***
барнс честно ждёт, пока стрелки часов проходят один круг, второй, третий… когда за окном темнеет и большая стрелка замирает на одиннадцати, а маленькая — на тридцати, баки уверенным шагом торопится в подвал мастерской, мельком отмечая, что открытые прозрачные двери покрылись паутиной трещин. — и что ты сейчас, по-твоему, делаешь, черт возьми? — вздыхает барнс, замечая как мужчина опрокидывает в себя половину стакана с янтарной жидкостью. вокруг, как и сказал питер, было много инструментов и деталей, разнокалиберных коробок и порванных плёнок и карточек. с первого взгляда кажется, что такое проще поджечь и уйти. — сижу оплакиваю того, чью фамилию ношу и кому благодарен всеми своими комплексами из детства, — ядовито отвечает тони, упираясь лбом в ладонь. — весь день? питер спускался к тебе в четыре часа, и ты уже пил. сейчас почти полночь. это которая бутылка? — если прикопаться, то это даже ещё не целый день, — приглушенно бурчит мужчина, полностью скрывая лицо рукой. — тони, за тебя волнуются, — с явным укором произносит баки, пересекая мастерскую, умудрившись ни разу не наступить на художественно раскиданное крошево стекла, и лишь слегка хлопая старка по плечу, чтобы обратить на себя внимание. — хватит, поднимайся наверх и ложись. завтра будешь должен отработать питеру научный вечер или что вы там собирались… — ты ведь всяко знал говарда больше. расскажи мне о нем, — тони вдруг поднимает голову и смотрит на баки таким неожиданно трезвым и ледяным взглядом, что становится не по себе. и сколь непобедим ни был солдат, а под страхом смерти не рискнул бы отбирать у старка алкоголь в таком состоянии. — все, что знаю я, знаешь и ты. говард был идейным. даже маниакальным, раз уж на то пошло. отдавался делу целиком и полностью, — баки самую малость растягивает губы в намёке на улыбку, видя как тони усмехается. — в этом вы чуть ли не копии, несмотря на… обстоятельства, — рвано комкает фразу барнс, чертыхаясь про себя. никогда в жизни он не чувствовал настолько осязаемую в воздухе неловкость, что её можно было бы буквально потрогать руками. — иногда я так ненавижу эту часть в себе, — слишком горько произносит мужчина. настолько, что баки буквально ощущает эту горечь на языке и тяжело сглатывает скопившуюся от этого мерзкого вкуса слюну. — это стоило мне многих ожогов и ошибок. — ты отличаешься тем, что исправляешь их как можешь, — мягко замечает барнс, все же отодвигая почти пустую бутылку подальше на противоположный край стола. — может не все это замечают, но… да и абсолютно все никогда не заметят, это было бы слишком просто. кому надо, тот видит, что ты пытаешься, что ты меняешь себя и осознаешь. кому проще сделать из тебя дьявола, который виновен во всех грехах… что ж, это их проблемы. главное то, что чувствуешь ты, а не другие люди. поэтому перестань здесь сидеть и уничтожать себя, ты важен. и будь хоть сто раз проклят тот, кто думает иначе. в ответ тони лишь привычно хмурится, но не отводит взгляд. баки до последнего выдерживает градус коньячных глаз и не пьянеет. — пожалуй, мне действительно хватит, — старк потирает переносицу, сильно сжимая веки, а затем отставляет стакан, шумно звякая им о какие-то гаечные ключи на столе. барнс кивает, больше самому себе; и, лишь на секунду промедлив, разворачивается к выходу, чувствуя, что больше здесь не нужен. — а что же насчёт твоих демонов, баки? — тихая фраза стреляет прямо в упор, не оставляя шансов на выживание. — у них сегодня внеплановый выходной, — кривовато улыбается барнс, замирая в полуобороте. — тогда может ещё немного побудешь пугалом для моих? кажется, они реально тебя боятся. баки все же негромко смеётся, а в голове шальной пулей пролетает мысль: «ошибочка вышла, солдат. твоя миссия здесь ещё не завершена».Часть 1
7 июля 2018 г. в 18:10
однажды утром старк уходит разгребать мастерскую. казалось бы, что необычного, верно? ну подумаешь, угрюмый, не поздоровался ни с кем — это же тони, мать его, старк.
именно так думают жители башни.
именно так хотят думать жители башни.
вообще, признавать то, что у железного человека отнюдь не железное сердце было непривычно для многих.
ведь поначалу новости о том, что тони неродной ребёнок старков, тот воспринял предельно спокойно. наконец нашлось объяснение всему, говорил он, но с каждым днем становился все более молчаливым и раздражительным.
под конец никто не знает, что с этим делать.
или просто боится попытаться сделать хоть что-либо, подступиться, да и не позволяют хоть на шаг подойти ближе, ведь зубодробительных причин ненавидеть себя стало на одну больше; пока в тот же день ранним вечером на кухню не заходит неожиданно спокойный и хмурый питер, натыкаясь на прилетевшего этим утром с долгой миссии баки.
— ты откуда такой, кид? — вопрошает барнс, на которого, когда он заскоками квартируется у гения (и так далее по списку), обычно ещё с коридора громким восторженным голоском вываливается куча ненужной информации о школе или количестве спасенных с деревьев кошек.
— да с мастерской же, — вздыхает паркер, цапая со стола яблоко и вгрызаясь в него с задумчивым видом. — мы вроде как договаривались насчёт одного проекта, но там просто…
— ну же, питер.
— ну, там то, что обычно валяется в мастерской человека, работающего с техникой. плюс куча коробок каких-то, кинопленки, всё или разбросано или в мешках для мусора., а ещё он пьёт, ругается и клянет говарда. меня даже, кажется, и не слышал вовсе, я подойти ближе не решился.
— просто дай ему время, — тяжело вздыхает баки. — генеральная уборка в голове происходит всегда тяжелее, нежели в помещении.
— но пеппер сказала…
— я сам схожу за ним позже, хорошо? передай мисс поттс, чтобы она не волновалась. и сам не волнуйся, пит.
мальчишка ещё несколько секунд переминается с ноги на ногу, кусая нижнюю губу, а затем кивает, понуро опустив голову и скрываясь за дверьми.
если бы баки знал, как успокаивать подростков, он бы честно пошёл следом., но все, что оставалось делать бывалому вояке — это провожать напряженную спину с рюкзаком взглядом да допивать ставший внезапно абсолютно безвкусным кофе.
ㅤ