Год первый

Их близость больше напоминает побоище: проломленный стол, вмятина в бетонной стене от удара бионического протеза, порванная одежда на полу, страшно смятая всего за несколько минут супружеская постель, задыхающийся Баки и жесткие, слишком торопливые движения Стива меж насильно раздвинутых ног. Прижатые к постели родные руки - нагретая теплом контакта металлическая и всё равно слишком горячая на её фоне правая, на которой уже проступили зловеще-малиновые отпечатки пальцев Стива. С ними никогда такого не случалось прежде. - Чертов Галаад. - отчаянно выдыхает Стив в приоткрытые искусанные губы самого дорогого человека, останавливаясь, замирая в сопротивляющемся теле своего возлюбленного законного мужа, которому давал клятву любить и оберегать вечно, которую только что предал, нарушил. Стив застывает в пространстве, не шевелится даже на полдюйма. Потому что Баки слишком сильно сжимается, а Стив не хочет сделать ему больше, чем слегка неприятно, причинить боль. Он и так уже причинил, победив в драке и взяв Баки силой. Осознание фатальной ошибки бьет Стива по вискам не хуже кувалды для забоя крупного рогатого скота, не хуже тяжелой руки могучего Таноса, которого они, чёрт возьми, уделали со второй попытки, положив свои жизни, совсем не для такого "шанса на лучший исход". Бьет не хуже Баки, который предпочел бы смерть работе на фашистов, только его во второй раз не спросили. За них обоих расписался Стив. Теперь у самого Стива обширное малиново-синее припухшее пятно "украшает" правую скулу. Их брак вне закона. Их священные клятвы нарушены. Трещит по швам их согласие, стремление быть одним сплавленным целым, находиться рядом двадцать четыре часа из двадцати четырех. Но даже этого слишком мало, чтобы затронуть их чувства. Они тянутся друг к другу, как электроны в атоме. Стоит убрать лишь один и получится уже совсем не то вещество. У Стива есть выбор: продолжить, проламываться силой, выбивая из Баки болезненные вскрики, или отпустить, и он выбирает очевидное. Ослабляет хватку, долгое застывшее мгновение с нежностью всматривается в полные ярости серые, как жидкая сталь, как ртутное последождевое небо, родные глаза. Когда Баки счастлив, в его глазах появляется темная синева, напоминающая море вокруг острова счастья, на котором незаметно пролетели два года. Два чудесных незабываемых года, что они впервые за почти сто лет неотрывно провели вместе. - Чертов Галаад. - убито повторяет Стив. - Бак... Ему так много хочется сказать. Сказать, что иначе поступить не мог. Сказать, что согласился стать командором только для того, чтобы обезопасить Баки. Сказать, что только потому их отпустили в роскошный черный снаружи особняк, а не приговорили Баки к чему-нибудь ужасному за сломанный нос командора Вайхема, в который совсем неслучайно врезалась левая рука Зимнего Солдата. Командор пытался убедить принципиального Джеймса Барнса в необходимости новой волны бесчеловечности. Баки, переживший семь десятилетий в плену Гидры, предпочел бы смерть. Поэтому Стив не оправдывается, у него больше ни сил, ни желания продолжать выяснение отношений. Вместо этого он склоняется и трепетно припадает губами к щеке супруга. Игнорируя боль в пострадавшей скуле и собственное почти болезненное возбуждение, нависает над Баки, покрывает мягкими теплыми поцелуями любимое лицо, которое постепенно смягчается, разморенное лаской. Баки делает несколько глубоких вдохов, прикрывает глаза и расслабляется весь, негласно позволяя продолжить, но Стив уже настроен на другой лад. Он медленно покидает измученное тело, сползает ниже, удобно устраивается меж раскинутых мускулистых ног и отсасывает Баки, как в первый раз, если бы точно знал, что он же станет и последним. - Нам нужны отдельные комнаты. - беззлобно произносит Баки, заботливо укрытый светлым пышным одеялом, когда Стив сидит на постели спиной к нему и задумчиво пялится в окно. Стив кивает. Стив сейчас согласен почти на что угодно. - Эта будет моей. Проваливай из моей спальни. - грубовато приказывает Бак. Стив подымается, устало бредет к двери, чтобы покинуть комнату мужа. Он почти закрывает дверь, когда его нагоняет вселяющая надежду фраза, сказанная совсем другим тоном: - И чтоб без завтрака завтра не заявлялся, мелкий.