Сбой

Матч дался тяжело. Ещё бы - второй раз за шесть дней отбегать сто двадцать минут и выдержать серию пенальти. Дома и стены помогают - это явно сыграло в пользу российской сборной на этом чемпионате, но хорваты все же выстояли. И вот, казалось бы, за плечами очередная победа, перед носом английским флагом маячит полуфинал, до него ещё куча изнурительных тренировок, а вчерашний вечер - практически национальный праздник. Радоваться бы и ловить эти короткие мгновения отдыха, но Лука еле-еле выдавливает из себя более или менее правдоподобную улыбку на камеру, говорит пару дежурных фраз и выглядит, в общем-то, как обычно. Почти. В дороге до отеля после тренировки Модрич усиленно делает вид, что спит, прислонившись лбом к холодному окну автобуса. Плевать, что ехать от силы минут пятнадцать, что-то внутри него сейчас воет так отчаянно, что лишний раз говорить ни с кем не хочется. Даже о вчерашнем триумфе. Рядом садится Матео. Ободряюще похлопывает Луку по колену, молчаливым жестом в очередной раз поздравляя и его, и самого себя, и их всех, и отворачивается к остальным. Сквозь общий гул до Модрича доносятся обсуждения того, что неплохо бы вчерашний матч отметить. Без излишеств, естественно, просто посидеть всем в уютном месте и расслабиться хоть на пару часов. Ковачич догоняет Луку уже на этаже в отеле, когда тот роется в карманах в поисках ключа от номера.       — Все в порядке? — совершенно внезапно спрашивает Матео. Модрич оборачивается. Глаза его туманные какие-то. С немой глубокой мольбой о чём-то. Вглядывается в лицо Ковачича. Тот улыбается своей этой лучезарной улыбкой, поправляет тёмные волосы, но тон у него какой-то обеспокоенный. Луке он уже совсем родным стал - жизнь на чужбине сплотила. Реал сплотил. Им все равно вместе легче, все же братья-хорваты. А у Модрича глубоко внутри чувство сжирающего одиночества. Убийственная тоска, а Матео в ней, как спасательный круг. Поддержка ведь всем нужна, даже капитанам. Сильным и независимым. Но Лука признавать свои слабости не привык.       — Устал просто, — дежурная улыбка выходит замечательно. — Спасибо. Ковачич далеко не дурак. Он видит, что с Модричем что-то серьёзнее, чем «устал просто», и оставить этого так не может. Лука был его кумиром, когда сам Матео был ещё подростком. Разница в восемь с половиной лет в мире спорта куда ощутимее, чем в жизни. Через какое-то время Модрич из туманного идеала превратился для него во вполне реального и близкого товарища по команде. И по сборной, и по Реалу. Но то восхищение, которым проникся к нему однажды Ковачич, от этого никуда не делось, а лишь наоборот - укрепилось, когда Лука оказался ещё и отличным человеком, близким другом и наставником. И теперь Матео уж точно не позволил бы себе оставить его одного в таком непонятном состоянии.       — Разрешишь? — все с той же обворожительной улыбкой Ковачич кивает на дверь, когда Модричу, наконец, удаётся найти ключи.       — Проходи, — рассеянно кивает капитан, пропуская Матео в номер. Вообще-то Лука не сильно рад компании, пусть даже Ковачича. Устали все, конечно, но Модрич не просто устал; эти матчи вымотали его до предела. Наизнанку вывернули без шансов подняться. На этом ЧМ он впервые был несдержан с журналистами, хотя всегда старался быть обходительным и вежливым. Но на этот раз под кожу залезли. Подняли тяжелую для него тему — вспышка ненависти к нему в родной Хорватии. Настоящая травля бывшими фанатами. И, первопричина всего, - судебные разбирательства и угроза тюрьмы. Он едва успел оправиться от травмы и операций, когда его впервые вызвали в суд. Процесс растянулся на годы, достигнув своего апогея несколько месяцев назад. Из национального героя Лука в один миг превратился в предателя и труса. Все оскорбления в свой адрес, все угрозы он сносил достойно и стойко. Но кто поверит, что это все прошло для капитана хорватской сборной бесследно?       — Ты пойдёшь со всеми вечером? — Матео нарушает тишину. Лука останавливается у окна, опирается о подоконник. Ковачич подходит ближе. Вглядывается в бледное лицо Модрича.       — Не думаю, — Лука поводит плечами, отводит взгляд от проницательных глаз Матео. — Я, наверное, лягу спать пораньше. Сил никаких нет.       — Ты так расстроен из-за Виды? — тихо спрашивает Ковачич, и Модрич резко поднимает голову, бросая на него тревожный взгляд.       — Нет, то есть... — Лука запинается и смотрит в пол. — Есть немного, конечно. Сам знаешь, все шишки, что летят в Домагоя, попадают по всем нам. По моей команде, понимаешь? Я же капитан, должен нести ответственность. У меня нет претензий к Виде, я ему верю, но приём на стадионе вряд ли нас ждёт радужный. Модрич тяжело выдыхает. Матео не выдерживает его такого замученного. Запускает пальцы в длинные волосы Луки и кладёт его голову себе на плечо, успокаивающе поглаживая.       — Мы справимся с Англией, — уверенно произносит Ковачич. — Ты справишься. А мы уж точно, с таким капитаном. Модрич молчит. Ему просто нечего ответить. Он благодарен за поддержку Матео, но чувствует, что его вот-вот накроет. А кроет его крайне редко, но жестко. И это не должен видеть никто.       — Спасибо, — Лука поднимает голову и выпутывается из рук Ковачича. — Извини, что я тут разнылся. Тебе, наверное, нужно собираться на вечеринку. Прозвучало слишком неправильно. Будто Модрич его выгоняет. Но он слишком устал, чтобы анализировать сказанное.       — Нет, Лука, — тихо произносит Матео, наблюдая за тем, как Модрич прикрывает рукой глаза. — Я не оставлю тебя так. Сейчас. Тон Ковачича не терпит возражений. Лука и хочет что-то возразить, но вместо этого лишь сползает спиной по стене, тяжело опускаясь на пол, и зарывается пальцами в волосы, раздраженно откидывая на пол резинку со лба, которую забыл снять после тренировки. Матео к такому не готов. Он не знает, что делать, когда объект его восхищения сидит перед ним на полу, совершенно разбитый и потерянный. Но он только садится рядом, обнимает его за плечи и разворачивается так, чтобы быть лицом к лицу. Но Модрич прячет своё лицо в ладонях, не оставляя Ковачичу ни шанса.       — Лука, посмотри на меня, — почти шёпотом просит Матео. — Лука, слышишь?       — Шлюха Мамича, — глухо выдыхает Модрич в собственные ладони, и Ковачич непонимающе морщится.       — Что?       — Шлюха Мамича, — повторяет Лука и поднимает голову, смотря на Матео. — Так меня сейчас называют в Хорватии. Виде в России ещё больше достаётся. Мы не можем сейчас терять игроков, особенно таких ценных. У нас уже нет Калинича. Мы справимся с Англией, если все соберёмся, если каждый из нас поверит. Быть может, это мой последний Чемпионат Мира. Я должен доказать своей стране, что я достоин других слов в свой адрес. Что мы все достойны уважения. Мы должны привезти домой медаль. Ковачич прижимает Модрича ближе к себе. Гладит его по волосам и молчит. Лука роняет на его плечо горячий лоб. Матео чувствует жар даже через ткань футболки. Модрич стискивает до скрежета зубы. Плакать после поражений - это нормально. Они все плачут на поле. Плакать от бессилия перед игроком собственной команды - из ряда вон.       — Не обращай внимания, все в порядке, — хрипит он куда-то в шею Ковачича. — Это все скоро пройдёт. Я просто устал, Матео. Я не могу больше, понимаешь? Не вывожу это все дерьмо. И здесь, и дома. Все это, вылитое на нашу команду, на Домагоя, на меня. Футбол - это спорт. Так какого хрена нам не дают просто играть на поле? Примешивают все, что ни попадя. Так нельзя, Матео, понимаешь? Нельзя. Ковачич кивает. Повторяет десять раз, что все понимает. Что они победят. Что все изменится. Но Модрича кроет слишком сильно. Его трясёт, и Матео даже страшно становится.       — Лука, давай, пойдём, тебе надо освежиться, — Ковачич предпринимает попытку поднять Модрича под руки с пола. Благо, тот на деле такой же лёгкий, как кажется на вид, и поддаётся легко. Поднимается на ноги, но Матео все равно поддерживает его за плечи.       — Ты как себя чувствуешь? — зачем-то осведомляется он, пока ведёт капитана до ванной. — Лука, ты не переживай только, я никому не скажу. Модрич что-то невнятно хрипит. Еле волочит ногами и натыкается на дверной косяк. Ковачич уже не теряется. Заталкивает Луку в ванную комнату и засовывает его лохматую голову под холодную воду. Модрич шумно вдыхает, ахает и замирает на несколько секунд. Не вырывается, к огромной радости Матео, а наоборот - обмякает в его хватке, позволяя делать с собой, что угодно. Ковачич выдёргивает его из-под струи воды и даже не успевает ничего спросить, как слышит стук в дверь номера, а после шаги в прихожей. Он бросает в Модрича полотенце и вылетает из ванной, сталкиваясь на пороге номера с Видой.       — А ты тут что делаешь? — опешивает Домагой, пристально рассматривая Матео.       — Ээ... А ты? — находится Ковачич.       — Хотел Луку на вечеринку сегодняшнюю позвать, — щурится Вида. — А то он проспал, пока мы это обсуждали в автобусе. Где он, кстати? Домагой вытягивает шею, пытаясь заглянуть вглубь номера. Матео нервно сглатывает.       — Луке плохо стало, — выпаливает он первое, что приходит в голову. — Я ему передам, и мы оба обязательно придём, как только ему станет лучше.       — Что с ним? — обеспокоенно интересуется Вида. — Скоро же ещё матч и...       — Да отстаньте от человека! — возмущается Ковачич. — Может он один день отдохнуть? Лука и так ни одного матча не пропустит, будь уверен. Умирать будет, но выползет на поле.       — Да я за него переживаю, — бурчит Домагой и тут же осекается. Из ванной тяжёлой походкой выходит Модрич. Весь мокрый, с опухшими красными глазами. Не смотрит даже на Виду, будто не замечает его, бредёт в комнату и падает на кровать, оставляя за собой мокрый след от капающей с волос воды. Первым из прострации выходит Матео.       — Мы придём обязательно, — обещает он, выталкивая застывшего Домагоя из номера. — Никому не говори только. Если задержимся — придумай что-нибудь. Ковачич закрывает дверь раньше, чем Вида успевает отреагировать, и быстро возвращается в комнату. Лука уже завернулся в одеяло и уткнулся лицом в подушку, замочив своими волосами всю кровать. Матео бесцеремонно ложится рядом и притягивает Модрича в свои объятия.       — Лука, — тихо зовёт, кончиками пальцев убирая со лба капитана влажные пряди. — Как, полегчало? Модрич молчит ещё несколько минут. Не шевелится и только тяжело дышит. Ковачич не сдерживается и прижимается губами к его лбу, делая вид, что проверяет температуру. Лука не сопротивляется. Но потом вдруг резко садится, убирает волосы с лица, смотрит на Ковачича и внезапно улыбается широко так. Как обычно.       — Спасибо, Матео, — совершенно спокойно произносит он. — Обещаю, больше ты этого не увидишь.       — Нет, Лука, — качает головой Ковачич. — Если тебе снова будет совсем тяжело - скажи мне, пожалуйста. Модрич улыбается тепло. Притягивает Матео к себе и сжимает в объятиях. Ковачич кладёт одну руку на затылок Луки и зарывается пальцами в его волосы, удовлетворенно улыбаясь.       — А Вида зачем приходил? — отстраняясь, спрашивает Модрич, ловя удивлённый взгляд Матео.       — Не думал, что ты его заметил, — усмехается тот. — Позвать тебя лично хотел на сегодняшнее это мероприятие.       — А, точно, — кивает Лука, вставая и оглядывая комнату в поисках полотенца. — Сейчас высушусь, и пойдём, да? Не дожидаясь ответа, он скрывается в ванной. А Матео со счастливой улыбкой растягивается на кровати. Ему удалось стать немного ближе к своему капитану, к человеку, которым он восхищается до сих пор, к которому его тянет, как магнитом. И что это, если не повод для счастья?