No One Loves Him. He Loves No One

      Он снова избивает Рэнди — до синяков и кровоточащих царапин, — когда вдруг осознаёт: Микс не заслуживает всего этого. Он, Билли, гораздо сильнее его, а поэтому измывается над по сути невинным человеком. Это порождает в голове Билли ещё одну логическую цепочку. Он сам тоже ни в чём не повинен, Хэнк сильнее, чем он, а следовательно, его отец причиняет боль невинному.       Его кулак зависает в воздухе и только и ждёт позволения Билли опуститься для удара. Но ничего не происходит. Билли, слишком занятый раздумьями о том, как он одновременно и прав, и ошибается, даже не двигается. Он не прав, ведь вовсе не является невинным парнем — никогда таким не был, Хэнк избивает его, потому что он напрашивается сам, заслуживает этого. Но в то же время он и прав: в один день невозможно быть хуже, чем в предыдущий, если ты был плохим всегда. Всегда причинял боль более слабым, хотя те никогда не совершали ничего дурного (исключая разве что тех, кто оскорблял его мать и Стью). Выходит, он точная копия отца. «Яблоко от яблони…» — как говорили ему люди на протяжении всей жизни.       Билли сжимает челюсти и впечатывает кулак в стенку шкафчика, отпуская Рэнди. Потом поднимается и похлопывает Стью по плечу, призывая следовать за собой, подальше отсюда.       — Чувак, ты как, в порядке? Просто обычно ты весь такой типа довольный и всё такое, после того как разберёшься с Рэнди?       — Я в норме, — бормочет Билли, хотя крайне далёк от неё.       Его пожирают гнев и тоска, ну и ещё он постепенно превращается в своего отца. Колючего, токсичного и откровенно отвратительного. Он не уверен, что именно делает его таким мерзким: тот странный факт, что он какого-то чёрта влюблён в Стью, или его привычка причинять боль другим людям. В действительности, ему наплевать на причину. Он лишь кусок дерьма и чувствует себя точно так же. Поскорее бы оказаться дома и утопиться в собственной жалости.       — Подбросишь меня домой? — спрашивает он, пока они спускаются по лестнице.       — Всё точно в порядке? — хмурится Стью.       Билли глядит ему в лицо. Стью выглядит встревоженным, даже грустным.       — Так ты подвезёшь меня или нет? — повторяет он более настойчиво, но сквозь сжатые зубы.       Стью нервно облизывает губы, и Билли не может не возненавидеть себя за то, что его взгляд упал на них.       — Ну ладно, пошли, приятель.       Бросив это, Стью уже собирался уходить, как вдруг Билли схватил его за плечо.       — Что?..       Он презирает себя, он отвратителен и мерзок и определённо не должен делать того, что сейчас делает. От этого желудок грозиться вывернуться наружу, но он всё равно делает это — целуется со своим лучшим другом посреди лестницы. Его собственные прикосновения грубы, и это контрастирует с тем, как мягко Стью целует его в ответ. Стью… он всегда так мягок и добр к нему. Это озадачивает Билли, потому что сам он не умеет проявлять заботу и не знает ничего, кроме жестокости. «Всё дело в воспитании», — думает он.       Наконец, они отстраняются друг от друга. Билли боится открывать глаза. Он чувствует подступающие слёзы, хотя плакать ему вовсе не хочется. Он не какой-то там гомик, чёрт возьми. Он медленно проводит языком по своим губам в отчаянной попытке сохранить вкус чужих. Его рука до сих пор лежит на шее Стью, и ему требуется вся его воля, чтобы убрать её.       Билли открывает глаза и мгновенно опускает взор на пол. Он не может взглянуть в глаза Стью. Никогда не мог после поцелуя с ним. Только если они не на кровати в комнате Стью и не собираются трахнуться. Блять, это звучит так по-пидорски. Билли впивается ногтями себе в ладони и чувствует, что вот сейчас по щекам побегут слёзы. Поэтому он начинает спускаться вниз по лестнице, и Стью идёт следом за ним.       Поездка проходит в тишине: у Билли нет желания разговаривать, а Стью слишком учтив, чтобы давить. Так что он лишь кладёт свою нежную руку на руку друга, давая понять, что он здесь, рядом. Однако Билли скидывает её с себя. Его костяшки ноют от боли. Его сердце изнывает от боли. В его груди так, так больно. А белки глаз раскраснелись, и подступают слёзы. Кем бы ни был высший творец, он определённо ненавидит Билли, раз сделал его не только жалким педиком, но и двойником своего отца.       — Приехали, дружище.       Билли открывает дверь и отстёгивает ремень, даже не глядя на Стью.       — Набери меня, если что-нибудь понадобится, — слышит он летящие вслед слова. Проигнорировав их, Билли заходит в дом. Он осматривается в поисках каких-либо намёков на то, что Хэнк здесь. Ключи, бумажник, пачка сигарет, карманная фляга — ничего этого нет. Билли делает глубокий вдох в попытке успокоиться, но не может сдержаться и начинает всхлипывать, словно внутри него не осталось ничего, кроме одной лишь пустоты и грусти. Внутри него нет ничего, кроме лишь пустоты и грусти.       У него идёт кровь, и он понимает, что должен подняться наверх и сделать что-то, чтобы остановить её. Но он так ничего и не делает. Всё потому что он слишком занят тем, что обнажает свою душу. Он рыдает от осознания того, насколько он гадкий и мерзкий человеческий полуфабрикат. Хэнк всё это время был прав: Билли — ничто и всегда был ничем. Сам же он смог осознать это только лишь после того, как разбил Рэнди его чёртов нос.       В его голове, подобно поломанной пластинке, повторяется вновь и вновь: «Ничтожество, ты же ранишь всех, кого любишь. Ты не способен любить, ты для этого чересчур мерзок. Слишком ужасен, чтобы иметь хоть какие-нибудь чувства. Твои эмоции никого не волнуют». И от этого невозможно избавиться. Обычно Стью был рядом с ним, пытался успокоить и помочь, уверял, что всё в порядке и обещал, что всё наладится. Но Билли оттолкнул его, как и всех остальных. Так что никто не мог знать, сколько печали в дерьмовой жизни Билли Лумиса. Дерьмовой? Он же, блять, чёртов богач, неужели это дерьмово? Он получает хорошие оценки, его мать любит его… Любит ли? Разве бы она ушла, если б любила его? Билли мотает головой. Это он оттолкнул её, вот настоящая причина её ухода. Он не оправдал её надежд, и поэтому она ушла. Возможно, она и не любила его. В конце концов, кто смог бы полюбить бесполезного, ни на что негодного, агрессивного педика? Не его отец и определённо не его мать.       Никто не любит его.       Тяжело осознавать это, но от правды не скроешься.       «Может быть, Стью любит меня», — думает Билли, цепляясь за эту мысль, как за последнюю надежду.       А если и да, то какая разница? Их обоих можно будет считать педиками. Его можно будет считать педиком. Нет. Так можно было бы сказать, будь чувства обоюдны. Но у Билли их нет. (Ещё как есть, и это разъедает его изнутри.) Он не влюблён в Стью, так что всё нормально. Стью позволительно любить его.       Но какая, впрочем, разница, ведь Билли заставляет страдать всех, включая даже тех, кто любит его. Так, если Стью окажется слишком близко, он причинит ему боль, не только физическую, но и повязанную с моральными страданиями. И Стью уйдёт.       С другой стороны одиночество не так уж и отталкивающе. Никаких мамочек, никаких папочек и никакого Стью. Билли не нравится ход собственных мыслей. Что-то внутри него разрывается, когда он думает, что может остаться без Стью. Ему дурно при мысли о том, в какого монстра он обратился, пока шёл по стопам своего отца — Хэнка. Чем же он стал после ухода матери? Ему не хватает её, он скучает по Стью, а внутри будто разверзлась огромная дыра, которую невозможно заполнить.       Никто не любит его, потому что он этого не заслуживает.       В этом и заключается правда, простая и прозрачная как слеза.       Костяшки его пальцев ноют, а глаза щиплет. Если бы он не плакал, если бы он только мог отрешиться от чувств, Хэнк бы не тронул его. Он сам виноват в том, что ему достаётся, и сам виноват в том, что стал гадко похожим на своего отца.       Он не любим никем и никого не любит (кроме разве что Стью с его золотистыми волосами, мягким взглядом и нежными прикосновениями).