Одинокая птица

Одинокая птица, ты летишь высоко В антрацитовом небе безлунных ночей, Повергая в смятенье бродяг и собак Красотой и размахом крылатых плечей. У тебя нет птенцов, у тебя нет гнезда. Тебя манит незримая миру звезда. А в глазах у тебя неземная печаль. Ты сильная птица, но мне тебя жаль.

Дождь окрасил всю картину в серое, словно в дурном фильме. Большое количество людей в чёрном, укрытых такими же чёрными зонтами стояли у вырытой могилы, в которую опускали гроб. Лал Мирч, стоящая в стороне от толпы, пришла вовсе не почтить память погибшего, а поддержать близкую подругу. У них были странные отношения, но каждая встреча, каждое упоминание о ней вызывало ноющее чувство, противоречащее здравому смыслу. И чувство это было взаимным. Вот только виделись они редко. С другой стороны от Лал стояла она, Ворона. Стояла без зонта, промокшая до нитки. Она не могла плакать, а так никто не мог бы назвать её неблагодарной дочерью, бессердечной. И хотя безумно больно было, хотелось упасть на колени и разрыдаться от осознания, насколько на самом деле высока потеря, слёзы не текли. «Может, мне вовсе не больно? — полагала Ворона. — Может, это что-то другое?» Церемония подошла к концу, люди стали расходиться. В конце концов остались только две девушки, стоящие на расстоянии друг от друга. Лал подошла к Вороне и взяла за руку, молча уводя за собой. Нужно было скорее привести её в номер отеля. Не мешало бы по пути в аптеку заглянуть, так как, если не воспаление лёгких, минимум простуда была обеспечена. Ворона дрожала от холода, губы её посинели, но будто не замечала своего состояния, послушно ступая за Лал. Пока набиралась ванная, Лал старательно растирала полотенцем Ворону, стараясь быть к ней как можно ближе: согревая быстрыми движениями плечи и живот, касалась грудью спины, обтирая спину, едва не касалась губ, согревая дыханием, желая как можно скорее восстановить их естественный цвет. В ванную же забрались вместе. Лал сидела сзади, обнимая Ворону. Тепло. Вороне было тепло и приятно. Ей давно не было так хорошо, потому она блаженно закрыла глаза, впитывая ощущения. Руки Лал покоились у неё на животе, потому свои Ворона положила сверху, одобряя. И ничего не существовало в тот момент, не имело значение прошлое, ни чьи-либо жизни, ни чьи-либо смерти не могли потревожить разум и сердце. Лал же хотелось отдать себя всю: она-то умела искренне любить, понимала свои чувства и чувства других. Правда Ворона нередко вводила её в ступор. Ради неё Лал взяла недельный отпуск, несмотря на то, что жила работой. Обычно встречи их были короткими, начинались с разминочных, но жестоких битв, заканчиваясь бурными ночами. Расходились не сожалея, зная, что встретятся вновь. Этот раз был иным, особенным. От ощущения уюта Ворона едва не задремала. Разбудили движения Лал, шампунем намыливавшей голову. Немного массажа с мылом, смывающий всю грязь и усталость душ — и настала пора выходить. Без желания пришлось натянуть махровый халат, чтобы не вызывать у Лал беспокойства. Этой ночью было важно тепло, а не развлечение. Как ребёнка, Лал уложила Ворону спать, подоткнула одеяло, а сама легла рядом, накрыв и себя, и подругу пледом. Прижавшись ближе, обняла, закрывая глаза. Ей тоже было хорошо. Вместе. И так надолго. Лишь бы не захотелось продлить отпуск. За всё это время никто из них не проронил ни слова.