время собирать дары

Было уже заполночь, когда Локи с Тони наконец вырвались с вечеринки после закрытого показа — новый фильм про Жанну Д’Арк, невероятно сексуальный, Жанну играла молодая актриса, талантливая, из театральных — с длинными диалогами, платьями от Донателлы, Бог как свидетельство жизни на земле, «удача сопутствует храбрым». Пьяные от вина и восторга, что они сами властители своей жизни, парни решили зайти в «Тулуз», маленькое кафе с домашней почти кухней, а там — празднуют, весь город сошел с ума, а вроде будний еще день, толпа парней, раскачивают столы и поднимают пыль, и они — при смокингах, хоть и в конверсах оба. — Что празднуют? — спросил у официантки Тони, жадный до впечатлений. — «Драккар» вернулся с моря, пережил позавчерашний шторм, представь, никто не утонул и не убился, волшебство. — крикнула ему в ответ Марианна, носясь по залу с заставленным кружками с пивом подносом. Отголоски шторма, «раз в век» как писали городские газеты, еще висели в воздухе — ветер стоял страшный, повалил огромное дерево на подстанцию, электричество вернули только к утру, и всю ночь Локи с Тони резались в шахматы и карты, изредка выглядывая в окна, в которые рвался соленый ветер. И вот, и правда чудо, люди пережили гнев Посейдона, вернулись и празднуют, и назавтра опять ринутся в море, навстречу его смертельным объятиям. — И зачем так рисковать? — протянул Локи, рассматривая вполглаза меню, уже определившийся с выбором — салат «Тоска», куриные грудки запеченные и стакан яблочного сидра, хотя оба еще несовершеннолетние — к наследным принцам своего городка все обращались на Вы и продавали даже не задумываясь — сигареты, вино, ружья — бедные вассалы. — Что? — Идти в море, рисковать своей жизнью. — Романтика. — Тони и сам в детстве бредил морем, засыпал с «Островом приключений» под подушкой. — Та же, по которой ты тащишься от супергероики. — Ну то выдуманный мир, тихая гавань, где мы с тобой — спасители вселенной. Локи в свои неполные шестнадцать уже имел значительное в мире кино имя — рецензент, критик, обозреватель самого модного и нового, статьи которого ждали «Эсквайр» и «Плейбой», называвшие его самым привлекательным журналистом нового поколения. Выросший среди Платона, Достоевского, Конан Дойля и Гюго, он вобрал в себя все лучшее, что сделало до него человечество, как будто Бог всё это время творил для него одного. Нелюдимый, красивый, жестокий, выросший в абсолютном одиночестве, в пятнадцать он неожиданно обнаружил, что Старк — не просто имя в школьном журнале, а такой же — сделанный из алмазов — суть драгоценный блеск и острота. Дружба захватила их обоих, со всеми разговорами ночь-заполночь, планами по захвату мира, сотней выкуренных сигарет — оба рано начали курить, ночевками друг у друга — родители только обрадовались что у их гениальных сыновей наконец открылся дар дружбы. Оба невысокие, тонкие, черноволосые, внешне похожие — братец Солнце и братец Луна, разлученные злой ведьмой при рождении, Тони — ночь с золотом, итальянская опера и жаркий юг франции — прехорошенький, глазища оленьи карие в пол-лица, ресницы веером, чуть-чуть — и коснутся щек, с сумасшедшим смехом, по щелчку пальцев ведущий за собой всю школу на бойкот нового учителя, осмелившегося подвергнуть сомнению его теорию по физике элементарных частиц и таким образом проявить внешнее неуважение фамилии Старк, «если бы он подозвал меня после уроков, ничего б не было» язвительно в лицо директору школы, обаятельный и громкоголосый; и Локи — принц потерянный, молчаливый, вечно с книгой в руках, изумруд, вплавленный в серебро, для него — все песни Мельницы и Manic Street Preachers, нуарные детективы и каждая новая осень, «как с такими глазами он может быть таким злым? люди с зелеными глазами ведь не просто так, пап?» плакали влюбленные в него девочки, раздражительный, нежный — как две стороны медали, Ватикан и Венеция. — Уже выбрал что будешь? — Тони спрашивал Локи, не поворачивая к нему даже головы — так его захватили пьяные моряки своим диким весельем. — Как обычно. — Какая скука, — усмехнулся деланно Старк, зная, как выводит друга его нарочитость, и поэтому выделываясь. — Смотри, какой у них капитан молодой. Локи посмотрел над плечом Тони, уже полностью обернувшегося на затянувших ирландскую песня о пьяных моряках компанию, и увидел огромного — как будто по ночам он перекидывается в медведя — косматого парня, длинные волосы которого растрепались и рассыпались по плечам; в черной кожаной куртке, потертой, классной, как будто с плеча старшего брата, или отца, даже с виду тяжелой, в такой можно пережить и третью мировую, в выцветших до белизны джинсах и классной серой толстовке с логотипом NASA — как ему только не жарко во всех этих слоях одежды? — Может, он даже не капитан. — Ох, Ватсон, ты смотришь, но не наблюдаешь. — они оба обожали Шерлока из BBC, растащили на цитаты, Локи написал по сериалу статью, где разгромил Моффата и Гэттиса, восхваляя при этом музыку, купил на гонорар себе и Тони шопардовские часы одинаковые, плотно сидящие на запястье. — Удиви меня. — К нему все обращаются либо «Тор», либо «капитан». — О капитан! Мой капитан! Как будто услышав его тихий голос, декларирующий бессмертного Уитмена, парень тире капитан тире оборотень, быстро обернулся на Локи, и тот поймал взгляд почти кукольно голубых глаз. — Хватит на них пялиться, не дай бог, еще решат, что мы к ним подкатываем. — Локи смутился от прямого взгляда, который этот странный парень все не отрывал от него, и медленно пунцовел. — Брось, повезет — нарвемся на драку, повезет еще больше — и капитан проводит тебя до дома. — Тони откровенно издевался над другом, ловя кайф от его смущенного вида. — Я думал, что это ты у нас по голубоглазым блондинам. — Локи с удовольствием выпустил в ответ колючки — все в Шинейде знали, что в Тони жестоко, другого слова и не подберешь, влюблен мальчик на два года младше, тринадцатилетний сын хозяйки «Тулуза» Стив Роджерс, бедный мальчишка. Он влюбился в Тони на первой линейке, когда его, первоклассника, начали задирать, а Тони, уже тогда рыцарь, покровительствующий всем несчастным и котятам на улице, заступился; «эй, вы не смейте», и в благодарность за поверженных врагов, Роджерс зачарованно следил за своим спасителем весь первый школьный день и уже не отрывал больше взгляд. Пока Тони считал дни до выпуска, стремясь уже уехать в столицу, грезя об университете, Роджерс как мог завоевывал его внимание, таскаясь за ним молчаливой рыбкой и кормя Старка на переменах круглыми шоколадными конфетами и неизменно поднося зонт в дождливые дни. — Да ну, жить скучно. — А вот и теща твоя, смотри, машет тебе. — обратил Локи внимание на стройную, рано постаревшую после кончины мужа, миссис Роджерс, которая с улыбкой наблюдала за гостями. Тони даже не повернулся.

***

Когда парни уже покончили с трапезой, и Тони, рассыпая комплименты, расплачивался с Марианной, Локи вышел вперед, зная, что друг способен и до утра изощряться в красноречии — не то, чтобы девушка вправду нравилась Старку, это был его способ общения с миром — хваля и благодаря. Вытащил из кармана брюк, классных, с переливом черных, пачку винстона и начал было хлопать себя по остальным карманам в поисках зажигалки, как почувствовал руку — в целую жизнь тяжестью — на своем плече, и вскинув удивленно брови, увидел капитана, который поджег ему спичку и прятал теперь её от ветра в своих огромных ладонях. — Благодарю, — Локи подкурил сигарету, чуть было не коснувшись выбившейся прядью рук великана — рядом с ним даже стоять было тесно, как будто капитан «Драккара» загораживал собой весь остальной мир. — Вы ведь Локи? Локи Лафейсон? — как девчонка застенчивая, встретившая кумира. — А вы Тор, моряк и путешественник? — чуть отодвигаясь от парня, чтобы Тони, выбегая, не сшиб его с ног, ну и чтобы был доступ к кислороду. — Больше рыбак и плотник. — достав какие-то самодельные сигареты, Тор глубоко затянулся, запыхтев смешно, как щенок толстый, поднимающийся по ступенькам. — Я вас видел в начале лета, вас фотографировали в доках, мы выгружали рыбу, а вы ходили туда-сюда с сигаретой и за вами на задних лапках скакали девицы с фотоаппаратами и отражателями. Локи с удивлением вспомнил тот день — его и правда фотографировали, на разворот «Men's Health», редактор нещадно ругалась на его сигареты, но он со злости скурил полпачки и на каждой отснятой фотографии — черно-белой, моветон, в летней жаре в черном пальто кардинально приталенном и высоких сапогах — лишь его раздраженные глаза и сигарета тлеющая в тонких пальцах. Но он не мог вспомнить «Драккара», помнил только, что нещадно пахло рыбой, и что вдалеке кто-то все время матерился. — О, так это вы ругались тогда? Наблюдать за смущением Тора — невероятное удовольствие, как и запах его сигарет — табак без примесей, отдушек, настоящий, крепкий и черный, как ночь, оттого — благоухающий на всю улицу. И сам Тор — неловко почесывающий сейчас радикально небритую щеку — как награда. — Право, не смущайтесь, звание капитана дает вам такие привилегии, разве нет? Пока Тор затягивался и придумывал ответ, к дверям «Тулуза» подъехали черные машины — одна за другой — Говард и Лафей, хоть и не в городе оба, не выпускали из поля зрения своих сыновей, и уведомленные об окончании вечера, не сговариваясь отправили шоферов за мальчиками. — Вот и наши кареты, не утруждайтесь, обе сестры Золушки сегодня покидают бал в одиночестве — насмешливый голос невесть когда вышедшего из кафе Старка. — Не успел представиться, Энтони Старк. — протягивая стремительно руку, по размерам не уступающую руке капитана, и крепко пожимая её. — Тор Одинсон. — Одинсон? Скандинав? — полюбопытствовал, закуривая от еще одной спички, Тони. — Неудивительно, что вы в море. — Да, море у меня в крови. — Прелестно. — знаком показав шоферу, что вот докурим, и поедем, Тони переводит взгляд обратно на Тора. — Запали на моего друга? Теперь уже очередь Локи смущаться, затыкать счастливо смеющегося Тони, и не смея поднять взгляд на Одинсона, наспех попрощаться и скользнуть в спасительную машину, надежно укрывающую за тонированными стеклами юного Лафейсона. — Я к тебе завтра после обеда. — довольный донельзя Старк постучал по стеклу. Локи нажал на кнопку, беззвучно опуская вниз окно и прошипел: — Я тебя отравлю, гаденыш. — Я тебя тоже люблю! — Тони помахал ему рукой с тлеющей сигаретой и затягиваясь, сел в свою машину. — Одинсон, он принцесса, даже не надейтесь на взаимность. На что капитан «Драккара» только усмехнулся вслед.