east is up

Сумерки накрывали горы густым и плотным покровом, влажный и теплый от подземного огня воздух не шевелился. Две небольшие фигуры осторожно спускались к реке, замирая у каждого валуна и осматриваясь. – У меня легкие слипаются, – прошептала Тейтум сквозь маску на ухо подруге. Та не ответила, высматривая что-то в сгущающейся темноте. – Ты уверена, что он в реку упал? – Вторая девушка кивнула и, махнув Тейтум рукой, чтобы следовала за ней, заскользила по сыпухе на несколько метров вниз. – Может, вернемся? – продолжала она шептать, тяжело дыша. – Скоро совсем стемнеет, мы можем не найти дорогу до лагеря. – Река здесь совсем мелкая, он точно должен быть здесь, – также шепотом отвечала ей девушка с глазами, как у хаски. – Если мы его не найдем, он замерзнет насмерть, если к тому моменту не задохнется серными испарениями. На нем нет маски, Тат. – Она продолжала сканировать взглядом ущелье, выискивая в русле реки тело. – Вон, смотри! Забыв о предосторожностях, она спустилась вниз, ловко прыгая по камням, и вошла в русло. Река в этом месте и впрямь была совсем мелкая, не доходила даже до середины голенища её тяжелых кожаных сапог. Крадучись, младший офицер пересекла ближний рукав и, опустившись в воду на колени, перевернула на спину лежащего ничком человека. Это был он, никаких сомнений. Тот, кого они знали как Клэнси. Тейтум тихо выругалась, смотря в спину старшей по званию, но, несмотря на страх, последовала за ней, чтобы помочь. – Что делать? – Помоги перевернуть. Вот так, через колено. Вода выплеснулась из тела наружу, как из бутылки, на которую неосторожно надавили. Вдвоем, девушки вытащили парня из воды и дотащили до берега. – Дышит? – Нет. – Она сняла с рук перчатки и нащупала на шее артерию. – Но пульс есть. Ну-ка, подержи. – Стой, ты что делаешь?! Сняв с себя маску, защищавшую легкие от пыли и серных испарений, Дженна запрокинула парню голову, зажала пальцами нос и, глубоко вздохнув, приникла губами к его губам, пытаясь заставить его легкие снова работать. – Дженн, если вы оба умрете, толку не будет! – Она её не слушала. – Дженна! – Заткнись, – строго осадила её подруга, продолжая попытки спасти их легендарного лидера. – Если я умру, спасая его жизнь, это будет для меня честью. Иди наверх, приведи помощь. – Она тяжело дышала, Тат нервно кусала губы, не решаясь оставить её одну. – Тейтум, это приказ! Парень закашлялся, освобождая легкие от остатков воды, Дженна подхватила его и помогла сесть. – Тейтум! – Хлое сорвалась с места и побежала обратно в лагерь, надеясь, что сможет отыскать дорогу в темноте, неумолимо сгущавшейся над ними. Клэнси трясло, он продолжал судорожно кашлять и хватать ртом отравленный серой воздух, темные глаза блуждали в пространстве, он еще не до конца пришел в себя и вряд ли понимал, где находится и что происходит. Возможно, даже не понимал, что жив. – Нет-нет, сядьте назад, – удержала его Дженна, когда, опираясь о скалы, Клэнси попробовал встать. Она усадила его, прислонив к поросшему мягким мхом камню, и повязала вокруг лица маску. – Вот так, дышите глубже. – Парень кивнул, но обратно голову уже не поднял. Дженна еще раз нащупала его пульс, чтобы убедиться, что он всего лишь потерял сознание. Дышать было тяжело. Она подняла ворот куртки и старалась реже вдыхать, но без обработанной специальным раствором маски сера все равно проникала в легкие. Изо всех сил Дженна пыталась оставаться в сознании, но реальность то и дело расплывалась у неё перед глазами. Ночь поглотила вечер, Дженна напрягала слух, пытаясь уловить шорох сыпухи, шаги, но все, что она слышала – тихое журчание реки и едва различимое дыхание спасенного ею парня. Она начинала задыхаться. – Боже, не дай нам здесь погибнуть, – мысленно взмолилась она, и, словно в ответ на её молитву, на границе сознания и беспамятства показались огни факелов. Они не могут видеть желтый Склонившийся над Дженной человек обмотал вокруг её лица влажную от раствора маску. Её подняли на руки. – Ты еще здесь? – Заставив себя открыть глаза, Дженна насилу сфокусировалась на лице несшего её человека. – Да, – выдохнула она. – Да, Джош, я еще здесь.

***

Первое – он жив. Об этом говорит боль во всем теле, особенно в ребрах. Такая, словно их старательно ломали, но не справились. Второе – он выбрался. Клэнси лежал не на каменных плитах храма Покаяния, куда бы его непременно вернули, если бы поймали. Он был в палатке, под головой, свернутая, лежала чья-то куртка, у неё был знакомый запах. Третье – его настоящее имя не Клэнси. Но вспомнить имя, данное ему матерью при рождении, сейчас оказалось труднее всего. Раз, два, три. Он тяжело поднялся и сел. Боль пронизала каждую клеточку его тела. Но дышалось легко. Невероятно легко и свободно, воздух пьянил, и Клэнси дышал глубже. Он жив, он выбрался и он не Клэнси. – Очнулся? – Он обернулся: наклонившись, в палатку засунул голову человек, чья куртка служила ему подушкой. – Сколько я был в отключке? – Смотря, с какого момента считать. – Парень присел на корточки у входа. За его спиной Клэнси мог разглядеть костры и торчащие из земли огромные масляные факелы. – Если с момента, как ты упал в реку, то часов десять. Если с момента, как тебя нашли, то всего часа четыре. Как ты? – Жив, – ответил он на автомате. – Видимо, благодаря тебе. – Частично. – Под стать ему лаконично отвечал парень, имя которого Клэнси должен был помнить. – Пойдешь наружу? Все ждут. – Чего? – Голова, не привыкшая еще к обилию кислорода, сильно тормозила. – Тебя, конечно, – усмехнулся парень. – Ты же Клэнси. Ты тот, кто вывел нас. Клэнси пытался вспомнить. «Как твое имя? Как, черт возьми, твое имя?». – Меня зовут не Клэнси, – сказал он упрямо, напряженно смотря на носки своих ботинок. – Но я не помню, как именно... – Здесь много кто своих имен не помнит. Но некоторые уже вспомнили, воздух другой, память возвращается. Я этого не помню, но я, – он постучал себя кулаком по груди, – я – Джош. Джош, да. Это имя Клэнси, почему-то, помнил. И еще одно, женское. Он его помнил, только сказать, почему-то, не мог, оно вертелось на языке. – Не думай сейчас об этом, – посоветовал ему Джош, верно, увидев, как напрягает свои мозги Клэнси, пытаясь вспомнить что-то еще. – Пойдем наружу. – Он кивнул и вылез из палатки в ночь, прихватив с собой куртку Джоша. Ночь встретила его сотней ярко-желтых, как само Солнце, огней. Завороженный этим великолепным зрелищем, Клэнси замер, оглядываясь вокруг. Лагерь раскинулся на плато на вершине хребта, все в нем дышало огнем, дышало жизнью, волей, страстью. Клэнси заулыбался. – Как это красиво, – тихо выговорил он, не рассчитывая, что кто-то услышит. – Да, очень. И все благодаря тебе. – Джош ободряюще хлопнул его по спине. – Пойдем. Все хотят с тобой познакомиться. «Все» действительно значило все. Готовить побег из города приходилось в строжайшем секрете, поэтому для большинства освободившихся Клэнси был всего лишь подписью в конце очередного письма, именем призрака, знаменем свободы, легендой. Сейчас легенда шла между палаток своих освобожденных, и каждый, кого он встречал на пути, непременно знал, что это он, кидался вперед, пожимал руку, благодарил, или бросался на шею и начинал плакать. И все, как один, повторяли: мы выбрались, мы выжили! Толпа вокруг Клэнси становилась все больше, они шли к гигантскому костру в центре всего лагеря, куда стекался народ, чтобы еще раз, достоверно убедиться, что свобода – не сон. Туда и вел его Джош. Клэнси робел. Все ждали от него чего-то, чего он не мог сейчас дать. От него ждали речи. Но что он должен был сказать? В ушах звенело: «Ты наш герой, ты вывел нас, ты спас нас!». Но это была ложь. Его спасли. А гул все нарастал. К костру сошелся весь лагерь, сперва нестройно, разрозненно, потом все громче и слаженнее они скандировали его имя, которое было совсем не его. Клэнси! Клэнси! Шум нарастал, на языке вертелось имя, но он даже не знал, чье оно: его собственное или её? Голова разрывалась от обилия кислорода и рокота толпы. Клэнси! Клэнси! Нет, хватит. Он поднял руку в останавливающем жесте, и внезапно все замерло. Клэнси вздохнул и поднял глаза к небу: Восток наверху. Да. – Восток наверху, – провозгласил он, гостеприимно разводя руками, толпа загудела. Восток наверху – сигнальный клич, символ начала побега, вверх и наружу, навстречу настоящему солнцу. – Восток наверху, – снова повторил он, движением руки успокаивая толпу. – Когда я слышу это, я становлюсь бесстрашен. Это наша тайна, друзья, наша тайна, которая нас спасла. И вот, мы здесь. И я с вами, я в этих мятежных одеждах, потому что Восток был вверху! Он вновь посмотрел в небо. Искры веселого пламени, вырываясь, растворялись в звездах. Клэнси не мог сдержать победоносной улыбки. – Они пытались заставить нас забыть, кто мы есть. И у них это получалось, но теперь, – он пригрозил пальцем, – теперь у них не получится. Почему? – Он вскочил на торчащий из земли камень и закричал, срывая голос, в ночь: – Потому что Восток наверху! – Потому что Восток наверху! – прокричала ему в ответ толпа. – Восток наверху! – Восток наверху, и мы, наконец, улетели. От огня, от Нико и Девятки. И теперь, когда Епископы соберутся вместе, они поймут. Они поймут! Они поймут, что Дема больше не контролирует нас! – Дема не контролирует нас! – вторила ему толпа, и Клэнси все больше разгорячался. Он, наконец, вспоминал, что он здесь делает, кто он. Воздух пьянил, огонь вырывался в небо, Восток был вверху, её имя. – И я говорю вам, что мы победим, хотя и не все смогут выбраться. Мы победим! Никакого страха, никакого сомнения. Восток наверху! – Восток наверху! – Горите в преисподней, вы, Нико и Девятка! Восток наверху! – Восток наверху! Восток наверху! Восток наверху!

***

Желтое пламя лизало языками нависшие над ним звезды. Он никогда раньше не видел их так близко, а сейчас, казалось, мог дотянуться рукой. Мир и готовность к бою смешались внутри него в горючую смесь – только тронь, и взорвется. Возле костра что-то пели. Неумело, неряшливо, неуклюже, неуместно для такой ночи. Клэнси хотелось уйти. Он ушел. Заложив руки в карманы, отправился в обратный путь к палатке, в которой очнулся. Уже многие спали, но кое-где теплилась жизнь, теплилась музыка этой ночи. Не только он её слышал. Клэнси остановился. Встал, как вкопанный, и не сдвинуться – она танцевала. Движения гибкого тела под музыку в его голове, языческий танец богини Рассвета, без остатка, без скидки – в зените. Восток наверху. Закрыв глаза, улыбалась и ничего вокруг не замечала, только дышала. И Клэнси дышал с ней в одно дыхание. Он должен был вспомнить. Солнце вставало за его спиной, и она, повернувшись к Востоку, открыла глаза. Он выдохнул: – Дженна. Она ответила: – Тай.