Скок-поскок На шесток Птичка села, Кошка ела, А Луна на всё смотрела. Сладко-сладко спи! Украду я твои сны, В мой Фонарь лишь посмотри. Не поймать Вам меня Вор не вор, Сноловец я. Сны не вижу, Но всё слышу Тьма укроет, Ветер взвоет, Злобный стражник не догонит. Скок-поскок На шесток. Птичка пела, Кошка ела, А Луна лишь спать хотела.
Чонгук прижимает к себе восьмигранный Фонарь, прячась в тени кирпичной стены и повторяя, как молитву, давно вызубренные слова: — Один смотрит на Север, другой — на Юг, третий охраняет с Запада, четвёртый бдит с Востока, сердце наше в Прошлом, душа — в Настоящем, мысли — в Будущем, а суть Твоя во Снах. Он морщится, всматриваясь в непроглядную тьму впереди. Ночь вдруг резко стала безлунной, чёрной тучей нависла над городом, словно мешая Чонгуку выполнить свою работу. Кто-то определённо не хочет расстаться со своим сном, но его не зря считают лучшим Сноловцем. Детский сад эти уловки. Терпеливое ожидание — самое важное в их деле. Не так-то легко уловить среди нескольких тысяч снов тот, что желает заказчик. Но вчера поступило особое задание, и крайне специфичное. Собственно говоря, кража снов у строго определённого человека не даёт никаких преимуществ или рычагов давления, и Чонгук подозревает, что сей акт послужит обычным, довольно примитивным знаком «мы следим за тобой. Сегодня сны, завтра — что-то существеннее». Он идёт вперёд, легко паря в воздухе и освещая себе путь Фонарём, в котором сотнями серебристых облачков снуют Сны. Чонгук сканирует дома, подсматривает, стараясь попутно нащупать какой-нибудь интересный сон в копилку. Необычные сны в мире без мечты ценятся очень высоко. Обычно, подобные редкости видят дети, что ещё не разучились мечтать и желать невозможное, но их сны очень сложно заполучить: Мать-Луна рьяно охраняет свои сокровища. Тем слаще надуть эту высокомерную старушенцию. Чонгук как раз цепляется за слабый шлейф довольно неплохого сна и дёргается в ту сторону, как тучи распахиваются, словно огромные невидимые руки резко машут в воздухе, и миллионы крошечных звёзд золотым дождём сыплются на землю. Строго говоря, это ненастоящие звёзды, лишь своеобразная форма жизни, которая в определённый период лета поднимается высоко в воздух, купаясь в лунном свете, а потом осыпается на землю, через несколько минут превращаясь в пыль. Сноловец хмыкает, осматривает Фонарь и резко прыгает вперёд, стремясь за понравившимся ему сном. И именно поэтому Чонгук пропускает момент, когда створки небольшого окна в одном из домов на его пути распахиваются, и оттуда почти вываливается молодой паренёк, что тянет руки к падающим звёздам, пытаясь поймать их. Чонгук врезается в него на полной скорости, еле удерживает себя, Фонарь, с тихим писком всё же вывалившегося парня и не может отдышаться. Первым делом он смотрит на вместилище снов, но оно в порядке. Потом Сноловец переводит взгляд вниз и сталкивается с огромными испуганными глазами, в которых отражаются сотни падающих звёздочек. Парень держит руки, сжатые в кулаки, перед собой и не смеет даже пошевелиться, видимо, боясь упасть. Глупый, его же держит настоящий Сноловец, а ему законы не писаны. Видимо, понимая, что падение ему не грозит, чудак осторожно раскрывает ладошки и замирает, разглядывая крошечных существ, копошащихся в них. Чонгук давно не видел этих золотинок так близко и теперь с не меньшим интересом рассматривает, как они постепенно распадаются, превращаясь в золотую пыль. — Такие красивые, — вздыхает парень в руках Чонгука, и тот качает головой, поражаясь его безрассудству. — Стоят сломанной шеи? — со смешком интересуется он и вновь сталкивается со взглядом незнакомца, в котором отражается звездопад. — Мне ничего не грозило! — Ой ли? Да если бы я не пролетал мимо, ты бы уже рассыпался на мостовой подобно этим крохотулькам у тебя в ладонях. Чудак вновь переводит взгляд на свои руки, усыпанные прахом, и вдруг резко вытягивает их вперед, нежно касаясь лица Чонгука, пачка его звёздным светом, словно клеймя. — Я знал и поэтому не боялся, — упрямо гнёт свою линию незнакомец, потом смотрит вниз и восклицает: — Ты летать можешь? Удивительно… — Ничего странного в том нет, — жмёт плечами Чонгук, поражаясь, насколько эта констатация факта и восхищение, проскользнувшее в голосе чудака, мёдом течёт по сердцу, — а теперь, давай-ка, держись, я закину тебя обратно. Мне ещё работу выполнить нужно. — А может, ты меня покатаешь? Половим звёздочек? — молит парень, теснее прижимаясь к Сноловцу и невольно вызывая дрожь по всему телу у последнего. — Я тебе ездовая лошадь, что ли? — возмущается Чонгук и легко перекидывает парня через подоконник в комнату. — Делать мне больше нечего! Вот же выдумщик! — Мне все так говорят, — ничуть не смущается подобным словам парень, вновь почти вываливаясь из окна в попытке поймать висящего напротив него в воздухе Чонгука, — но лично я не считаю это чем-то позорным. Зато знаешь, какие сны мне снятся?! Сноловец дёргается, как от удара, и резко взмывает в воздух, оставляя растерянного чудака позади. Он — ловец Снов. Торгует ими, как товаром, когда хочет; дарит их другим людям, когда хочет, но сам ещё ни разу, за всю свою сознательную жизнь не видел ни одного. Это плата. Фонарь Сноловца есть визуальное воплощение той части души, где у обычных людей хранятся и создаются сны. Рождённые Ловцами — бессонные и, как многие считают, ущербные в этом плане, ведь в их довольно непростой и серой жизни сны — единственная отрада. Чонгук сильный. Чонгук не считает себя ущербным, а если услышит подобное в свой адрес — ударит в рожу без расшаркиваний. Чонгук не ищет своего соулмейта — единственного человека, способного подарить ему сны. Чонгук всем доволен. Был. До столкновения с одним чудаковатым любителем звездопадов, способным видеть в прахе каких-то жучков нечто удивительное. В ту ночь его Фонарь пополняется одним незамысловатым сном парнишки, сына сапожника, где он бегает по цветочному лугу и ловит пестрокрылых бабочек, и тем самым заказным сном: тяжёлым, нервным, полным склизких тварей и тумана. Неприятный сон, нечистый. Для таких у Сноловца есть отдельный крошечный Фонарик — результат многомесячных манипуляций и экспериментов. Чонгук не хочет, чтобы подобная заказная мерзость касалась тех удивительных снов, что он ловит, а потом дарит другим людям. И хоть он верит, что настоящее Чудо нельзя замарать ничем, риск тут излишен.***
Следующая неделя выдаётся неторопливой, словно мулы у престарелого фермера на окраине городка. Чонгук ненавидит такие деньки, когда реальность для него мешается, расплывается и растекается сладкой кляксой от конфеты. В такие дни перед его глазами кружатся отловленные сны. Он видит их разноцветной каруселью, размытыми образами, ощущает остаточным шлейфом запахов и слабыми прикосновениями. Сейчас Чонгук уже не пытается поймать их, развернуть, как полотно художника, бесясь, что, ежедневно прикасаясь к сотням снов, он ни одного не может ухватить за хвост, посмотреть, ощутить себя в сказке. Он давно смирился, что для него существует только одна реальность и нет смысла мечтать о несбыточном, проще находить прекрасное в окружении. Вот, к примеру, тот чудаковатый любитель звёздочек. Волосы в беспорядке, глаза огромные, фигура угловатая, улыбка — красивая. Какой-то неудачный пример выходит, но Чонгук внезапно ловит себя на мысли, что хочет повидать этого парня. Просто интересно, какие сны ему снятся? Может, что-то необычное, такое, что можно продать за приличные деньги?***
Сноловец не решается наведаться к тому чудаку ещё несколько дней, мотаясь по городу в поисках подходящего сна для одного заказчика. И лишь когда сделка завершена, а в Фонаре плещутся несколько новых снов, Чонгук позволяет себе приблизиться к дому парня. Окно вновь распахнуто, и через него видно крошечную комнатку с простой кроватью, небольшой тумбочкой, старым покосившимся шкафом и кучей различных баночек, что единым стеклянным морем укрывают всю поверхность пола по бокам от входной двери. Сноловец приглядывается, выхватывая очертания каких-то веточек, цветочков, камушков и других предметов, и качает головой, выискивая глазами хозяина комнаты. Тот, не обращая внимания ни на что, самозабвенно рисует звездопад на драном клочке бумаги, подсвечивая себе лишь свечным огарком. Чонгук рассматривает и хмыкает: — Ты отвратный художник, знаешь? Чудак оборачивается, расплываясь в дурацкой прямоугольной улыбке, и подскакивает к Сноловцу, сжимая его в объятьях. Судя по всему, подобное вторжение в его жизнь абсолютно постороннего человека его нисколько не смущает. Зато смущает Чонгука, отчего он покрывается пятнами и резко подаётся назад, зависнув в воздухе над банками. — Барахольщик, — обвинительно бросает он, за что получает возмущённый взгляд и попытки добраться до своей персоны. — Неправда! Это крайне ценные вещи! С каждой связана какая-нибудь история. Вот, смотри, звёздная пыль, оставшаяся с того вечера, когда я повстречал тебя. Её обязательно следовало сохранить! Чонгук замирает, рассматривая парня перед собой, и вновь ловит в его глазах отражение звездопада. Он смотрит в окно, но ночь сегодня самая обычная, и ему очень хочется знать, какого чёрта? — Тебя как звать-то? — Вопрос вырывается помимо воли, и Чонгук тут же хочет кинуть «хотя неважно», но видит, как во взгляде напротив небо вспыхивает золотыми искрами, и чувствует себя с головы до ног обсыпанным звёздной пылью. — Ким Тэхён. Но лучше — Тэ. Если много-много раз спеть «Тэ», то получится песня. Из «Тэхён» вот песню не сложишь, — доверительно шепчет чудак, и Чонгук кивает болванчиком, пытаясь напеть известную кабацкую песню, используя только «Тэхён», и смеётся, потому что действительно ничего не выходит. — А я Чонгук. Чем занимаешься? — Рисую звёздочки. Мне хотелось как можно лучше запомнить ту ночь, но теперь это ненужно. Ты пришёл, и, смотря на тебя, я всегда буду её помнить. Чонгук чувствует, как краснеет ещё больше, опускается на пол и подходит к столу, намеренно, чтобы скрыть смущение. — Слу-у-у-ушай, а давай сходим к озеру, — весело предлагает Тэ, — сегодня госпожа Луна светит ярко, значит, светлячков будет много. Я давно там не был. Пойдем, а? Сноловец косится на свой Фонарь, который не видят обычные люди, вздыхает, зная, что не сможет отказать, а значит, не поймает новых Снов, и согласно кивает. Тэ радостно подпрыгивает и уже заносит ногу на подоконник, как Чонгук хватает его за руку, втаскивая обратно. — С ума сошёл? — шипит он. — Второй этаж! — А мы разве не полетим? — с таким удивлением спрашивает Тэ, и Сноловец теряется, не зная, что сказать. — Я не смогу… — начинает Чонгук и обрывает сам себя, видя, как глаза Тэ наполняются вселенским разочарованием. — Не смогу прям до озера. Пару кварталов, а потом пешком, — заканчивает он и глушит радостный вопль чудаковатого знакомого своей ладонью. Тот повисает на нем мешком, обхватывая руками и ногами, и Чонгук еле как выбирается из душной комнаты, взлетая чуть выше, чтобы не задеть печные трубы. Конечно, он не собирался ни перед кем хвастать, и, конечно, он просто преуменьшил собственные силы, когда говорил, что сможет пролететь лишь пару кварталов. И это совершенно точно какой-то другой Сноловец пыжится, летит дальше и беременной жабой падает на полянку перед озером, пытаясь незаметно восстановить дыхание. Тэхён же резво спрыгивает с него и бежит по берегу озера, к кустарникам, заставляя светлячков взмывать в небо. Они кружатся вокруг него, озаряя мягким светом, в котором кожа Тэ кажется покрытой тонким слоем золота, а тот делает вид, что управляет их полётом. Чонгук любуется, смеётся, не отрываясь следит, как этот чудак пытается заставить «упрямых светлячков» рисовать лишь одному ему ведомые узоры. Сноловцу никогда не было так тепло. Он никогда не думал, что вообще способен познать такое. Луна плещется в воде, тихо посмеиваясь, плетёт вязи рун, но Чонгук отмахивается, сопротивляется, но её не зря называют Госпожой Снов. Он засыпает, наблюдая за вознёй Тэхёна у воды и нежно поглаживая Фонарь. Чонгук стоит на крошечном островке, на середине озера, а вокруг только небо с множеством мягко сияющих серебристых звёзд. Настоящих, истинных звёзд, а не тех подделок, что посылает небо на землю в их городке. Сноловец оглядывается, не веря собственным глазам, и немного пугается, когда из ночной тьмы по воде к нему подходит сотканный из звёздного света тигр. Он трётся об ноги Чонгука и спокойно ложится рядом, мягко урча и прядая ушами, требуя ласки. Чонгук не верит. Чонгук в шоке. Чонгук чувствует мягкую ладошку у себя на щеке и… …просыпается. Тэхён смотрит на него немигающим взглядом, и в его глазах всё так же отражается дождь из фальшивых звёзд, как в тот день, когда они впервые встретились. Хотя никакого звездопада сейчас нет. А потом он целует Чонгука, и тот готов поклясться, что небо взрывается вполне себе настоящими фейерверками. — Красиво? — спрашивает Тэ, мягко улыбаясь, и безошибочно кладет свою ладонь на Фонарь Сноловца, хотя обычные люди не могут его видеть. — Тебя не посещают сны. Это неправильно. Их здесь так много, разных-разных, но мне ни один не понравился. Я подарил тебе свой. — Красиво, — кивает Чонгук, во все глаза смотря на своего соулмейта. — Я уснул… — Ты и сейчас ещё спишь, Гуки, и до этого спал, — вздыхает Тэ. — Я у тебя неправильный, прости. Вот, даже встретиться с тобой могу только во сне. Я, кроме как спать, больше ничего не могу. Но я так устал! Давно хочу проснуться, но не получается, никак, честно-честно, словно злобная ведьма заколдовала. Знаю, я ущербный, и просить-то такое не вправе, но ты же найдёшь меня? Ты же меня разбудишь? Украдёшь мой кошмар? Чонгук кивает, дотрагиваясь до неестественно холодной кожи на лице Тэхёна, которая медленно тает под его прикосновениями. Чонгук уже не помнит, что когда-то было «не надо». Чонгук уже не помнит, что когда-то было «доволен». Тэхён рассыпал в его сердце звёздную пыль и подарил Сон. Чонгук смотрит на светлячков в последний раз и по-настоящему просыпается в собственной постели на чердаке городского Собора. У него много работы.***
Ночь. Небо озарено мягким лунным светом. Звёзды сияют. Настоящие. Юный Сноловец летит над домами, крепко сжимая руку своего чудаковатого соулмейта, что распевает кабацкие песенки, используя только слог «Тэ», и размахивает Фонарём в такт мелодии. Ведь Сон не может без Пробуждения.