***
Впервые нерешительность одолела Кёнсу перед дверью мастерской. Чем он вообще думал, фотографируя объявление “Нужна нестандартная модель. Мужчина. Оплата высокая. Звонить в любое время”? Кёнсу позвонил. Выяснил, что модель нужна для арт-проекта, решил, что это не страшно, а когда озвучили сумму гонорара за месяц работы, подумал, что художник псих. Однако решил пойти по названному адресу, тем более, что приглашали в подозрительно приличный район. Отступать было поздно, Кёнсу почти час потратил на дорогу. И лучше он будет сожалеть, если его выгонят, чем если не попытается. К тому же Кёнсу уже пообещал брату, что оплатит ему уроки игры на фортепьяно. Обманывать плохо, а обманывать ребёнка — грех. Кёнсу постучался и толкнул дверь. — Добрый день. Я До Кёнсу, — собственный голос показался громким в просторном помещении. — Господин Бён, я по объявлению. — Здравствуйте, — откликнулся невидимый, надо полагать, господин Бён. — Подождите минутку. Кёнсу замер у двери и повертел головой. Мастерская казалась пустой. Светлые стены, высокий потолок, запах растворителя и масляных красок. Длинный стол, мольберт, два стула. — Интересно, — улыбнулся, господин Бён, вышедший из-за ширмы в дальнем от входа углу. — Что именно? — удивился Кёнсу. Господин Бён оказался моложе, чем представлялось, в широкой светлой рубашке, с большими круглыми очками на аккуратном носу. Кёнсу рассматривал хозяина мастерской, пока тот шёл к нему. Господин Бён относился к тем кто даже в обычной одежде выделялся из толпы. — Всё, — господин Бён внимательно рассматривал его. — Лицо интересное. Глаза выразительные. Повернись. Быстрее. — Кёнсу, понявший что от него хотят, повернулся вокруг своей оси. — Хорошо. Раздевайся. — Зачем? — Как в первый раз, — утомленно вздохнул господин Бён. Кёнсу не стал объяснять что, да, в первый. Он раньше не работал ни натурщиком, ни моделью. И перед незнакомыми людьми раздевался только в больнице. — Потому что бодипейнт. Я хочу посмотреть, что ты предлагаешь. Ширма там. Кёнсу быстро разделся до белья, размышляя о странности ситуации. Он не стеснялся себя, но всё равно было неуютно. Носки снял в последнюю очередь, бельё оставил и вышел. Господин Бён, стоявший рядом с ширмой издал задумчивое “хм”. Жестом велел покрутиться. Подошёл вплотную, провёл ладонью по плечу. Рука господина Бёна была теплой, но Кёнсу всё равно вздрогнул и удивленно посмотрел на него. — Боишься прикосновений? — Нет, — Кёнсу поджал губы. — Неожиданно. Я тут раздетый стою, а вы меня трогаете. Это странно. — Не более странно, чем здесь, — господин Бён провел ладонью по ягодице Кёнсу с нажимом. Кёнсу отпрыгнул. — Эй! — Ты не знал куда шёл? У тебя трусы размером с парашют, как мне оценить форму и пропорции? — Рисунок будет на заднице? — По всему телу. И если ты такой нервный, то лучше иди домой. Мне нужна спокойная, выносливая модель. Господин Бён отошёл на два шага. — Жаль. У тебя хорошая кожа. И тело. — Если вы не будете меня хватать за… неподобающие места, — на всякий случай обобщил Кёнсу, — я останусь. И буду очень терпелив. — Ты мне условия ставишь? — брови господина Бёна взлетели. — Не условия, ни в коем случае, — Кёнсу сделал максимально невинное выражение лица. — Я немного растерялся от такого внезапного контакта. Я же вам подхожу? — А ты, однако, наглый, — усмехнулся господин Бён. — Подходишь. Жду послезавтра. Время сообщу позже. — Хорошо. Кёнсу почти влетел за ширму, оделся торопливо, опасаясь что господин Бён может передумать. Уже у дверей Кёнсу догнало указание: — Волосы убрать. — Откуда? — Кёнсу удивленно обернулся. С его короткой стрижкой убирать было нечего. — С тела. Чтобы краска идеально легла.***
Ко второму визиту помещение мастерской сильно изменилось. На стенах появились картины. Яркие как сам господин Бён. От этой мысли Кёнсу стало стыдно. Было бы проще, если бы господин Бён выглядел как обычный человек, а не как звезда, сошедшая с глянцевых страниц журнала. Он казался резким и не слишком приятным в общении, но было в его манере поведения что—то привлекательное. Кёнсу встряхнул головой, подумал о брате, ради которого пошёл на такую странную работу, и о недописанной курсовой работе, о сдаче совместного проекта через неделю, и яркий притягательный образ господина Бёна немного отступил. Зато появился сам господин Бён с чашкой в руках. Слегка помятая белоснежная рубашка, на взгляд Кенсу, гораздо больше походила габаритами на парашют, чем его собственные трусы, высмеянные господином Бёном в прошлую встречу. Кёнсу вежливо поздоровался. — Добрый день, — улыбнулся господин Бён и отпил из чашки. Кёнсу обратил внимание на небрежно закатанные рукава, открывавшие изящные запястья. — Раздевайся, за ширмой есть всё необходимое. Кёнсу разделся, аккуратно сложил вещи и понял, что необходимое состояло из тонкого хлопкового халата и трусов, настолько крошечных, что стыдно считать одеждой. Отступать было некуда, да и Кёнсу самому стало любопытно, что же выйдет из этой затеи, помимо гонорара. Он чувствовал себя авантюристом, ибо согласился на второй визит, хотя господин Бён не сказал, что из себя представлял проект, и обещал окончательно нанять Кёнсу, только если его удовлетворят результаты сегодняшнего “сеанса”. — Какой послушный, — хмыкнул господин Бён, проводя ладонью по руке Кёнсу от запястья до плеча. — И приятно гладкий. — Не сказать, что мне было приятно, — хмуро отозвался Кёнсу, хотя не собирался делиться подробностями об удалении волос. Он переваривал собственную реакцию на прикосновение господина Бёна. Отпрыгивать не хотелось. Наоборот, хотелось, чтобы эти красивые руки больше прикасались к обнаженной коже. К тому же стоять без халата прохладно, а ладони были соблазнительно тёплыми. — Ценю твою жертву, — господин Бён заглянул ему в лицо с широкой улыбкой. — Расслабься, а то от напряжения ранние морщины появятся. И мне нет интереса работать с бревном. — Хорошо, — Кёнсу улыбнулся в ответ и молча проклял всё на свете. Зря он в это ввязался. Он стоял раздетый посреди огромного помещения, его касался и рассматривал самый красивый мужчина, какого Кёнсу когда-либо видел. И Кёнсу это нравилось. Нравилось чувствовать себя пока ещё чистым холстом, на котором чужая фантазия обретет плоть и форму. Господин Бён оказался за его спиной. Прохладное мягкое прикосновение. Кисть скользнула вверх по лопатке, ещё один длинный мазок лёг рядом. Кёнсу почти не было щекотно. Он отключился от происходящего, глядя на картину, которая висела напротив него: пылающий по центру костёр, пламя казалось живым, мягко трепещущим, а толпа обнаженных людей вокруг схематичной, угловатой и резкой в движениях. Лица различались, хотя черты были едва намечены. Толпа была пёстрой. Пламя костра и танцующие не сливались в одно яркое пятно, и контраст между ними казался едва ли не более разительным, чем с ночной темнотой. Очень живо Кёнсу представил себя у этого костра, услышал звуки примитивных инструментов, как будто он уже включился в танец. И господин Бён вместе в ним. Кёнсу вздрогнул от этих мыслей. — Эй, ты дрожишь, — голос господин Бёна привлёк внимание. Кёнсу с усилием повернулся в его сторону. — Ты в порядке? — Здесь немного холодно, — и он не соврал. — Люди на картине. Что они празднуют? Господин Бён пожал плечами, то ли правда не зная, то ли уходя от ответа. — Давай прервемся. Через пару минут краска досохнет. Я налью чай, — проявил неожиданное добродушие господин Бён. Кёнсу был склонен считать его нетерпимым трудоголиком. Видимо, зря. — А ты странный. — Я? — Кёнсу застыл поднятой с рукой, потянувшись за халатом. — Ты, — серьёзно подтвердил господин Бён. — Впервые кто-то дрожит, глядя на мои работы. — Просто замёрз, — чересчур быстро сказал Кёнсу и накинул халат на плечи. — Да, конечно, — без капли иронии согласился господин Бён, поправил свои большие очки и исчез за дверью, которую Кёнсу раньше не замечал.***
После чайной паузы Кёнсу согрелся, и они продолжили. Пока господин Бён работал, Кёнсу успел обдумать и план следующей курсовой работы, и обработать в уме расчетную часть нынешней, и выбрать дополнительные дисциплины на следующий семестр. Ему было необходимо отвлечься от прикосновений кисти, наносящей краску, обманчиво непринужденно скользящей по животу и груди, забыть, кто держит эту кисть. Кёнсу было интересно, что получится в итоге, и нравилось находиться в руках господина Бёна, быть частью его идеи. Мешало только то, что его интерес пытался стать заметным. Это непрофессионально для модели хотеть художника. Умом Кёнсу это понимал, тело понимать отказывалось. Только страх, что, если господин Бён заметит эрекцию, то выгонит взашей, удерживал Кёнсу на краю. Он уговаривал себя сохранять спокойствие, обещал себе, что дома, когда останется один, обязательно нафантазирует самую горячую сцену, на какую только способен. Господин Бён увлеченно работал. Кёнсу прикрывал глаза, чтобы не видеть светлую макушку склонившегося господина Бёна. Но он чувствовал необычный запах, исходивший от растрепанных волос. Он смешивался с несильным запахом краски, но все равно был хорошо различим. Не то морозный воздух, не то стиральный порошок. Последним господин Бён расписывал лицо. Кёнсу пытался закрыть глаза, но прикосновения кисти и дыхание господина Бёна, которое он буквально ощущал на своей коже, будоражили воображение сильнее внимательного взгляда. Кёнсу открыл глаза и снова всмотрелся в костер на картине, стараясь не замечать ни круга танцующих, ни сосредоточенного лица господина Бёна вблизи своего лица. — Всё, — сказал господин Бён, отошёл на несколько шагов и снова показал жестом “повернись”. Кёнсу повернулся. Краска слегка стягивала кожу. Кёнсу уже почти не мёрз, но тело плохо слушалось. — Встань к той стене, — господин Бён указал на свободный участок рядом с “костром”. — Посмотреть можно? — спросил Кёнсу. — Потом, — был ответ. Кёнсу кивнул и молча позировал пока господин Бён делал фотографии. — Перед камерой ты держишься лучше. Поверни голову вправо. Не так сильно. Да. Тебе фотографироваться привычней? — Наверное, — слегка улыбнулся Кёнсу. — Хорошо, — господин Бён опустил фотоаппарат. — Можешь смывать. — Уже смывать? — пораженно спросил Кёнсу. Столько труда ради нескольких фото. — А ты хочешь ехать домой в таком виде? — усмехнулся господин Бён. — Нет, — смутился Кёнсу. — Я хочу посмотреть. — В душе есть большое зеркало. Это там, — господин Бён махнул в нужную сторону и уткнулся в экран фотоаппарата, потеряв всякий интерес к Кёнсу. Кёнсу, глядя на свои руки, ноги, грудь и живот не понимал что представляет собой рисунок на его коже. Абстракция какая-то. Красный местами переходил в почти черный, глубокий серый, теплый оранжевый, охра, отчетливо проступали синие вены. В маленьком санузле Кёнсу замер у зеркала, рассматривая цветные пятна на теле и лице. Закономерность ускользала. А гамма была знакомой. Как на картине с костром. Догадка пришла внезапно: Кёнсу поднял руки и замер в позе, в которой его фотографировал господин Бён. Так сходство с танцующими было более чётким. Кёнсу всё-таки стал одним из этих людей. Он пожалел что оставил телефон в кармане брюк. Краска отмывалась трудно. Кёнсу старательно растирал гель по коже, смывал пену, пока вода не стала прозрачной. Выйдя из душа, он шмыгнул за ширму, надел свою одежду и попробовал поинтереснее уложить руками влажные волосы. Фена в душе Кёнсу не нашёл. Мрачный господин Бён сидел за столом перед ноутбуком и просматривал фото. Сердце Кёнсу забилось чаще от волнения, что его больше не позовут. Кёнсу подошёл ближе. — Вам не нравится, господин Бён? Тот вздрогнул и обернулся, посмотрел на Кёнсу как на призрака, потом выдохнул и ответил: — Не нравится. Всё не так, как должно быть, — он поджал губы. У Кёнсу всё внутри оборвалось. — Мне больше не приходить? — тихо спросил он. — Что за глупости? — возмутился господин Бён. — Приходить, конечно. Это я отвык работать с телом модели. Просто период подготовки немного затянется. Пришли номер счета, я переведу плату за сегодня. — Можно посмотреть? — Смотри, — господин Бён поднялся со стула. — Задержишься? Кёнсу бросил взгляд на часы в телефоне. Почти десять вечера. Поздновато, но Кёнсу кивнул, что готов. Уходить совсем не хотелось. — Подожди немного, — сказал господин Бён, а Кёнсу вернулся к фотографиям. Он был не похож на себя. Он был фигурой сошедшей с картины, висящей рядом на стене. Что именно не понравилось господину Бёну, Кёнсу не понял. Он повернулся снова к картине. — Она тебе нравится? — господин Бён поставил на стол поднос с двумя кружками и тонкой папкой. — Трогает. Я не могу объяснить точнее. Я плохо разбираюсь в искусстве. — Как так? — господин Бён искренне удивился. — Кто ты по профессии? — Пока студент. Финансы и бухгалтерский учёт. — Неожиданно. А ко мне почему пришёл? — Из-за денег. Вы предлагали большой гонорар. — Понятно, — господин Бён снова усмехнулся, поправил очки и протянул папку. Зачем Кёнсу нужны деньги, он не интересовался. — Здесь договор сроком на месяц, модельный релиз и прочие мелочи. Оплата достойная, как и обещал. Посмотри, всё ли устраивает. Кёнсу достал бумаги и пробежался взглядом по строчкам, набранным мелким шрифтом. — Не устраивает, — сказал он через несколько минут. — Что? — господин Бён оторвался от телефона и поднял растерянный взгляд на Кёнсу. — Я не могу работать в любое время. Вы не такие деньги платите чтобы завалить учебу. У меня занятия, поэтому в будни только после двух часов дня. По выходным могу приходить хоть на целый день. — Ещё что-то? — Это всё. — Договорились, — после паузы кивнул господин Бён. — Бумаги переделаем. Жду тебя завтра в четыре. — До завтра, — попрощался Кенсу. Он боролся с глупой улыбкой, которая расплывалась на лице. Услышать “жду тебя” из уст господина Бёна было безумно приятно. И безразлично, что дополнительный смысл в эти слова вкладывал сам Кёнсу.***
Договор они всё-таки подписали. Кёнсу счел бы странным, что количество рабочих дней не оговаривалось, если бы обращал на господина Бёна чуть меньше внимания. Банковский счёт приятно пополнился. Однако деньги с этой подработки окончательно отошли на второй план. Кёнсу по-прежнему обожал брата и сдержал слово, оплатив уроки музыки, чем вызвал бурный восторг и целую минуту благодарственной речи. Господин Бён занимал всё больше места в мыслях Кёнсу, и мысли эти были отнюдь не целомудренными. Это выходило Кёнсу боком. Поэтому прежде чем идти в студию, Кёнсу проводил в ванной не меньше получаса, представляя, что позволил бы сделать с собой господину Бёну. Он с удовольствием катал на языке уважительное обращение “Господин Бён” и старался не стонать чужое имя слишком громко. Помогало лишь отчасти. И всё то время, на которое Кёнсу становился холстом, он проводил на тонкой границе рая и ада. Между эйфорией от близости господина Бёна и острой необходимостью скрывать свои желания. Кёнсу раз за разом подтверждал правдивость слов: желания рождают страдания. Но перестать желать не мог. Наоборот, казалось что с каждой встречей, с каждым мазком кисти по коже Кёнсу всё глубже увязал в чувствах. Кёнсу нравились прямота и резкость господина Бёна, мелкие проявления заботы — больше Кёнсу в студии не мёрз, там стало теплее, и Кёнсу ни разу сам не попросился на перерыв, всегда прерваться предлагал господин Бён. Совместные чаепития нравились, потому что прерывался господин Бён всегда на чашку чая и обязательно заваривал чай для Кёнсу. Красный, терпкий и непривычно крепкий — он хорошо разгонял кровь, снимал усталость, но не избавлял от желаний. За две недели Кёнсу перемерял с десяток образов с разных картин. Господин Бён тщательно фотографировал и оценивал результат очень критически. Ему мало что нравилось. Кёнсу нравилось всё. И фотографии господина Бёна в том числе. Ещё около недели они работали с профессиональным фотографом. Это выматывало сильнее: стоять и почти не двигаться, пока наносился рисунок Кёнсу уже привык, но после этого приходилось ещё пару часов позировать для камеры. Фотограф в отличие от господина Бёна был очень вежлив, свои пожелания доносил корректно и терпеливо. Что контрастировало с привычками господина Бёна. Нет, господин Бён не ругался и не кричал, но его просьбы не обсуждались и больше походили на указания, которые Кёнсу нравилось выполнять. Он с сожалением думал, что это финальный этап совместной работы: когда фотограф снимет последний сет, Кёнсу больше не будет нужен. Прощаться с господином Бёном не хотелось. Но пришлось. Кёнсу нарочито медленно смывал с себя краску в последний раз, становясь обычным студентом, на теле которого вряд ли кто-нибудь ещё нарисует свою картину. Потому что Кёнсу не позволит. Больше никогда. Он хотел оставить это красивым воспоминанием, пусть и с горчинкой несбывшихся ожиданий. Когда Кёнсу выбрался из душа и оделся, в студии было оживленно. Господин Бён, как всегда идеальный в своей небрежности, что-то горячо обсуждал с фотографом. Активно жестикулировал и грозно блестел очками. Кёнсу незамеченным прошел к двери, на пороге обернулся и тихо сказал: — Я ушёл. Кажется, его не услышали. Два дня было пусто. Кёнсу ждал привычное сообщение с указанием времени, когда подойти в студию. Но приходили только оповещения из чата группы, рекламный мусор и сообщение о пополнении счёта. Господин Бён перевел остаток гонорара. Чем, кроме учёбы, занять освободившееся время во второй половине дня, Кёнсу не придумал. Он запирался в комнате, повторял пройденный материал, разбирал задачи повышенной сложности, а когда начинала болеть голова, вспоминал о господине Бёне. Оргазмы получались яркими, как господин Бён, и опустошающими, как руины воздушных замков. Никогда раньше Кёнсу не замечал у себя склонности к наивным мечтаниям. Появление господина Бёна перевернуло его мир с ног на голову. В четверг Кёнсу защитился на отлично и поддался на уговоры старосты, пообещав прийти на пятничную попойку. А в пятницу утром Кёнсу получил как всегда лаконичное сообщение от господина Бёна “жду в 18:00”. Кёнсу показалось, что он ошибся, и это старое сообщение. Но дата оказалась верной, да и прежде господин Бён приглашал его в более раннее время. Кёнсу забил на университет, в чате отболтался лёгкой простудой. Полдня провёл в метаниях, оставшееся время в приготовлениях. Их рабочие отношения закончились, хотя срок контракта ещё не истёк. Возможно, господин Бён хочет пополнить коллекцию образов со своих картин. Или вернуть забытую вещь, хотя Кёнсу ничего не забывал, и точно ничего не уносил из студии. В конце концов Кёнсу пришёл к выводу, что, чем ломать голову, проще спросить у господина Бёна. В студии стало больше картин и рабочего беспорядка, запах масляных красок делал воздух тяжелым. На длинном столе выстроились колонны чашек из-под чая и бумажных стаканчиков. Господин Бён встал из-за мольберта и отложил кисти. Кенсу бросилось в глаза отсутствие очков. Они казались неотъемлемой частью образа. — Добрый вечер, господин Бён, — Кёнсу поздоровался первым. — Раздеваться? — Если хочешь, — внезапно засмеялся господин Бён. — Но я тебя пригласил поболтать, а не работать. — Кёнсу удивленно замер на месте. — Мне прислали предварительные варианты фотографий. Хочешь взглянуть? — Ошеломленный Кёнсу кивнул. — Идём, — господин Бён поманил в сторону двери, в которую Кёнсу раньше не входил. За дверью оказалась винтовая лестница, ведущая на второй этаж, как оказалось, к жилому помещению. Размерами квартирка была куда скромнее студии. В небольшой кухне, она же гостиная, где ютились чайный столик и низкий диван. Приоткрытая дверь вела в спальню. Кёнсу отогнал лишние мысли и опустился на диван без приглашения, господин Бён не возражал. В комнате уютно пахло апельсиновыми корками и чаем. Пока грелся чайник, господин Бён достал с полки ноутбук и поставил перед Кёнсу. Загрузка. На рабочем столе стандартный фон. Папка. Два щелчка мышки под фантастическими пальцами господина Бёна. Господин Бён сидел рядом с Кёнсу, касаясь его бедром и пристально глядя на экран. Красивый в своей очередной огромной рубашке. Кёнсу понял, что возбужден от одного его присутствия. И даже “домашняя работа” не спасала. С усилием он перевел взгляд на иконки в открытой папке. — Сам пока пощелкай, — господин Бён с улыбкой повернулся. Так близко, что Кёнсу захотелось попробовать эту улыбку на вкус. Он медленно кивнул. А господин Бён встал и исчез за дверью спальни. Кёнсу листал фотографии. Себя он не узнавал. Только глаза похожи на его. Слои краски скрывали До Кёнсу от посторонних глаз. Господин Бён вложил в него новый смысл. — Нравится? — господин Бён стоял рядом. — Да. Словно и не я. — Ты. У тебя глаза волшебные, непередаваемые. Я таких не нарисую, — господин Бён сел рядом. — Моделью ты раньше не работал, — сказал он, Кёнсу не стал отрицать. — Натурщиком тоже? — Кёнсу покачал головой. — Теперь будешь? — Нет. — Почему? С тобой приятно работать: сдержанный, терпеливый, послушный, — господин Бён мягко улыбнулся. — Если это будете не вы, то не хочу, — Кёнсу надеялся, что интонация и взгляд получились достаточно выразительными. — Не думаешь что это глупо, Кёнсу? — Кёнсу вздрогнул, господин Бён впервые назвал его по имени. Значит, запомнил. — Не более глупо, чем хотеть вас, господин Бён, — парировал Кёнсу, рискуя как никогда в жизни. — Ты меня хочешь? — С первой встречи, — признался Кёнсу. — Вы красивы и обаятельны, понимаю, что я не первая модель, что признается вам. Но я не мог не сказать. — И что мне с этим делать? — господин Бён смотрел на Кенсу выжидательно. Мягкость ушла, господин Бён напоминал затаившегося хищника. Но Кёнсу не боялся. Самый страшный шаг позади. — А что бы вы хотели? — вопросом на вопрос не отвечают, но Кёнсу стало глубоко плевать на этикет. — Дай подумать, — как будто издеваясь, сказал господин Бён. Кёнсу развернулся и сел на бедра господину Бёну. Руки уперлись в низкую спинку дивана. Кёнсу тяжело дышал, ожидая, что его спихнут на пол. Однако взгляда от лица господина Бёна не отрывал. — Волшебные. Околдуют с первого раза, — сказал господин Бён. Его руки скользнули на ягодицы Кёнсу, притягивая того ближе. — Я про глаза. Поцелуй был похож на укус, но Кёнсу понравилось. Резко, почти до боли, до нехватки дыхания. Господин Бён прижал Кёнсу к себе. Сильно, впиваясь пальцами в ягодицы. И ослабил хватку, только когда Кёнсу упёрся руками в его плечи и разорвал поцелуй, загнанно дыша. — Господин Бён, я… Рука господина Бёна легла на затылок Кенсу, притягивая ближе. — Ты знаешь как меня зовут, Кёнсу? От звука собственного имени у Кенсу внутри всё сжалось. — Господин Бён… Бэкхён, — господин Бён кивнул. Кёнсу сказал медленно: — Бэк-хён. — Отлично, — выдохнул Бэкхён ему губы. — Так и повторяй. Ещё один поцелуй. Глубокий, дурманящий. У Кёнсу закружилась голова. Он выпрямился, помогая Бэкхёну расстегивать свою рубашку. Ёрзал, чтобы лучше чувствовать, как тот возбуждён. Пальцы не слушались, потому что Кёнсу не мог оторвать взгляд от губ Бэкхёна, припухших и блестящих. Горячие ладони прошлись по голой груди Кёнсу, скользнули на живот, потом по бокам, и по спине вверх к лопаткам. Кёнсу чуть слышно застонал. Об этом он мечтал каждый раз в студии — чтобы не кисть ласкала его тело, а руки. Бэкхён ловко расстегнул ремень и брюки Кёнсу. Взглянул вопросительно из-под светлой чёлки, упавшей на глаза. Кёнсу кивнул и поднялся. Выудил из кармана тюбик смазки и презерватив, бросил на диван, а брюки снял, оставив на полу вместе с бельём. Рубашка соскользнула следом. Кёнсу поймал на себе восхищенный взгляд и почти смутился. Бэкхён впервые видел его полностью обнаженным. Кёнсу до мурашек остро чувствовал этот взгляд. Сам же не мог оторвать глаз от длинных пальцев Бэкхёна, который расстегивал пуговицы на собственной рубашке. Бэкхён наклонился вперед, коснулся подушечками пальцев кожи под пупком Кёнсу, провёл вниз и невесомо коснулся члена. — Везде гладкий, — Бэкхён улыбнулся. Он приподнял бёдра, полы рубашки разошлись, открывая грудь. Звук с которым расстегнулась молния на джинсах показался оглушающе громким. Кёнсу поперхнулся воздухом: отсутствие белья на Бэкхёне стало ошеломляющей неожиданностью. Кёнсу жадно рассматривал тело Бэкхёна, раньше скрытое мешковатой одеждой. Худой, обманчиво хрупкий. Кёнсу чувствовал — его мечта обрела плоть. — Иди ко мне. Кёнсу облизнул пересохшие губы и поставил на диван колено. Бэкхён положил руки на его ягодицы, потянул на себя. Кёнсу снова сел на его бёдра. Теперь, когда их не разделяли слои одежды, это был не вопрос, а откровенное предложение. Так открыто Кёнсу раньше себя никому не предлагал. Пальцы Бэкхёна снова сомкнулись на его члене. Чуть сильнее. Несколько движений заставили Кёнсу застонать. Бэкхён прижался губами к его груди. Кёнсу стало совсем жарко. Он прогнулся, слепо шаря руками рядом с собой. — Хочу, — он нащупал презерватив и надорвал упаковку. Приподнялся и сдвинулся назад, чтобы удобнее было надевать. Не удержался, обхватил твердый член Бэкхёна рукой и подвигал несколько раз, прежде чем раскатать латекс. Бэкхён дышал в ухо Кёнсу так же тяжело. Кёнсу вздрогнул от предвкушения, когда длинные пальцы скользнули между ягодиц, распределяя смазку. — Меня ждал? — серьёзно спросил Бэкхён, и, не дожидаясь ответа, ввел палец и толкнулся. Кёнсу накрыло удовольствием, он вцепился в ворот рубашки, надеясь удержаться в здравом уме. — Хочешь сам? В ответ Кёнсу только кивнул. Он действительно ждал, надеялся, но не очень верил, что между ними может случиться что-то, кроме работы. Он разочарованно охнул, когда Бэкхён убрал палец. Кёнсу медленно начал опускаться на член, с трудом переживая мелкую дрожь в глубине живота. Бэкхён придерживал одной рукой, помогая, контролируя. Кёнсу опустился до конца, тихо застонал и замер, привыкая к Бэкхёну внутри, чувствуя как мурашки бегут вверх вдоль позвоночника. Бэкхён гладил по спине и не торопил. Касался шеи лёгкими поцелуями. Этого было мало. Кёнсу приподнялся и опустился. Движения были неуклюжими с непривычки, ноги быстро устали и ритм получился рваным. Кёнсу прикусил губу, продолжая двигаться. Бэкхён пару раз толкнулся. Глубоко, выбивая продолжительные стоны. А затем вышел. Кёнсу готов был заплакать от накатившей пустоты и не сдержал разочарованного вздоха. Бэкхён опрокинул его на диван, подхватил ноги под коленями, навис сверху, перевел взгляд с лица вниз, туда, где Кёнсу был раскрыт только для него. О такой откровенности между ними Кёнсу боялся и мечтать. Но в тот момент он лежал под Бэкхёном и не пытался закрыться. Дрожь вернулась. Кёнсу нетерпеливо поерзал. Бэкхён вошёл медленно и замер. — Бэкхён, пожалуйста, — не выдержал Кёнсу. Он смотрел на сосредоточенное лицо, на светлые пряди волос, прилипшие ко лбу. Кёнсу и так слишком долго ждал. — Бэкхён. Бэкхён толкнулся, сначала медленно. Потом чуть быстрее, чуть глубже, так что Кёнсу застонал и выгнулся, вцепился в ткань рубашки, все ещё болтавшейся на плечах Бэкхёна, мёртвой хваткой. — Ещё… ещё… Бэкхён не отказал ему в просьбе. Мир вокруг закружился сумасшедшим калейдоскопом ощущений и цветов. Кёнсу горел и мечтал, чтобы Бэкхён не переставал двигаться, особенно в одном ритме с рукой на члене. В голове взорвалась сверхновая. Кажется, Кёнсу кричал. Он растворился в ослепительном белом свете. Чувства возвращались медленно. Вместе с дыханием. Кёнсу боялся пошевелиться. Бэкхён лежал рядом, как он не падал с узкого дивана было загадкой. — Ты как? — он улыбался. Не глядя, чертил пальцем одному ему известные знаки на влажном животе Кёнсу. — Как заново родился, — ответил Кёнсу, ещё не до конца придя в себя. — Поэтично, — Бэкхён перестал чертить и облизнул палец. — Мне понравилось. — Кёнсу с опозданием понял, что Бэкхён чертил рисунки его спермой. Шок отразился на лице. Бэкхён усмехнулся. — Я про секс. Но глаза у тебя всё-таки потрясающие. И губы. Я бы на них кончил. — Ты это каждой своей модели говоришь? — Тебе первому, — Бэкхён поднялся, стянул с себя измятую рубашку и бросил на пол. — Не любишь откровенные комплименты? — Мне таких раньше не говорили, — Кёнсу приподнялся на локтях, чтобы лучше рассмотреть обнаженного Бэкхёна. Вид удовлетворял на все сто. — Зря. Я это исправлю, — Бэкхён потянулся и посмотрел в сторону кухни. — Мы, кажется, собирались пить чай. — Мне бы в душ. Бэкхён наклонился и вытащил из тумбочки пачку влажных салфеток. Бросил рядом с Кёнсу. — Потом вместе сходим, — сказал Бэкхён и широко улыбнулся. Слова и решения Бэкхёна в студии и в его квартире не обсуждались, и Кёнсу принял это как правило.