Рисунки

Болеть Юне никогда не нравилось. И угораздило же её простудиться! Сама по себе поездка в лес вчетвером была просто замечательной, - прогулка, беготня мальчишек, костер, разведенный на еще промерзшей земле, и жареное нечто, которым Шинву упорно пытался её накормить. Кажется, это были сосиски. Воспоминание вызвало смешок. Впрочем, было вкусно. Они вернулись замерзшие, уставшие и довольные. А наутро у неё поднялась температура, оказался заложен нос и обнаружился кашель. Хорошо, что мама опять в командировке. Она бы стала волноваться. Мама всегда беспокоилась за неё больше, чем надо, словно пытаясь компенсировать своё частое отсутствие. Все нужные лекарства были в домашней аптечке. Юна точно знала, что и сколько раз следует пить, - не стоит даже обращаться к врачу. Она только позвонила утром Суйи сказать, что заболела, и попросила передать это мистеру Паку. Юна поплотнее завернулась в плед. Жар никак не хотел спадать. Голова была тяжелой. Надо бы позаниматься, раз уж она пропускает школу, но, честно посидев над учебником геометрии с полчаса, она сдалась. Мозг напрочь отказывался работать. Чем же тогда заняться? Она с трудом выбралась из пледа, подошла к столу и вытащила стопку чистых листов. Карандаш нашелся здесь же, в ящике. Она взяла то и другое и вернулась к дивану. Положив принесенное на журнальный столик, Юна снова завернулась в плед и села на пол. Она взяла карандаш, сделала пару штрихов, нисколько не задумываясь о том, что именно будет рисовать. Через пятнадцать минут на столе лежал первый набросок, - высокий лохматый парень, балансирующий на поваленном бревне. Губы тронула улыбка. Рисунок был черно-белый, и не было видно, что волосы у парня медно-рыжие, но Шинву был более чем узнаваем. Юна вытянула из стопки следующий лист. От рисования её отвлек стук в дверь. Она бросила взгляд на часы и изумилась, - прошло целых три часа. Она открыла дверь, не спрашивая, кто там. Так стучать мог только один человек. - Ты как? - с порога спросил Шинву. - Суйи говорит, ты заболела. Он бросил полупустую как всегда школьную сумку на пол и обнял её. - Да ты же вся горишь! Юна вдруг поняла, что её бьет озноб, ноги подгибаются, а глаза ощутимо слезятся. Она без возражений позволила уложить себя на диван и послушно выпила жаропонижающее. Он накрыл её поднятым с пола пледом и сел рядом, гладя по волосам и держа за руку. Через несколько минут она уже спала. А Шинву удивленно рассматривал рисунки, лежащие на столе. Он знал, что Юна рисует, но не знал, что так здорово. Так... это он вчера в лесу, ясное дело. Он усмехнулся. Суйи с веточкой у костра. Икхан, роющийся в рюкзаке. Да, хорошо сходили. Вот если бы еще Юна не заболела... Он перебирал рисунки один за другим. Мама Юны у плиты, - да уж, зрелище не менее редкое, чем его отец дома... Рей за партой... А это что? Он моргнул. Тао-хён с чем-то вроде плети, уклоняющийся от удара здоровенного мужика в форме. Криво ухмыляющийся аджосси в плаще. Еще какой-то здоровяк в плаще и шляпе, похожий почему-то на мистера Пака. Сидящий Регис в наручниках. Еще какой-то кудрявый тип, тощий и высокий, с безумными глазами и лягушачьим ртом, поигрывающий ножом. И снова он, Шинву, окровавленный и избитый, лежащий на земле. Люди на рисунках казались странно знакомыми. Шинву потряс головой. Надо обязательно спросить у Юны, что это такое она рисовала. Он посмотрел на спящую Юну, осторожно коснулся лба и улыбнулся. Кажется, жар начал спадать. Бросив последний взгляд на рисунки, он пожал плечами. Он спросит, конечно. Ну там, когда-нибудь. Если не забудет. Главное, чтобы она поправилась поскорее.