City made by God

      Сцена концертного зала потонула в голубоватом свете прожекторов. В углу сцены стоит черный лакированный рояль. По всему залу разносится музыка, вероятно, только что сочиненная самим музыкантом. В зале повисла тишина. На лицах людей, стоящих вблизи сцены, можно заметить едва скрываемое восхищение. Он не играет, нет, он ласкает клавиши инструмента аккуратными и нежными руками. Энди сглотнул. Белоснежные манжеты рубашки светятся, словно снег. Шелковые волосы раскиданы по плечам. А он играет, не играет, занимается любовью.       Энди давно понял, что, даже, за его высокомерие и чрезмерную рафинированность, Андре нельзя не восхищаться. Однако врожденная гордость брала верх и эти мысли так и оставались, всего лишь, мыслями. В этом бразильце сочетается страсть, интеллигентность, сдержанность, самобытность и энергичность, - такие несовместимые вещи, что Дерис до сих пор не перестает удивляться.       Андре знал, что блондин здесь. А еще знал, Как он сам выглядит сейчас и Что о нем думают. Выражение его капризных губ, на которых навеки застыла печать брезгливости и порока, тронула едва заметная тень улыбки. Он откинул прядь блестящих шелковых волос, ниспадавшую на воротник белоснежной рубашки.       После концерта Энди ждал его в баре, угнездившись в самом углу и помешивая соломинкой цветастый коктейль, приготовленный улыбчивым парнем за стойкой. Тусклый свет освещал его спокойное лицо. Из полумрака показалась знакомая миниатюрная фигура. Глаза немца тут же блеснули, а лицо, бывшее абсолютно безразличным мгновение назад, оживилось. Маленькая, аккуратная ладонь легла поверх руки Энди. - Идем, - промурлыкал бразилец.       И ему ничего не оставалось, как подчинившись, следовать за ним. В конце концов, он же не за выступлением какой-то там бразильской группы сюда приехал.       Солнце огромным оранжевым шаром медленно заходило за горизонт и тонуло в раскаленном мареве. Улицы и пляжи опустели. Вдалеке, на вершине горы, каменная фигура Иисуса, словно защищая город, заключала его в свои объятья. - Мы пришли, - прошептал Андре.       Их взору открылся дикий пляж, даже не пляж, лагуна, с зарослями тропической растительности с одной стороны и скалами с другой. Было в этом месте что-то успокаивающее, и, в то же время, тревожное. Округлые вершины гор выступали то тут, то там на многие километры от берега, создавая ощущения полной уединенности и отделяя эту небольшую лагуну от шумных пляжей Рио. Солнце почти зашло за горизонт. Легкий бриз донес до них крики чаек, заглушаемые шумом волн.       Энди не ответил. Он вдохнул полной грудью соленый запах бриза, разносившийся по разогретому дневными лучами солнца побережью, смешанный с терпким ароматом экзотических цветов лилеи. Воздух пьянил. Окружение дарило ощущение таинственности, словно, вот-вот перед ним откроются все тайны мироздания. Матос медленно подошел к нему. Он казался темным силуэтом на фоне оранжевого шара солнца. Такой чужой и такой родной здесь - на фоне скал и песчаного берега. Дерис обхватил его лицо ладонями и жадно впился губами в поцелуе, таком же терпком, как океанский бриз. Ладони скользнули к вороту шелковой рубашки. Дрожащие пальцы путаются в украшениях и темных волосах. Кажется, Андре не собирается отвечать, а лишь подчиняется действиям блондина. Как тяжело думать в такие моменты. Невозможно. Но какой-то внутренний разум подсказывает отойти подальше от накатывающих на берег волн. Избавившись от мешавшей им обоим одежды, они вновь сливаются в поцелуе, однако бразилец первым разрывает эту связь, отходя назад. Далеко уйти ему не позволили. Энди резко развернул его и Андре, словно гибкая кошка, мгновенно прижался спиной к груди немца. Дерис перекинул непослушные, рассыпающиеся в руках волосы на одну сторону и прикоснулся губами к солоноватой смуглой коже плеч, вырвав едва уловимый удивленный вздох. Светлая ладонь скользнула по лопаткам вниз, к пояснице, ниже. Андре застонал. Энди, едва сдерживаясь, взял его за руку, притягивая вниз на разгоряченный песок.       На небе, оранжевом с одной стороны и уже пурпурном с другой, появились первые звезды. Такие родные и такие чужие здесь - в южном полушарии. Вдалеке по водной глади скользили одинокие парусные лодки. Андре вошел одним резким движением, быстро наращивая темп. Пусть сегодня будет все, как он захочет. Черт возьми! Пусть всегда все будет так, как он захочет. Если взглянуть в бездну раскосых глаз, уже подернутых пеленой, можно увидеть насколько велико желание. Мир перестает существовать.       Мир, казавшийся таким чужим для Энди, нежно шепчет, а шепот, отражаясь в волнах, проходит сквозь песок и устремляется вверх к звездам. Этот мир с ослепительным блеском океана, с терпким ароматом цветов лилеи и соленого бриза больше не чужой. Солнце зашло, и далекая статуя приняла в свои объятья этот новый удивительный мир.