Перемены

      Сквозь открытое окно в комнату заползал звук разбивающейся воды в фонтане, а легкий ветерок беспокоил прозрачные занавески, не давая им отдохнуть и на секунду.       Эта мирная картинка вызывала у меня болезненное чувство ностальгии и тяжесть где-то в области груди, которая не хотела проходить уже какое-то время. Я не следила сейчас за днями, погрузившись в жестокую, пожирающую все на своем пути, пропасть апатии. Вода, звук моего собственного дыхания и мирное сопение Нами - вот, что сопровождало меня все это время.       Тогда, после окончания битвы, я не смогла вернуться на арену. Нужно было проверить, смогли ли ребята избавиться от гнезда демонов, все ли живы и не пропитаны ли ядом, в порядке ли Дождия, выбрались ли похищенные из пещеры... Список действий продолжался до бесконечности. Но вместо этого, я лишь попросила Локки отчитаться учителю, а сама вернулась домой.       Не в номер отеля в Крокусе - а в Магнолию. Пускай я провела здесь ничтожно мало времени, но милая плюшевая игрушка, которую притащил в однажды Хэппи, заставляла ощутить кислоту во рту.       Нами тогда долго не приходила в себя, и следующие несколько дней я постоянно находилась рядом, протирая ее вспотевшую из-за высокого жара кожу, и успокаивающе поглаживая по пушистым, безвольно обвисшим ушкам. Этот ребенок пережил свой ад в той пещере, и ее тело таким образом пыталось защититься, так что я не стала звать Полюшку либо Деву. Мне не хотелось, чтобы в наш маленький мир заглядывал кто-то еще.       Напоить, протереть, укрыть - этот ритуал я выполняла из раза в раз, после этого уходя на своё гнездище - широкий подоконник. Окна выходили на работающий круглосуточно фонтан, так что у меня всегда было чем заняться - вид сменяющегося освещения и отражения неба в воде приводил меня в состояние транса.       Я не знала, что со мной происходит. Понимала, что именно меня задело, но не могла никак освободиться от этой эмоции. Ее не заживить, как кровоточащую рану, и не отрезать, как загнивающую руку.       Мне нужно было взять перерыв и обдумать все произошедшее. Потому что слова того психа зацепили струну глубоко внутри, которая взвизгнула неожиданно писклявой нотой. И - о, внезапность, - я снова ощутила себя человеком. Человеком, которому больно и который может ломаться.       Я ведь думала, что уже пережила ту трагедию, когда три года назад неопытный эскулап из маленькой деревеньки, в которую меня послали практиковать выученные уроки от учителя, с печальным видом сообщил о том, что не сумел сохранить мое женское здоровье. Хмыкнув, я тогда затянула потуже бинт на ране от когтей шушты - юркого мелкого паразита, раздирающего деревенских животных, - и неискренне поблагодарила за оказанную первую помощь. Что он понимает в женском здоровье, когда от таких незначительных ран женщины теряли способность рожать?       Как оказалось, понимал. Потому что столичный врач, к которому меня направил Дей, тяжело вздохнул после осмотра, и начал разговор со слов: "Вы понимаете, тут все не так просто..."       Я не хотела понимать. Стала метаться от одного лекаря к другому, с каждой встречей холодея от их опущенных глаз все сильнее, а в ночные истерики становясь все отчаяннее.       До тех пор, пока не пришла к Полюшке - моей единственной надежде, к которой до последнего не хотела сдаваться. Женщина, вопреки предыдущим лекарям, не опускала глаза, а сразу заявила, что ничего не гарантирует. И начала отпаивать меня разными зельями.       Они не помогали. С привкусом малины или слизняков, медовые или жгучие как перец - эти настойки лишь игрались с переключателем - включить надежду, выключить ее. Пока в один день, я не сказала Грандине, что это последний раз, когда я к ней прихожу. " - Шушты - это ужасные переносчики заразы. Видимо, в тебе остался один осколок из его когтей, который и загнил, ухудшив состояние раны. А место, в котором он тебя цапнул... А ну-ка, не вешай нос, хулиганка. Сбежала от всех, а теперь сопли утирает!"       Как я и обещала, в следующий раз в сторожке Полюшки я появилась лишь спустя год, когда притащила одного из согильдийцев к ней на поправку. О неудачной попытке вылечиться и моем бесплодии речь больше не заходила. Женщина уважала мое нежелание об этом говорить.       Поэтому я думала, что все это осталось в прошлом. Что больше никаких сожалений, ведь с тех пор я отдала всю себя тренировкам, защите гильдии, и маленькой Нами, которая настолько была похожа на меня, что изредка - только изредка, - я позволяла себе робкие фантазии о нашей маленькой семье, где иксид была в роли моей дочери.       Где-то далеко хлопнула входная дверь. Учитывая середину ночи и отсутствие людей на площади, в голове промелькнула мысль о том, кто это так шумит. Промелькнула и испарилась, не сумев зацепиться за абсолютную пустоту, царящую внутри. - Замерзнешь, - смутно знакомый голос прозвучал откуда-то сзади, но я не перестала гипнотизировать фонтан. Это было не ко мне, меня здесь нет.       Тяжелый вздох, который, даже если не вслушиваться, свидетельствовал об ужасной усталости. - Ты ведь умная девочка, Люси, хоть Болельщицей так и осталась.       Воздух вырвался изо рта одним порывом, и в груди стало пусто. - Почему ты меня так называл? - беззвучно спросила у Лекса, продолжая пялиться в одну точку, ведь так было проще. - Ходила всегда такая живая, яркая, как будто дай тебе помпоны в руки - и начнёшь выскакивать от радости. Сначала бесило, потом я понял, что завидую. - Тоже хотел попрыгать с помпонами? - Тоже хотел сиять так же ослепительно.       Диалог зашел в тупик, и пауза разделила нас между собой. Колебания воздуха в комнате подсказали, что Лекс взял стул и придвинул его близко окну, чтобы сесть рядом и тоже гипнотизировать фонтан. - Я бракованная, Лекс, ищи другую, - у меня не осталось больше слез, не осталось жалости к себе, и даже боль куда-то испарилась. Лишь бесконечная усталость, каменной плитой давящая на все тело, отчего даже моргалось медленно.       Очередная пауза, которую никто из нас не стремился заполнить. Сопение Нами на моей кровати все ещё было тихим и равномерным. - Знаешь ведь, что драконы однолюбы? Даже такие искусственные, как я, - впервые в его голосе послышались какие-то эмоции, словно он насмехался над собой. - Я ведь думал, что с ума сойду, пока любил ту, которую даже не помнил. - Не любовь это, а драконье помешательство, - кончики пальцев онемели. - И я правда желаю тебе лучшего. - Если желаешь лучшего, тогда останься со мной, - мужчина, чье моральное состояние не слишком отличалась от моего, звучал чертовски уверенно. Словно это само собой подразумевалось, будто именно к этому исходу мы и должны были прийти. - Обещаю не ограничивать тебя, Люси. Не запирать, не притеснять, не подавлять. Просто позволь мне быть рядом.       Врала я, когда говорила, что слёз не осталось. Иначе что это сейчас щиплет мне глаза и смазывает прекрасный вид на фонтан на площади? Горло сдавило в тисках, и я, непослушными руками, вместо слов сбросила с себя огромную футболку, обнажая покрытую царапинами, белесыми шрамами и обезображенными узорами многочисленных битв тело. Уже давно не то, которое я мазала маслами каждый вечер и заворачивала в легчайший шелк. - Я уродлива, стерильна, сломана, - отрывисто бросилась в него словами, сумев выдавить хоть что-то, хотя губы изгибались в ужасной гримасе. - Думаешь, такую твой дед желал бы своему внуку?       Оказавшись совсем без защиты, я только и могла, что отворачивать голову в окно. Я видела, как я выгляжу. И не заблуждалась на свой счет. Легкий ветер обдувал кожу, которая на самом деле уже никогда не станет обнаженной - ведь на мне столько шрамов, что они уже превратились в броню. - А, нет, временами всё-таки полная дура, - выбивает меня из колеи, когда горячие руки подхватывают и прижимают к себе, крепко, словно желая вдавить в себя.       Мужчина, нависая надо мной как слон над моськой, окутывает своим присутствием. Я физически чувствую, как распрямляется и становится на место его сломанная пружинка, появившаяся в тот роковой день, когда Макаров объявил о самовольном уходе одного из членов гильдии. И как эта пружинка влияет на мои собственные механизмы в теле, потому что картинка начала смазываться перед глазами все сильнее.       Всхлипнув, я отпустила себя. Словно давно отключенная функция громкой, свободной истерики, наконец снова заработала. Вцепившись пальцами в футболку на спине Лекса, я зарыдала вслух, прижимаясь к нему все ближе в поиске тепла, которого мне не хватало. p.s. - Кхм, Люси? - откашлялся и прочистил горло мужчина. - Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше? - Что-то случилось? - я чуть отстранилась в обьятиях, но меня быстро притянули обратно. - За четыре года твоего отсутствия и моего одиночества у тебя набежали огро-о-омные проценты, - я не сразу поняла о чем речь, пока не посмотрела на меняющееся на глазах выражение лица. Оно вдруг стало таким голодным, что меня непроизвольно бросило в дрожь, и как-то сразу вспомнилось, что я стою перед ним обнаженной. - Вообще-то, я ещё не сказала да, - шмыгнув носом, поспешила вернуть на место измятую футболку с подоконника. Мне казалось раньше, что чувство стыда у меня уже атрофировалось, но оказалось, что Лекс откроет мне еще много сюрпризов обо мне самой. - Я подожду. Так ещё больше процентов набежит, - после того, как я оделась, меня снова притянули поближе к себе и склонились за поцелуем. - Лу? - с кровати послышался зевок и сонный голосок наконец очнувшейся Нами.       А вот и новая порция стыда и потеплевших ушей.