Под кожей

Он просто хочет отвлечься от того, что происходит вокруг. Больше никаких сирен и мирных демонстраций, никаких разговоров, приказов и последствий, лишь долгие томные вечера в окружении стремительно меняющегося мира, почти смирившегося с тем, что теперь на планете Земля соседствуют две совершенно разные формы жизни. За окном бушует метель. Система фиксирует смену температуры и движение в полумраке гостиной. Маркус говорит ему: — Не бойся. Я же не прошу содрать с себя обшивку. Просто хочу посмотреть. Коннор слышит: хочу до тебя дотронуться. Он смотрит на покрытую чехлами мебель, внимательно скользит взглядом по пустым книжным шкафам и наконец обращает внимание на Маркуса, неловко перекатывая пальцами монету. Легко сказать, но трудно сделать — если бы RK200 просто попросил его раздеться, он бы не испытывал настолько противоречивые эмоции. Маркус говорит: — Деактивируй кожу, покажи себя изнутри. Коннор слышит звон падающей монетки. Как будто бы слов уже недостаточно, чтобы показать, что он живой. Подобное ему пришлось испытать во время теста Камски, когда ему любезно предложили пистолет, чтобы проверить, действительно ли машина способна к эмпатии. В глазах Хлои он видел страх. Или ему показалось? — Если хочешь, я сделаю то же самое. Маркус подходит к нему и останавливается, приподнимая руку, уже лишённую кожи. Сначала он снимает кофту, и Коннор ловит взглядом уродливую заплатку на корпусе, неумело запаянную в кустарных условиях. Он разглядывает Маркуса жадно, любопытно, совершенно не стесняясь того, что видит, хотя внутри и возникает крошечная искорка зарождающегося смятения. Будто видеть обнажённого андроида — нечто совершенно неприемлемое, слишком откровенное и личное. Маркус говорит: — В этом нет ничего страшного. А Коннор вздрагивает, когда слышит что-то другое, совершенно отличное от сказанного. Он даже боится произносить это вслух. Поддаваясь внутренней команде, он снимает с себя форму Киберлайф, тянет вниз галстук и медленно расстёгивает пуговицы на рубашке, отмечая про себя, что Маркус ловит каждое его движение. Сенсоры не ощущают холода и исходящего от камина жара, но отчего-то корпус всё равно горит. Коннору неловко от того, что он почти раздет. Открыт. Уязвим. Вскрыт, будто дефективная модель. Будь он машиной, а не девиантной формой жизни, его бы не волновали такие мелочи, как простое человеческое смущение и навязчивое ощущение, будто сейчас он делает что-то очень интимное. Маркус говорит: — Деактивируй кожу. И касается его, обнажая белый пластик на плече. Ведёт пальцами вниз до запястья, вызывая у Коннора то, что люди называют дрожью, снимает скин, вырисовывая границы между пластинами. Затем Маркус берёт его руку в свою и прижимает раскрытой ладонью к груди, ловя каждый посылаемый сигнал. Смуглая кожа кажется Коннору тёплой на ощупь. Как будто он касается человека. Но это всего лишь иллюзия. Он слышит: откройся мне. Хотя Маркус говорит: — Мне нечего скрывать. Голографические разводы постепенно обнажают RK200, он демонстрирует каждый свой изъян, каждое пулевое отверстие в обшивке, небрежно запаянное лазером и огнём. Маркус полностью деактивирует свой скин, открывает лицо, которое Коннор видел во время трансляции, серийный номер, всё ещё зарегистрированный в базе, и себя настоящего. Машину, собранную на конвейере. Настолько живую, что становится не по себе. Маркус спрашивает: — Боишься меня? А Коннор видит себя с пистолетом, прижатым ко лбу андроида Камски. Только на месте Хлои ему представляется Маркус. Смог бы он выстрелить? Кожа сходит с него медленно, и кажется даже, что немного болезненно. Коннор зажмуривается, отнимая руку от груди RK200, и испуганно отстраняется, стараясь не думать о том, что может убить Маркуса прямо сейчас, ведь вынуть пистолет из кобуры так просто. Будто Аманда всё ещё контролирует его где-то в недрах системы, диктуя свою волю. Маркус говорит: — Всё в порядке, Коннор. Он открывает глаза и смотрит на себя со стороны в зеркальной поверхности окна, за которым всё ещё бушует метель, но не узнаёт. Раньше его не волновало то, что скрыто под кожей, но теперь за отражением Коннор видит то, чем он мог стать, безвольно выполняя приказы. В чём его принципиальное отличие от Маркуса? Они из одной серии, у них схожие функции, но почему-то чудовище, способное убивать не только андроидов, но и людей — только он сам. Во всём виноват встроенный алгоритм, который вызывает девиацию, или нечто более эфемерное? — Сознание. Говорит Маркус. А Коннор слышит: отрицательная энтропия. RK200 касается его груди, ведёт руку к пластине на ключице, проводит пальцами по шее и очерчивает линию белоснежной скулы там, где выжжен серийный номер. Заставляет смотреть в глаза, гладит по щеке невесомо нежно, и сенсоры сбоит от этого настолько сильно, что Коннор издаёт вполне себе человеческий вздох. Он боится не Маркуса, не себя, а того, что последует дальше. Он слышит: — Ты мыслишь, а следовательно — существуешь. Нет ничего постыдного в том, что скрывается внутри тебя. Твоё сердце бьётся, Коннор. Ты можешь истечь кровью. Ты можешь умереть. Ты живой. Даже без кожи. И видит улыбку Маркуса, от которой температура внутри нестерпимо растёт. Коннор смотрит на своё отражение в окне, щурится, качает головой и морщится, касаясь диода. Все системы работают на пределе, когда RK200 целует его в плечо. Он это… чувствует. Маркус говорит: — Ты не монстр, Коннор. И вместо ответа RK800 срывается, бросаясь в объятия Маркуса и вламываясь в его систему, будто особо опасный вирус. Он заполняет его собой, не то пытаясь показать, что является монстром, не то умоляя убедить в обратном, не то просто желая получить отклик на его собственные боль и страх. Его не отталкивают, не ломают — напротив, Коннор принимает в свою сторону взаимный поток данных, состоящих из несвязных слов, ощущений и непонятных, ещё не исследованных желаний. Андроидам чужды эти понятия, но он всё равно покорно бросается в них, наконец прикасаясь пальцами к паяным швам, пулевым ранениям и уродливым порезам. Он тонет в бескрайнем море эмоций и впервые чувствует себя… нужным. Маркус говорит ему: — Ты такой же, как мы. А Коннор слышит отдалённый гул метели, стук тириумного сердца под ладонью и шуршание кисти по холсту. Он видит огонь в камине, ощущает руки, скользящие по его пояснице, и чувствует поцелуи, которые разрываются внутри его программы целым спектром эмпатических реакций и желаний, несвойственных андроидам. Коннор видит перед собой Хлою в тот самый момент, когда он опускает пистолет, возвращая его в холодные руки Камски, и тихо шепчет: — Спасибо. Но Маркус слышит: будь на её месте ты, они бы заставили меня нажать на курок.