знать, что все это не зря. Артур посмотрел на него, словно спрашивая: «Что именно не зря?». Имс потер глаза ладонями, прикоснулся легко к его губам подушечкой пальца. — Тебе надо валить сразу же, как только ты хоть немного поправишься. В смысле, сможешь нормально ходить и более-менее бегать. — Он коротко, жестко усмехнулся. — Но… мы можем уехать вместе. — Имс закусил губу, кадык у него дернулся. — Я в любом случае помогу оформить тебе новые документы и скрыться, но… Артур смотрел на него, прищурившись. А тогда Имс ведь и правда пришел его спасти. Они просто трахались, а он пришел. — Ты хочешь… — Артур сглотнул, игнорируя сухость во рту, — чтобы я… ебался с тобой за то, что ты мне помог? Имс вздрогнул. У его глаз мгновенно залегли жесткие морщинки, во взгляде появилось то же самое выражение, которое было, когда он ударил Артура по лицу тогда, в его спальне. После тех злых слов о насилии. Сердце пропустило удар. Так неужели… Ничего, похожего на привязанность, господи. Лучше бы он откусил себе язык, чем… — Я не хочу, чтобы ты со мной ебался, — выплюнул Имс. Спустил ноги с постели; Артур молча буравил взглядом его сгорбленную спину. — Ты должен сидеть со мной, пока не вернется медсестра, помнишь? — прохрипел он. Имс обернулся, взглянул на него с неожиданной злостью. Спросил: — Ты, блядь, издеваешься? Артур на секунду смежил веки. — Нет. Имс, я… — Говорить «Прости меня» Имсу было чертовски сложно. Артуру казалось, что, произнеся это слово, он точно потерпит поражение… от кого? — Пожалуйста, я… Он замолчал, не успел закончить предложение, потому что Имс испустил изумленный вздох и коротко прижался сухими губами к его собственным. Щетина кололась. Это явно был не тот поцелуй, который говорит «Я люблю тебя», это даже и поцелуем-то нельзя было назвать. Имс отстранился, бросил взгляд, полный… Артур никогда не стал бы говорить «боли и отчаяния», он ведь никогда не читал дамских романов и не смотрел дешевых мелодрам, но, наверное, именно это и было самым подходящим выражением. — Я скоро улетаю — где-то дня через два, наверное, — сообщил ему Имс безо всякого выражения, спрятав глаза. — Когда ты выйдешь из больницы, тебя найдет человек. У него будут твои новые документы и деньги. Купишь себе билет куда-нибудь подальше. Артур почувствовал удушье. Имс кивнул ему, улыбнулся краешком губ — улыбка так и не достигла глаз — и вышел, тихо и осторожно прикрыв за собой дверь. Нью-Йорк в преддверии Рождества мигал неоновыми огнями, ослепляя. Ночь с 24 на 25 декабря, Нью-Йорк, госпиталь Бронкс-Лебанон Артур тяжело прислонился спиной к холодной кафельной стене больничного сортира. Никогда он не думал, что отлить — настолько сложное дело. Хотя сейчас это давалось ему уже намного легче, чем, скажем, два назад. Что уж там, теперь он даже ходить может — в туалет, за едой и газетой. Счастливая и беззаботная жизнь. Артур выдохнул. Даже не верится, что совсем скоро он сможет уйти отсюда. Уехать навсегда. Оставить имя и фамилию, привычные вещи, квартиру, оставить сам Нью-Йорк — и… и Имса тоже оставить. Даже несмотря на то что тот наверняка сейчас где-то очень далеко от Нью-Йорка, эта мысль давалась с трудом. Неужели… неужели он действительно ушел? Имс не был обидчив. Даже наоборот — он откровенно стебался над попытками Артура подколоть его, задеть и сделать больно. И тот никак не мог поверить, что те дурацкие, сказанные даже не сгоряча, а назло слова все же смогли его уязвить. Артур устало прикрыл глаза. Нет смысла думать об этом. Лучше вернуться в палату, позаимствовать на посту у медсестры какую-нибудь книжку — да хоть бы и тот же дамский роман, черт с ним, — и провалиться на время в чужую реальность. Никогда у него еще не было более унылых планов на рождественскую ночь; даже семейные вечера во времена его школьной юности были не такими скучными. — А эти курицы Анны и Луизы всегда встречают своих Карлосов и Бенедиктов в Рождество и трахаются с ними всю ночь напролет, — пробормотал Артур с непонятно откуда взявшейся обидой в голосе. Ну что за детский сад?.. В соседней кабинке заржали. — Что за Луизу ты там себе нашел, а? Артур зажал себе рот ладонью, чтобы из гортани не вырвался испуганный возглас. Что за… черт! Голос был имсов. Совершенно точно имсов. Артур выбрался из своей кабинки, оперся руками о раковину, глядя в зеркало на собственное худое бледное лицо. Было бы круто побриться. Имс по сравнению с ним выглядел… бодрым и похорошевшим. Артур видел, что тот стоит у него за спиной, но не мог даже шелохнуться. Даже не от удивления или страха, — где-то глубоко внутри него все же жила уверенность, что Имс придет, вернертся, — а просто не мог. — Ты же обиделся, — произнес глухо; голосовые связки неожиданно сдали, и фраза прозвучала совсем истерично и по-девичьи. — Обиделся, — кивнул Имс и положил руку ему на плечо. Прикосновение обжигало даже сквозь ткань больничной робы, и Артур не думал, что это может быть настолько приятным. Неожиданно хватка Имса усилилась; он дернул Артура, развернул лицом к себе, схватил пальцами за колючий подбородок. Смотрел очень пристально, впивался своими серыми глазами в его. Артур не стал зажмуриваться, хотя очень хотелось. Почему-то в последнее время ему очень часто стало казаться, что закрыть глаза — это еще один способ уйти от проблем. Абсолютно неэффективный. Он знал, что искал Имс в его взгляде. — Я… — начал было Артур, но тот просто прикрыл ему рот ладонью — своей шершавой, такой знакомой ладонью, пахнущей порохом и табаком. — Заткнись, пожалуйста, — устало произнес Имс. — Я не смог улететь без тебя, ебаный ты придурок, понял? Я прошу тебя — слышишь, прошу, — поехать со мной. Вместе. Последнее слово прозвучало в абсолютной тишине и ударило по барабанным перепонкам Артура, словно набатом. Лицо Имса было совершенно непроницаемо. Во рту внезапно пересохло, Артур сглотнул, облизнул губы. Язык не поворачивался даже для того, чтобы ответить простое «Да». Имс смотрел прямо и испытующе. Артур прочистил горло и, не отводя глаз от имсова лица, спросил: — А куда билеты? И сердце забилось как бешеное. Внтури словно тиски разжались, отпустило сразу и резко; на мгновение Артуру даже показалось, что он внезапно опьянел. Имс приблизил лицо почти вплотную, его дыхание щекотало щеку. — Ты жару любишь? — выдохнул он прямо ему в губы. Тот покачал головой: — Ненавижу. На лице Имса расцвела совершенно невозможная улыбка — наглая, похабная, раздражающая Артура до безумия, и… кажется, совершенно счастливая. — Вот и отлично, — радостно шепнул он. Артуру захотелось сказать: «Отъебись». Или: «Не поеду я с тобой ни в какую жару» Или: «Здорово, хорошее Рождество». Но он смог только улыбнуться. fin